Сен-При, Эммануил Францевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эммануил Францевич Сен-При
фр. Guillaume Emmanuel Guignard,
vicomte de Saint-Priest

Портрет Э.Ф. Сен-При
мастерской[1] Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Дата рождения

29 апреля 1776(1776-04-29)

Место рождения

Константинополь

Дата смерти

17 марта 1814(1814-03-17) (37 лет)

Место смерти

Реймс, Франция

Принадлежность

Франция Россия Россия

Годы службы

17931814

Звание

генерал-лейтенант
генерал-адъютант

Командовал

Егерский лейб-гвардии полк
8-й пехотный корпус

Сражения/войны

Русско-турецкая война 1806—1812,
Наполеоновские войны:

Бой под Реймсом (1814)
Награды и премии
Связи

отец - Сен-При, Франсуа Эммануил

Граф Эммануил Францевич Сен-При (виконт Гийом Эммануэль Гиньяр де Сен-При; Guillaume Emmanuel Guignard de Saint-Priest) — французский дворянин-эмигрант, российский генерал-лейтенант, генерал-адъютант.



Биография

Из французских дворян, сын графа Франсуа Эммануэля Гинара де Сен-При. Его отец, крупный деятель «старого режима», служивший в период царствования Людовика XVI послом при многих иностранных дворах, эмигрировал из Франции вместе с сыном в 1791 году после Великой Французской революции. Лишённые всего своего имущества, они нашли пристанище в Российской империи, где Екатерина II назначила Эммануэлю Гинару ежегодную пенсию размером в 6 тысяч рублей и несколько раз давала ему важные дипломатические поручения.

Начальное образование и воспитание Сен-Пре получил дома, сначала в Константинополе, где служил тогда его отец, а затем в Париже. После окончания Гейдельбергского университета, где он учился в 1790—1792 годах, поступил на службу в корпус принца Конде, а спустя год, будучи убеждённым сторонником монархии, желавшим любым способом бороться с якобинцами, перешёл на русскую службу, получил звание поручика и был 3 февраля 1793 года определён в Артиллерийский и Инженерный шляхетский кадетский корпус. 15 декабря 1795 года его перевели в лейб-гвардии Семёновский полк. Отец в это время находился с ним, оба они первоначально пользовались расположением императора Павла I.

14 августа 1799 года Сен-При, однако, был отправлен в отставку, имея к тому времени звание капитана, вновь вступив в корпус Конде, став в нём адъютантом герцога Ангулемского, а его отец покинул Россию. 31 мая 1801 года вновь заступил на службу в тот же полк, получив звание полковника. 20 февраля 1805 года был переведён в лейб-гвардии Егерский батальон на должность его командира, который в скором времени был преобразован в полк. Участвовал в сражении под Аустерлицем, проявив храбрость при защите Блазовица, в котором командовал отрядом егерей и потерял убитого под ним боевого коня. За отличие в этом сражении получил 24 февраля 1806 года орден Св. Георгия 4-го класса

В воздаяние отличного мужества и храбрости, оказанных в сражении 20 ноября при Аустерлице против французских войск.

12 июня 1806 года возглавил лейб-гвардии Егерский полк. В 1806—1807 годах участвовал в Войне четвёртой коалиции, в битве при Ломиттене, где командовал 1-м батальоном лейб-гвардии Егерского полка, получил тяжёлое ранение картечью в правую ногу и затем некоторое время лечился сначала в Риге, затем в Митаве. За сражение при Ломиттене получил орден св. Владимира 3-й степени, 19 ноября 1809 года стал шефом 6-го егерского полка Дунайской армии.

За участие в Русско-турецкой войне 1806-12 получил 23 ноября 1810 года орден св. Георгия 3-го класса.

В воздаяние подвигов отличного мужества и храбрости, оказанных в сражении против турецких войск 23-го июля при Шумле.

После сражения при Шумле ему доверили командование сводным отрядом из Малороссийского гренадёрского, Нарвского и Козловского мушкетерских, 6 Егерского, Стародубовского и Лифляндского драгунских полков и роты конной артиллерии. С этими силами он 26 августа участвовал в сражении при Батине. 14 июня 1810 года был повышен в звании до генерал-майора за взятие Базарджика 22 мая, где он командовал 3-й колонной русской армии и проявил храбрость при штурме турецких батарей. С 29 августа по 1 сентября 1810 года успешно руководил штурмом османской крепости Систово, захватив множество трофеев. Во время сражения при Ловче под его командованием находился отряд из сил Московского гренадёрского, Выборгского, Старооскольского и Олонецкого мушкетерских, 10-го, 37-го и 38-го егерских и четырёх казачьих полков, а также 26 орудий. После успеха в этом сражении занял Сельви и остановился лишь по приказу командующего графа Каменского. Был назначен командиром 22-й пехотной дивизии. 14 сентября того же года ему было присвоено звание генерал-адъютанта. Принимал участие в составлении Учреждения для управления Большой действующей армии.

В 1812 году, когда началась Отечественная война, Сен-При был назначен на должность начальника Главного Штаба 2-й Западной армии. Во время Тарутинского сражения находился в летучем отряде Кутузова, позже служил под началом Витгенштейна. Принимал участие в сражениях под Миром и Кореличами на территории нынешней Белоруссии, а также под Салтановкой и Смоленском. Во время Бородинского сражения получил тяжёлую контузию и вернулся на фронт в корпус Витгенштейна только к концу войны. В Вильне по приказу императора занимался делами пленных и учреждением для них госпиталей. 21 октября 1812 года получил звание генерал-лейтенанта.

Во время Заграничного похода русской армии в 18131814 годах сражался, будучи начальником авангарда корпуса Милорадовича, в большинстве крупных битв: блокаде Глогау (совместно с генералом бароном Корфом), в боях при Люцене, Бауцене и Рейхенбахе. В августе 1813 года возглавил 8-й Пехотный корпус, впоследствии отличился при Лебау и Бишофсверде и так называемой Битве народов под Лейпцигом. В 1814 году проявил храбрость в сражениях при Кобленце и Майнце. В марте 1814 года его корпусу, в который входили две русских пехотных дивизии и одна прусская, было приказано выступить к Сен-Дизье, чтобы обеспечить возможность связи между войсками в Богемии, находившимися под командованием Шварценберга, и в Силезии, которыми командовал Блюхер.

Сен-При, однако, решил воспользоваться возможностью лёгкого захвата города Реймса, что им и было осуществлено, однако уже спустя сутки, узнав о выдвижении войск Наполеона на Суассонскую дорогу, выступил им навстречу. Во время этого боя получил тяжёлое ранение ядром в плечо или ногу и был спасён солдатами Рязанского полка. Попавшего в плен, его вброд его переправили через реку Вел и отправили сначала в Бери-о-Бак, а затем в Лаон. Данные об обстоятельствах его ранения разнятся: в одних источниках указано, что медики были вынуждены ампутировать ему раненую ногу[2], в других — что часть кости правого плеча, причём большая часть его грудной клетки была также раздроблена от попадания ядра[3]. Несмотря на усилия врачей, его организм не смог справиться с начавшимся заражением, и спустя 16 дней он скончался от раны.

8 мая 1814 года был посмертно награждён орденом Св. Георгия 2-го класса № 72

За отличие в сражении при Реймсе 1-го марта 1814 года.

Был погребён в городском соборе Лана, где его останки покоятся до сих пор. На могиле установлен надгробный памятник с надписью.

К.Н. Батюшков
Надпись к портрету графа
[Эммануила] Сен-При

От родины его отторгнула судьбина;
Но Лилиям отцов он всюду верен был:
И в нашем стане воскресил
Баярда древний дух и доблесть Дюгесклина.

Награды

Корректура Кобленцской надписи

В бытность свою комендантом города Кобленца, Сен-При приказал выгравировать надпись на фонтане, установленном в честь похода Наполеона против России[4][5][6].

Первоначальная надпись на камне: «Год 1812 / В память похода против русских / Префект Жюль Дозан» (фр. An MDCCCXII / Mémorable par la campagne contre les Russes / Sous le préfectura de Jules Doazan). Оставив изначальную надпись на базальтовых блоках фонтана, Сен-При дополнил её: «Прочитано и одобрено русским / комендантом Кобленца / 1 января 1814» (фр. Vu et approuvé par nous commandant / russe de la ville de Coblentz / le 1er janvier 1814).

Напишите отзыв о статье "Сен-При, Эммануил Францевич"

Примечания

  1. Государственный Эрмитаж. Западноевропейская живопись. Каталог / под ред. В. Ф. Левинсона-Лессинга; ред. А. Е. Кроль, К. М. Семенова. — 2-е издание, переработанное и дополненное. — Л.: Искусство, 1981. — Т. 2. — С. 260, кат.№ 7869. — 360 с.
  2. [books.google.com/books?id=-vyH3VO4CmYC&pg=PA284&dq=Battle+of+Ch%C3%A2teau-Thierry#PPA346,M1 Из письма Наполеона брату Жозефу Бонапарту от 14 марта 1814 из Реймса]
  3. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/111458/%D0%A1%D0%B5%D0%BD Статья в РБС.]
  4. [wikimapia.org/#lang=ru&lat=50.362506&lon=7.603971&z=18&m=b&show=/13942495/ru/Фонтан-заложенный-в-честь-будущей-победы-Наполеона-против-России&search=кобленц Фонтан, заложенный в честь будущей победы Наполеона против России]. wikimapia.org/.
  5. [de.wikipedia.org/wiki/Jean_Marie_Thérèse_Doazan Jean Marie Thérèse Doazan] (нем.). wikipedia.org.
  6. [www.cult-turist.ru/country-topics/2492/?q=524&it=2492&tdp=fshk Кобленц].

Ссылки

  • [www.museum.ru/1812/Persons/slovar/sl_s15.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 551-552.

Отрывок, характеризующий Сен-При, Эммануил Францевич

– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.