Сепфорис

Национальный парк
Ципори ивр. ‏ציפורי‏‎
Римский амфитеатр Сепфориса
Страна	Израиль
Округ	Северный
Первое упоминание	100 г. до н. э.
Статус	охраняется государством
Сайт	[www.parks.org.il/ParksAndReserves/zippori/Pages/default.aspx Официальный сайт]

Сепфорис (др.-греч. Σέπφωρις), Ципори (ивр. ‏צִפּוֹרִי‏‎), Диоцезарея, Диокесарея (лат. Diocaesaraea, др.-греч. Διοκαισάρεια, Саффурия (صفورية‎), Ла-Сефори (старофр. La Sephorie, Le Saforie) времён крестоносцев — историческая столица Галилеи, расположенная в 6 км к северо-западу от Назарета. В настоящее время — археологический памятник и национальный парк в Израиле.

История

Происхождение названия «Ципори/Сепфорис» доподлинно не установлено, хотя существует талмудическое объяснение, основанное на созвучии, согласно которому город назывался так, поскольку «сидел на вершине, как птица» (ивр. ‏צפור‏‎ — ципор). Сепфорис впервые упомянут как административный центр Галилеи в период царствования Александра Янная (100 год до н. э.). Эту же роль город выполнял при римском проконсуле Габинии. Во времена царя Ирода центр одной из тетрархий. В 4 году до н. э. город оказался в центре восстания Иуды Галилеянина и был разрушен карательной экспедицией Квинтилия Вара. Затем был отстроен и превращен (до основания Тверии) в резиденцию Ирода Антипы, который обнёс Сепфорис, называемый Иосифом Флавием «красивейшим городом всей галилейской страны», крепостной стеной.

Во время Первой Иудейской войны Сепфорис не присоединился к восстанию, открыв ворота легионам Веспасиана, и в итоге не пострадал. На чеканившихся в это время монетах Сепфорис называется Эйренополисом — «городом мира». При императоре Адриане город был переименован в Диокесарию, а еврейские власти города были заменены администраторами-неевреями, однако ввиду преобладания еврейского населения через несколько десятилетий был восстановлен еврейский городской совет. В начале III века, в период, когда Иехуда ха-Наси возглавлял Великий Синедрион, Сепфорис стал местом пребывания этого органа и центром еврейской духовной жизни. Нееврейское население Сепфориса в это время было языческим и эллинизированным, на что указывают богатые мозаики, сохранившиеся в вилле II века и изображающие Диониса и Афродиту («Галилейская Мона Лиза»).

В ходе восстания против императора Констанция Галла в 351—352 годах в Сепфорисе располагалась штаб-квартира руководителя восстания, за что жители города после подавления мятежа были наказаны, но город, по-видимому, уцелел, однако в 363 году был разрушен землетрясением. Отстроенный Сепфорис ещё несколько веков сохранял под византийским владычеством функцию еврейского духовного центра и окончательно утратил это значение лишь после арабского завоевания в VII веке. В византийский период, помимо еврейского, росло христианское население города, строились многочисленные церкви, а христиане принимали участие в городском самоуправлении. На определённом этапе город был центром епархии.

Письмо, найденное в Каирской генизе, свидетельствует о том, что и под арабской властью еврейская община в этих местах существовала как минимум до X века. В эпоху крестоносцев здесь располагался гарнизон. На господствующей над городом высоте были построены укрепление, сохранившееся по сей день, и церковь, посвящённая святым Анне и Иоакиму — родителям девы Марии. В XVIII веке галилейский шейх Захир аль-Омар (Дагир) восстановил укрепления, вновь заселил город и сделал его центром своих владений, однако впоследствии Саффурия, как теперь назывался населённый пункт, превратилась в большую деревню, жители которой обрабатывали около 530 гектаров сельскохозяйственных земель, из которых более половины занимали оливковые рощи. В 1948 году в ходе арабо-израильской войны Саффурия была захвачена еврейскими силами. Жители деревни, население которой составляло 4000 человек, были в январе 1949 года изгнаны или расселены в соседних населённых пунктах, а место расположения деревни засажено соснами. В феврале 1949 года к юго-востоку от Саффурии был основан израильский мошав Ципори.

Археологические раскопки и национальный парк Ципори

Мозаики Ципори

Афродита с римской виллы ("Галилейская Мона Лиза")

"Нилометр" из "Дома Нила"

Сектор месяца Тевет в зодиакальной мозаике синагоги Ципори

C 1931 года на территории Сепфориса ведутся археологические раскопки. В этот период раскопки возглавлял Лерой Уотермен из Мичиганского университета. После создания Государства Израиль в 1975 году экспедицией Тель-Авивского университета были проведены раскопки городского водовода; раскопки были возобновлены в 1985 году под руководством профессора Эхуда Нецера и Зеэва Вайса из Еврейского университета в Иерусалиме, а также Эрика и Кэрол Мейерс из университета Дьюка (Северная Каролина). В 1992 году Ципори и окрестностям общей площадью 16 км² был придан статус национального парка.

На западной стороне холма Ципори, где в римские и византийские времена располагался акрополь, археологами раскрыт жилой квартал, постройки которого датируются эллинистическим периодом (конец II — начало I века до н. э.). Одно- и двухэтажные здания стоят по обе стороны узкой мощёной улицы. Жилые дома характеризуются наличием выдолбленных в камне и оштукатуренных микв, что свидетельствует о том, что квартал заселяли иудеи. Также на западной стороне холма раскопана богатая римская вилла III века н. э. Многие комнаты двухэтажного здания, построенного вокруг внутреннего двора-атрия, крытые портики которого опираются на колонны, украшают мозаики. Наиболее известны напольные мозаики триклиния, иллюстрирующие мифы о Дионисе и Афродите, а также языческие обряды, посвящённые Дионису.

На северной стороне холма раскопан театр римского периода. Расположенные полукругом зрительные ряды, рассчитанные на 4500 человек, частично вырублены прямо в скале, а ближе к краям опираются на каменный фундамент и арки. Театр, диаметр которого составляет 74 метра, был серьёзно разрушен уже в античности.

В нижнем городе к востоку от акрополя также раскрыты значительные площади. Археологи обнаружили хорошо спланированную сеть улиц и инсул, заселённых впервые во II веке. Две мощёных центральных улицы (кардо и декуманус) обрамлены крытыми тротуарами, вдоль которых расположены ряды лавок. В византийский период тротуары были выложены геометрическими мозаичными узорами. Крупнейшим и наиболее богатым из обнаруженных домов является относящийся к V веку «Дом Нила» размерами 50 на 30 метров. Полы около 20 комнат в этом здании выложены красочными мозаиками, самая красивая и наиболее хорошо сохранившаяся из которых изображает сцены празднеств в рамках культа Нила, в которых прослеживается влияние александрийской культуры. Также в нижнем городе раскопана синагога VI века. Удлинённое здание синагоги (16 на 6,5 м) разделено колоннадой на главный зал и боковой неф. В центре мозаичного пола изображен зодиакальный круг, в котором помимо названий знаков есть названия месяцев еврейского календаря, в центре круга Гелиос в виде солнечного диска, управляющий колесницей. На полу также изображены библейские сцены (в том числе Авраам с ангелами и жертвоприношение Исаака) и атрибуты богослужения в Иерусалимском Храме.

Помимо этого, археологами ракопана система водоснабжения, по которой в город поставлялась вода из окрестностей Назарета. Система включает большую цистерну для хранения воды длиной 250 метров и объёмом 5000 м³.

Археологические работы в Ципори продолжаются. Часть объектов, где раскопки и реставрационные работы уже завершены, открыта для посетителей. Национальный парк работает круглогодично с 8:00 до 17:00 (зимой до 16:00), продолжительность экскурсий от 1 до 4 часов.

Интересные факты

Несмотря на то, что Сепфорис располагался всего в 6 км от Назарета — родного города Иисуса Христа — он нигде не упомянут в Библии. Предполагается, что плотник Иосиф и его пасынок Иисус должны были многократно отправляться в этот город на заработки, принимать участие в сооружении крестов для казнимых мятежников и последующем восстановлении города.

Литература

• [www.parks.org.il/ParksAndReserves/zippori/Documents/zipori_heb.pdf Национальный парк Ципори] = גן לאומי ציפורי / д-р Цвика Цук (ред.). — Изд-во Управления природы и парков Израиля.
• Юрий Полторак. Назарет и окрестности. Кафр-Кана, гора Фавор, Наин, Циппори. — Издательство Евгения Озерова, 2013. — 272 с. — ISBN 9789659215607.

Ссылки

• [www.eleven.co.il/article/14626 Циппори] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
• [www.mfa.gov.il/mfa/history/early+history+-+archaeology/archaeological+sites+in+israel+-+zippori.htm Ципори] на сайте министерства иностранных дел Израиля  (англ.)
• [www.parks.org.il/ParksAndReserves/zippori/Pages/default.aspx Национальный парк Ципори] на сайте Управления природы и парков Израиля  (иврит)

Отрывок, характеризующий Сепфорис

– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.


Когда княжна Марья взошла в комнату, князь Василий с сыном уже были в гостиной, разговаривая с маленькой княгиней и m lle Bourienne. Когда она вошла своей тяжелой походкой, ступая на пятки, мужчины и m lle Bourienne приподнялись, и маленькая княгиня, указывая на нее мужчинам, сказала: Voila Marie! [Вот Мари!] Княжна Марья видела всех и подробно видела. Она видела лицо князя Василья, на мгновенье серьезно остановившееся при виде княжны и тотчас же улыбнувшееся, и лицо маленькой княгини, читавшей с любопытством на лицах гостей впечатление, которое произведет на них Marie. Она видела и m lle Bourienne с ее лентой и красивым лицом и оживленным, как никогда, взглядом, устремленным на него; но она не могла видеть его, она видела только что то большое, яркое и прекрасное, подвинувшееся к ней, когда она вошла в комнату. Сначала к ней подошел князь Василий, и она поцеловала плешивую голову, наклонившуюся над ее рукою, и отвечала на его слова, что она, напротив, очень хорошо помнит его. Потом к ней подошел Анатоль. Она всё еще не видала его. Она только почувствовала нежную руку, твердо взявшую ее, и чуть дотронулась до белого лба, над которым были припомажены прекрасные русые волосы. Когда она взглянула на него, красота его поразила ее. Анатопь, заложив большой палец правой руки за застегнутую пуговицу мундира, с выгнутой вперед грудью, а назад – спиною, покачивая одной отставленной ногой и слегка склонив голову, молча, весело глядел на княжну, видимо совершенно о ней не думая. Анатоль был не находчив, не быстр и не красноречив в разговорах, но у него зато была драгоценная для света способность спокойствия и ничем не изменяемая уверенность. Замолчи при первом знакомстве несамоуверенный человек и выкажи сознание неприличности этого молчания и желание найти что нибудь, и будет нехорошо; но Анатоль молчал, покачивал ногой, весело наблюдая прическу княжны. Видно было, что он так спокойно мог молчать очень долго. «Ежели кому неловко это молчание, так разговаривайте, а мне не хочется», как будто говорил его вид. Кроме того в обращении с женщинами у Анатоля была та манера, которая более всего внушает в женщинах любопытство, страх и даже любовь, – манера презрительного сознания своего превосходства. Как будто он говорил им своим видом: «Знаю вас, знаю, да что с вами возиться? А уж вы бы рады!» Может быть, что он этого не думал, встречаясь с женщинами (и даже вероятно, что нет, потому что он вообще мало думал), но такой у него был вид и такая манера. Княжна почувствовала это и, как будто желая ему показать, что она и не смеет думать об том, чтобы занять его, обратилась к старому князю. Разговор шел общий и оживленный, благодаря голоску и губке с усиками, поднимавшейся над белыми зубами маленькой княгини. Она встретила князя Василья с тем приемом шуточки, который часто употребляется болтливо веселыми людьми и который состоит в том, что между человеком, с которым так обращаются, и собой предполагают какие то давно установившиеся шуточки и веселые, отчасти не всем известные, забавные воспоминания, тогда как никаких таких воспоминаний нет, как их и не было между маленькой княгиней и князем Васильем. Князь Василий охотно поддался этому тону; маленькая княгиня вовлекла в это воспоминание никогда не бывших смешных происшествий и Анатоля, которого она почти не знала. M lle Bourienne тоже разделяла эти общие воспоминания, и даже княжна Марья с удовольствием почувствовала и себя втянутою в это веселое воспоминание.
– Вот, по крайней мере, мы вами теперь вполне воспользуемся, милый князь, – говорила маленькая княгиня, разумеется по французски, князю Василью, – это не так, как на наших вечерах у Annette, где вы всегда убежите; помните cette chere Annette? [милую Аннет?]
– А, да вы мне не подите говорить про политику, как Annette!
– А наш чайный столик?
– О, да!
– Отчего вы никогда не бывали у Annette? – спросила маленькая княгиня у Анатоля. – А я знаю, знаю, – сказала она, подмигнув, – ваш брат Ипполит мне рассказывал про ваши дела. – О! – Она погрозила ему пальчиком. – Еще в Париже ваши проказы знаю!
– А он, Ипполит, тебе не говорил? – сказал князь Василий (обращаясь к сыну и схватив за руку княгиню, как будто она хотела убежать, а он едва успел удержать ее), – а он тебе не говорил, как он сам, Ипполит, иссыхал по милой княгине и как она le mettait a la porte? [выгнала его из дома?]
– Oh! C'est la perle des femmes, princesse! [Ах! это перл женщин, княжна!] – обратился он к княжне.
С своей стороны m lle Bourienne не упустила случая при слове Париж вступить тоже в общий разговор воспоминаний. Она позволила себе спросить, давно ли Анатоль оставил Париж, и как понравился ему этот город. Анатоль весьма охотно отвечал француженке и, улыбаясь, глядя на нее, разговаривал с нею про ее отечество. Увидав хорошенькую Bourienne, Анатоль решил, что и здесь, в Лысых Горах, будет нескучно. «Очень недурна! – думал он, оглядывая ее, – очень недурна эта demoiselle de compagn. [компаньонка.] Надеюсь, что она возьмет ее с собой, когда выйдет за меня, – подумал он, – la petite est gentille». [малютка – мила.]
Старый князь неторопливо одевался в кабинете, хмурясь и обдумывая то, что ему делать. Приезд этих гостей сердил его. «Что мне князь Василий и его сынок? Князь Василий хвастунишка, пустой, ну и сын хорош должен быть», ворчал он про себя. Его сердило то, что приезд этих гостей поднимал в его душе нерешенный, постоянно заглушаемый вопрос, – вопрос, насчет которого старый князь всегда сам себя обманывал. Вопрос состоял в том, решится ли он когда либо расстаться с княжной Марьей и отдать ее мужу. Князь никогда прямо не решался задавать себе этот вопрос, зная вперед, что он ответил бы по справедливости, а справедливость противоречила больше чем чувству, а всей возможности его жизни. Жизнь без княжны Марьи князю Николаю Андреевичу, несмотря на то, что он, казалось, мало дорожил ею, была немыслима. «И к чему ей выходить замуж? – думал он, – наверно, быть несчастной. Вон Лиза за Андреем (лучше мужа теперь, кажется, трудно найти), а разве она довольна своей судьбой? И кто ее возьмет из любви? Дурна, неловка. Возьмут за связи, за богатство. И разве не живут в девках? Еще счастливее!» Так думал, одеваясь, князь Николай Андреевич, а вместе с тем всё откладываемый вопрос требовал немедленного решения. Князь Василий привез своего сына, очевидно, с намерением сделать предложение и, вероятно, нынче или завтра потребует прямого ответа. Имя, положение в свете приличное. «Что ж, я не прочь, – говорил сам себе князь, – но пусть он будет стоить ее. Вот это то мы и посмотрим».
– Это то мы и посмотрим, – проговорил он вслух. – Это то мы и посмотрим.
И он, как всегда, бодрыми шагами вошел в гостиную, быстро окинул глазами всех, заметил и перемену платья маленькой княгини, и ленточку Bourienne, и уродливую прическу княжны Марьи, и улыбки Bourienne и Анатоля, и одиночество своей княжны в общем разговоре. «Убралась, как дура! – подумал он, злобно взглянув на дочь. – Стыда нет: а он ее и знать не хочет!»
Он подошел к князю Василью.
– Ну, здравствуй, здравствуй; рад видеть.
– Для мила дружка семь верст не околица, – заговорил князь Василий, как всегда, быстро, самоуверенно и фамильярно. – Вот мой второй, прошу любить и жаловать.
Князь Николай Андреевич оглядел Анатоля. – Молодец, молодец! – сказал он, – ну, поди поцелуй, – и он подставил ему щеку.
Анатоль поцеловал старика и любопытно и совершенно спокойно смотрел на него, ожидая, скоро ли произойдет от него обещанное отцом чудацкое.
Князь Николай Андреевич сел на свое обычное место в угол дивана, подвинул к себе кресло для князя Василья, указал на него и стал расспрашивать о политических делах и новостях. Он слушал как будто со вниманием рассказ князя Василья, но беспрестанно взглядывал на княжну Марью.
– Так уж из Потсдама пишут? – повторил он последние слова князя Василья и вдруг, встав, подошел к дочери.
– Это ты для гостей так убралась, а? – сказал он. – Хороша, очень хороша. Ты при гостях причесана по новому, а я при гостях тебе говорю, что вперед не смей ты переодеваться без моего спроса.
– Это я, mon pиre, [батюшка,] виновата, – краснея, заступилась маленькая княгиня.
– Вам полная воля с, – сказал князь Николай Андреевич, расшаркиваясь перед невесткой, – а ей уродовать себя нечего – и так дурна.
И он опять сел на место, не обращая более внимания на до слез доведенную дочь.
– Напротив, эта прическа очень идет княжне, – сказал князь Василий.
– Ну, батюшка, молодой князь, как его зовут? – сказал князь Николай Андреевич, обращаясь к Анатолию, – поди сюда, поговорим, познакомимся.
«Вот когда начинается потеха», подумал Анатоль и с улыбкой подсел к старому князю.
– Ну, вот что: вы, мой милый, говорят, за границей воспитывались. Не так, как нас с твоим отцом дьячок грамоте учил. Скажите мне, мой милый, вы теперь служите в конной гвардии? – спросил старик, близко и пристально глядя на Анатоля.
– Нет, я перешел в армию, – отвечал Анатоль, едва удерживаясь от смеха.
– А! хорошее дело. Что ж, хотите, мой милый, послужить царю и отечеству? Время военное. Такому молодцу служить надо, служить надо. Что ж, во фронте?
– Нет, князь. Полк наш выступил. А я числюсь. При чем я числюсь, папа? – обратился Анатоль со смехом к отцу.
– Славно служит, славно. При чем я числюсь! Ха ха ха! – засмеялся князь Николай Андреевич.
И Анатоль засмеялся еще громче. Вдруг князь Николай Андреевич нахмурился.
– Ну, ступай, – сказал он Анатолю.
Анатоль с улыбкой подошел опять к дамам.
– Ведь ты их там за границей воспитывал, князь Василий? А? – обратился старый князь к князю Василью.
– Я делал, что мог; и я вам скажу, что тамошнее воспитание гораздо лучше нашего.
– Да, нынче всё другое, всё по новому. Молодец малый! молодец! Ну, пойдем ко мне.
Он взял князя Василья под руку и повел в кабинет.