Серафим Вырицкий

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Серафим и фамилией Муравьёв.

Серафим Вырицкий
Имя в миру	Василий Николаевич Муравьёв
Рождение	31 марта (13 апреля) 1866(1866-04-13) д. Вахромеево, Арефинская волость, Рыбинский уезд, Ярославская губерния, Российская империя
Смерть	3 апреля 1949(1949-04-03) (82 года) Вырица, Гатчинский район, Ленинградская область, РСФСР, СССР
Почитается	в Русской Православной Церкви
Канонизирован	в 2000 году
В лике	преподобных
Главная святыня	мощи (под спудом, то есть под землей) в часовне преподобного Серафима Вырицкого рядом с храмом в честь Казанской иконы Божией Матери в Вырице
День памяти	21 марта (3 апреля)
Подвижничество	молитвенный подвиг, пост, столпничество

Серафи́м Вы́рицкий (в постриге Варнава, в миру Васи́лий Никола́евич Муравьёв; 31 марта [13 апреля] 1866, деревня Вахромеево, Арефинская волость, Рыбинский уезд, Ярославская губерния — 3 апреля 1949, Вырица) — иеросхимонах Русской православной церкви, старец и прозорливец.

В августе 2000 года канонизирован Русской Православной Церковью в лике преподобных в сонме Собора новомучеников и исповедников Российских.

Биография

Ранние годы

Родился в крестьянской семье 31 марта 1866 года в деревне Вахромеево Арефинской волости Рыбинского уезда Ярославской губернии, в семье Николая Ивановича и Хионии Алимпьевны Муравьевых. Был крещён с именем Василий. Когда ему было 10 лет, умер его отец, и мальчик был вынужден уехать в Петербург на заработки.

Светская карьера

Приехав в 1876 году в Санкт-Петербург, сделался рассыльным в одной из лавок Гостиного двора. Позже обрёл духовника в лице старца Гефсиманского скита Свято-Троицкой Сергиевой Лавры иеромонаха Варнавы (Меркулова).

В 1882 году стал приказчиком. В 1890 году женился на Ольге Ивановне Нетрониной (по другим данным, это произошло в 1894 году). В 1892 году он открыл собственное дело, став весьма крупным мехоторговцем, купцом 2-й гильдии. Обладая большим опытом и имея прочные торговые связи, он организовал контору по заготовке и продаже пушнины. Значительная часть товара поставлялась за границу: в Германию, Австро-Венгрию, Англию, Францию и другие страны.

В 1895 году стал действительным членом Общества для распространения коммерческих знаний в России и поступил на Высшие коммерческие курсы, организованные при обществе. С 1900 по 1906 год Муравьёвы проживали в доме 56 по Гороховой улице; с 1905 года — действительный член Ярославского благотворительного общества.

В 1906 году приобрёл большой двухэтажный дом-дачу в живописном посёлке Тярлево, расположенном между Царским Селом и Павловском, до 1920 года ставшим главным пристанищем Василия и Ольги — оставаться в столице было крайне опасно.

Выезжал за границу, годовой доход составлял в среднем 90 000 рублей.

Монашество

13 сентября 1920 года подал прошение в Духовный Собор Александро-Невской Лавры о принятии его в число братии, на что получил согласие, был принят послушником и получил послушание пономаря. Наместником Лавры в то время был архимандрит Николай (Ярушевич). В то же время послушницей Воскресенского Новодевичьего монастыря стала супруга Василия Николаевича — Ольга, принявшая имя Христины. Всё имевшееся Муравьёвы пожертвовали на нужды обителей. Только в Лавру Василий Николаевич передал 40 000 рублей в золотой монете. 29 октября 1920 г. был пострижен в монахи с именем Варнава.

11 сентября 1921 года митрополитом Вениамином (Казанским) рукоположен в иеромонахи.

В конце 1926 года отец Варнава принимает схиму под именем Серафима (в честь Серафима Саровского) и становится духовником Александро-Невской Лавры.

Предположительно весной 1930 года по рекомендации врачей и с благословения митрополита Серафима (Чичагова), покинул свою келию в Феодоровском корпусе Александро-Невской Лавры и поселился в Поповке, на даче у настоятеля Троице-Измайловского собора Леонида Богоявленского (Колпинская улица, д. 378 — дом не сохранился). Врачи диагностировали у Серафима ревматизм, закупорку вен нижних конечностей, межреберную невралгию В Поповке у прот. Леонида Богоявленского о. Серафим жил в небольшом домике-келии, в дальнем конце дачного участка. Там он провел около двух лет.

Вырицкий период

В 1933 году переехал в посёлок Вырица, где прожил до кончины. Первым адресом Серафима в Вырице стал дом 16 по Ольгопольской улице. Все это время о. Серафим тяжело болел, тяжкие недуги причиняли ему невыносимые страдания. Особенно беспокоили ноги. Однако старец мужественно переносил эти испытания. К старцу переехала и его бывшая жена, принявшая монашеский подвиг (она скончалась в 1945 году).

Вскоре к старцу устремился поток богомольцев из Вырицы, северной столицы и других городов для утешения, благословения, совета. Отец Серафим, несмотря на болезни, нес подвиги молитвы, поста и бдения. В понедельник, среду и пятницу не принимал никакой пищи, а иногда ничего не вкушал и по нескольку дней подряд. С 1935 года в течение 10 лет преподобный Серафим молился на камне в саду дома на Пильном проспекте, 7 в Вырице. C 1935 года семье Муравьёвых помогала на правах домработницы монахиня Иоанна (Вера Шихобалова, 1869—1944)

В августе 1941 года, в первые же дни германской оккупации, в Вырице был открыт храм Казанской иконы Божией Матери, прихожанином которого являлся иеросхимонах Серафим; он продолжал жить в доме Томбергов на Пильном проспекте, 7, где принимал посетителей. Настоятелями храма в годы оккупации (1941—1944) были прот. Владимир Богданов, иером. Лин (Никифоров), прот. Михаил Ноздрин, о. Иоанн Молчанов. После наступления Красной Армии последний настоятель был арестован.

В годы войны преподобный Серафим, продолжил подвиг столпничества на гранитном валуне в саду дома 7 на Пильном проспекте, молясь о спасении России от врагов — иногда по нескольку часов подряд. Старец молился перед иконой Серафима Саровского, которая крепилась к яблоне. К месту моления его вели или несли на руках. Так продолжалось каждый день, в любую погоду.

В 1945 году старец недолгое время жил в доме Смирновых (Пильный пр., 24) перед переездом в дом Л. Г. Ефимовой на Майском проспекте (д. 39), ставший последним местом земного пристанища старца (здесь о. Серафим снимал несколько комнат) в 1945—1949 гг.. Старцу в конце жизни помогала келейница Серафима. Перед смертью он сподобился видения Пресвятой Богородицы, которая в сиянии указала ему десницей на небо. Старец прочитал акафист Богородице, получил причастие из рук отца Алексия и произнес:

Спаси, Господи, и помилуй весь мир

Преставился 21 марта (3 апреля) (по юлианскому календарю) 1949 года, в 4-ю Неделю Великого поста, в день памяти преподобного Иоанна Лествичника.

Семья

Женой Серафима Вырицкого была Ольга, которая стала монахиней Христиной в Новодевичьем монастыре, но потом воссоединилась с мужем в Вырице.

У Серафима Вырицкого (Василия Муравьева), прежде принятия схимы, было двое детей Николай и Ольга. Ольга умерла в младенчестве. Николай, родившийся 30 января 1895 году, — в 1914 году перешёл в католичество, бросил учёбу на юридическом факультете Санкт-Петербургского университета, стал ефрейтором 1-й Авиационной роты; контузия привела к тому, что в 1916 году он вынужден был оставить военную службу, лечение проходил в Николаевском госпитале. В 1917 году Николай женился на мещанке из московских евреев — Евгении Ивановне Любарской; супруги поселились в Рыбинске, где был дом его деда по материнской линии Иван Нетронин. У супругов родилась дочь Маргарита (внучка Серафима Вырицкого), которая после развода супругов в 1921 году стала жить на попечении своей бабушки Ольги. Николай женился вторично на Марии Кузьминой, от которой у него родилась дочь Ольга (вторая внучка Серафима Вырицкого). В 1924 году Николая арестовали за связь с белогвардейцами и спекуляции, но спустя год отпустили. В 1925 году он женился в третий раз на Антонине Горностаевой, от которой у него родился сын Александр (внук Серафима Вырицкого). В 1934 году Николай посетил своего отца в Вырице. Затем он в 1935 году вступил в гражданский брак с Анной Барановой и стал жить в деревне Кремено, где у него в 1938 году родился незаконный сын Эрмингельд. Накануне войны Николай был арестован за связь с французским католическим священником Флораном, обвинен в шпионаже в пользу Франции и, впоследствии, расстрелян 4 сентября 1941 года в Свердловске.

Пророчества

О Церкви

• Придет время, когда не гонения, а деньги и прелести мира сего отвратят людей от Бога, и погибнет куда больше душ, чем во времена открытого богоборчества. С одной стороны, будут воздвигать кресты и золотить купола, а с другой — настанет царство лжи и зла. Истинная Церковь всегда будет гонима, а спастись можно будет только скорбями и болезнями, гонения же будут принимать самый изощренный, непредсказуемый характер. Страшно будет дожить до этих времен.

О мире

• Иерусалим станет столицей Израиля. А со временем он должен стать и столицей мира. Ибо там истинный центр Земли, там был распят и воскрес Спаситель мира.
• Спасение миру — от России, а Петербург станет духовным центром страны.
• Когда Восток наберет силу, все станет неустойчивым: число на их стороне, но не только это — у них работают трезвые и трудолюбивые люди, а у нас такое пьянство.
• Война, о которой повествует Священное Писание и говорят пророки, станет причиной объединения человечества. Люди поймут, что невозможно жить так дальше, иначе все живое погибнет, и выберут единое правительство — это будет преддверие воцарения антихриста.

О России

• Самим Господом определено русскому народу наказание за грехи, и пока Сам Господь не помилует Россию, бессмысленно идти против Его святой воли. Мрачная ночь надолго покроет землю Русскую, много нас ждет впереди страданий и горестей. Поэтому Господь и научает нас: терпением вашим спасайте души ваши.
• Если русский народ не придет к покаянию, может случиться так, что вновь восстанет брат на брата.
• Наступит такое время, когда будет в России духовный расцвет. Откроются многие храмы и монастыри, даже иноверцы будут к нам приезжать креститься на таких кораблях. Но это ненадолго — лет на пятнадцать, потом придет антихрист.
• Те, кто были до того грешниками, пьяницами, наполнят храмы, почувствуют великую жажду к духовной жизни, многие из них станут монахами, откроются монастыри, церкви будут полны верующих.
• Вырица будет местом паломничества, и откроют здесь монастырь.
• Многие страны ополчатся на Россию, но она выстоит, утратив большую часть своих земель.
• Наступит время, когда Россию станут раздирать на части. Сначала её поделят, а потом начнут грабить богатства. Запад будет всячески способствовать разрушению России и отдаст до времени восточную её часть Китаю. Дальний Восток будут прибирать к рукам японцы, а Сибирь — китайцы, которые станут переселяться в Россию, жениться на русских и в конце концов хитростью и коварством возьмут территорию Сибири до Урала. Когда же Китай пожелает пойти дальше, Запад воспротивится и не позволит.

Творения

Книг преподобный не написал. Написаны несколько стихотворений и «[serafim.com.ru/site/nstr_1_1_01.html От Меня это было]» (имеются споры об авторстве или соавторстве с митрополитом Мануилом (Лемешевским)).

Почитание и прославление

Прославлен на Архиерейском Соборе Русской православной церкви в 2000 году.

Чин прославления в Санкт-Петербургской епархии был совершён 1 октября 2000 года. Богослужение возглавил митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир (Котляров), которому сослужили архиепископ Симбирский и Мелекесский Прокл (Хазов) и около 30 священнослужителей. Торжественная Божественная литургия и молебен новопрославленному святому были отслужены в Казанском храме посёлка Вырица Ленинградской области.

В 2000 году над могилой прп. Серафима была воздвигнута деревянная часовня. Рядом с преподобным Серафимом похоронена его бывшая жена, схимонахиня Серафима

Литература

• Филимонов В. П. Иеросхимонах Серафим Вырицкий и Русская Голгофа. СПб., 1999.
• Филимонов В. П. [www.krotov.info/spravki/persons/20person/serafim.html#%D0%A0%D0%A3 ЕГО ПРОСЛАВЛЕНИЯ ОЖИДАЕТ РОССИЯ. О старце Серафиме Вырицком].
• Филимонов В. П., Кудряшова Л. П. К Преподобному Серафиму в Вырицу. Издательство «Сатисъ». СПб. 2008 г., 191 с.
• Старец иеросхимонах Серафим Вырицкий. Издательство Братства святителя Алексия. Москва. 1999 г., 240 с., составитель А. Трофимов.
• Благословенная Вырица. История подвижничества. Издательство «Искусство России». СПб. 2010 г., 137 с. , составитель Л. А. Ильюнина.

Ссылки

• [serafim.com.ru/ Преподобный Серафим, Вырицкий чудотворец] — сайт, посвящённый святому
• [drevo.pravbeseda.ru/index.php?id=4902 ДРЕВО — «СЕРАФИМ ВЫРИЦКИЙ»]
• [portal-credo.ru/site/index.php?act=lib&id=1223 Л. И. Соколова. Несение скорбей. К жизнеописанию прп. Серафима Вырицкого]
• [days.pravoslavie.ru/Life/life4897.htm Житие] на сайте Сретенского м-ря
• [mitropolia-spb.ru/vedomosty/n28/10_1.shtml И. В. Попов. Святая Вырица]
• [www.art.gtn.ru/HTML/articles/SV.htm Свидетельство истины Серафима Вырицкого]
• [www.ex.ua/get/894072596781/74040727 Филимонов В. П. — Святой Преподобный Серафим Вырицкий и Русская Голгофа — 2006.pdf]

Отрывок, характеризующий Серафим Вырицкий

– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.