Серафим (Никитин)
Митрополит Серафим<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> </td></tr>
| ||
| ||
|---|---|---|
| 25 июня 1971 — 11 июня 1977 | ||
| Церковь: | Русская православная церковь | |
| Предшественник: | Пимен (Извеков) | |
| Преемник: | Ювеналий (Поярков) | |
| ||
| 8 — 27 февраля 1968 | ||
| Предшественник: | Палладий (Каминский) | |
| Преемник: | Михаил (Чуб) | |
| ||
| 8 июля 1962 — 25 июня 1971 | ||
| Предшественник: | Леонид (Поляков) | |
| Преемник: | Николай (Бычковский) | |
| Имя при рождении: | Владимир Миронович Никитин | |
| Рождение: | 2 июля 1905 Санкт-Петербург | |
| Смерть: | 22 апреля 1979 (73 года) Ленинград | |
| Принятие монашества: | 26 июня 1962 | |
Митрополит Серафим (в миру Владимир Миронович Никитин; 2 июля 1905, Санкт-Петербург — 22 апреля 1979, Ленинград) — епископ Русской православной церкви, митрополит Коломенский и Крутицкий.
Биография
Родился 2 июля 1905 года в Петербурге в семье служащего. В 1928 году окончил Государственный архитектурный институт[1].
Во время Великой Отечественной войны служил в рядах Советской Армии. С 1945 по 1951 год — на гражданской службе[1].
В ноябре 1951 года митрополитом Ленинградским и Новгородским Григорием (Чуковым) был рукоположен во диакона, а вскоре и во священника и назначен в Спасо-Преображенский собор города Ленинграда[2].
С 1951 по 1960 год состоял членом строительного комитета Ленинградской епархии, секретарем правления производственных мастерских Ленинградского епархиального управления, епархиальным архитектором[3].
В 1958 году окончил заочный сектор Ленинградской духовной академии со званием кандидата богословия[2].
С 1961 по июль 1962 года — секретарь сектора заочного среднего и высшего богословского образования Ленинградской духовной академии и семинарии, священник Никольского храма на Больше-Охтенском кладбище в Ленинграде[2].
30 марта 1962 года назначен благочинным 5-го (Кингисеппского) округа Ленинградской епархии[3].
Решением Священного Синода определён быть епископом Курским и Белгородским по принятии монашества.
26 июня 1962 года в Псково-Печерском монастыре пострижен в монашество с именем Серафим, 1 июля того же года возведён в сан архимандрита[1].
7 июля 1962 года в Успенском соборе Троице-Сергиевой Лавры состоялось наречение архимандрита Серафима (Никитина) во епископа Курского и Белгородского. Чин наречения совершали: митрополит Ленинградский и Ладожский Пимен (Извеков), архиепископ Ярославский и Ростовский Никодим (Ротов), архиепископ Можайский Леонид (Поляков), епископ Дмитровский Киприан (Зёрнов) и епископ Таллинский и Эстонский Алексий (Ридигер)[4].
8 июля 1962 года в Успенском соборе Троице-Сергиевой Лавры тем же архиереями хиротонисан во епископа Курского и Белгородского[4].
С 8 по 27 февраля 1968 года временно управлял Воронежской епархией[2].
25 февраля 1968 года возведён в сан архиепископа.
25 июня 1970 года назначен членом Комиссии Священного Синода для подготовки поместного Собора Русской Православной Церкви[2].
25 августа того же года назначен Председателем Хозяйственного Управления Московского Патриархата[2].
25 июня 1971 года архиепископ Курский и Белгородский Серафим назначен митрополитом Крутицким и Коломенским, постоянным членом Священного Синода.
29 июля 1974 года согласно поданному прошению ввиду ухудшения состояния здоровья митрополит Серафим был освобождён от обязанностей председателя Хозяйственного управления Московской Патриархии[3].
Его деятельность как архиерея проходила в русле государственной политики. В 1974 году официально, через публикацию в «Правде», поддержал высылку из СССР Александра Солженицина[5]. Митрополит Серафим всегда неукоснительно выполнял все рекомендации Совета по делам религий. Им было принято решение о запрещении в служении в 1976 году диссидентствующего священника Димитрия Дудко[6].
11 июня 1977 года уволен на покой, согласно прошению, в связи с ухудшением состояния здоровья[1].
Скончался ночью 22 апреля 1979 года, в праздник Пасхи, в Спасо-Преображенском соборе в Ленинграде (близ которого жил и куда обычно приходил молиться в последние годы своей жизни) во время Божественной литургии[1].
На следующий день гроб с телом почившего иерарха, облаченным по чину, был поставлен в Спасо-Преображенском соборе. Во вторник Светлой седмицы, 24 апреля, Божественную литургию, а затем отпевание усопшего иерарха совершили митрополит Ленинградский и Новгородский Антоний (Мельников), архиепископ Выборгский Кирилл (Гундяев), епископ Тихвинский Мелитон (Соловьёв). В отпевании приняли участие клирики Ленинграда и Ленинградской епархии, Ленинградских духовных школ[1].
Епископ Мелитон предал земле тело почившего иерарха на Больше-Охтенском кладбище в Ленинграде[2].
Публикации
- «Основные черты догматического учения св. ап. Павла в его Послании к Римлянам». (Кандидатское сочинение).
- «Речь при наречении во епископа Курского». // ЖМП. 1962, № 8, с.6.
- [www.pravmir.ru/vydvorenie-a-i-solzhenicyna-i-cerkovnye-ierarxi/www.pravmir.ru/vydvorenie-a-i-solzhenicyna-i-cerkovnye-ierarxi/ «Отщепенцу — презрение народа»] // «Правда» от 16 февраля 1974 года
- «Поучение в неделю 32-ю по Пятидесятнице». // ЖМП. 1975, № 4, с. 25-26.
- «В день празднования в честь Казанской иконы Божией Матери». // ЖМП. 1977, № 7, с. 27-28.
Напишите отзыв о статье "Серафим (Никитин)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [church.necropol.org/serafim.html Митрополит Серафим (Никитин) (1905—1979)] на сайте «Церковный некрополь»
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_3688 Серафим (Никитин)] на сайте «Русское православие»
- ↑ 1 2 3 [books.google.com/books?id=3CjZAAAAMAAJ&pg=PA74&dq=%22%D0%92%D0%B2%D0%B8%D0%B4%D1%83+%D1%83%D1%85%D1%83%D0%B4%D1%88%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D1%8F+%D1%81%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%8F%D0%BD%D0%B8%D1%8F+%D0%B7%D0%B4%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B2%D1%8C%D1%8F+%D0%BC%D0%B8%D1%82%D1%80%D0%BE%D0%BF%D0%BE%D0%BB%D0%B8%D1%82+%D0%A1%D0%B5%D1%80%D0%B0%D1%84%D0%B8%D0%BC+%D0%BF%D0%BE+%D0%B5%D0%B3%D0%BE+%D0%BF%D1%80%D0%BE%D1%81%D1%8C%D0%B1%D0%B5+29+%D0%B8%D1%8E%D0%BB%D1%8F+1974+%D0%B3%D0%BE%D0%B4%D0%B0+%D0%B1%D1%8B%D0%BB+%D0%BE%D1%81%D0%B2%D0%BE%D0%B1%D0%BE%D0%B6%D0%B4%D0%B5%D0%BD+%D0%BE%D1%82+%D0%BE%D0%B1%D1%8F%D0%B7%D0%B0%D0%BD%D0%BD%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%B5%D0%B9+%D0%BF%D1%80%D0%B5%D0%B4%D1%81%D0%B5%D0%B4%D0%B0%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8F+%D0%A5%D0%BE%D0%B7%D1%8F%D0%B9%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D0%BE%D0%B3%D0%BE+%D1%83%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D1%8F%22 Журнал Московской Патриархии. М., 1975. № 9] Издание Московской Патриархии
- ↑ 1 2 [www.bogorodsk-noginsk.ru/stena/63_byloe_43.html Богородск-Ногинск. Богородское краеведение]
- ↑ [www.pravmir.ru/vydvorenie-a-i-solzhenicyna-i-cerkovnye-ierarxi/ Выдворение А. И. Солженицына и церковные иерархи | Православие и мир]
- ↑ www.portal-credo.ru/site/?act=lib&id=2199
| |||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Серафим (Никитин)
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.
Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
