Сербославянский язык

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сербославянский язык
Самоназвание:

Српскословенски језик

Страны:

Средневековая Сербия

Классификация
Категория:

Языки Евразии

Индоевропейская семья

Славянская ветвь
Южнославянская группа
Восточная подгруппа
Староболгарский язык
Старославянский язык
Письменность:

кириллица, глаголица

См. также: Проект:Лингвистика

Сербославянский язык — наименование сербской редакции (извода) старославянского языка, который являлся первым стандартом сербского литературного языка.

Ранее считалось, что эта норма сложилась в районе Сербского Поморья — в Зете и Захумье, откуда происходят старейшие памятники этого языка, но сейчас принято считать[1], что она образовалась несколько восточнее: у первых центров славянской письменности на Балканах — в Охриде и Преславе.





Древнейшие памятники

На глаголице

На кириллице

См. также

Напишите отзыв о статье "Сербославянский язык"

Литература

  • Јован Деретић, Историја српске књижевности (четврто издање), Београд 2007. ISBN 978-86-86003-45-4

Ссылки

  • Александар Милановић, «[www.guskova.ru/~mladich/slav/ssl Српскословенски језик — суштаствено]» (васпостављање и општи савети), 2004.
  • Зоран Ранковић, «[209.85.229.132/search?q=cache:EwUHm6V5NsEJ:rankovicpbf.googlepages.com/Srpskoslovenski_jezik.pdf+%D1%92%D0%B5%D1%80%D0%B2+%D0%B7%D0%B5%D1%82%D1%81%D0%BA%D0%BE-%D1%85%D1%83%D0%BC%D1%81%D0%BA%D0%B8&hl=en&ct=clnk&cd=5&client=firefox-a О српској редакцији старословенског језика]»
  • [www.politika.rs/rubrike/Magazin/Pravo-blago-u-biblioteci.sr.html Право благо у библиотеци («Политика», 15. мај 2011)]

Примечания

  1. Јован Деретић, Историја српске књижевности (четврто издање), Београд 2007. ISBN 978-86-86003-45-4

Отрывок, характеризующий Сербославянский язык

– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.