Сербофобия

Сербофо́бия — общий термин, используемый для описания чувства ненависти или вражды по отношению к сербам, Сербии, сербскому языку или сербскому православию.

История

Исламизация в Османской империи

Сербское население в Османской империи со временем было приравнено к райе - рабам. Православные христиане помимо множества различных притеснений и форм дискриминации должны были платить в турецкую казну значительные налоги, чего избегали те, кто принимал ислам. Таким образом, турецкие власти поощряли исламизацию сербов. Другим значительным фактором в этом процессе был запрет на ношение оружия христианами, что делало их беззащитными во время произвола чиновников или прямых нападений со стороны турецких солдат или иррегулярных отрядов. Особенно сильно это проявлялось в Косове и Метохии, где вооруженные албанцы могли безнаказанно грабить и убивать сербов.

Балканские войны

Сербский социалист Димитрие Туцович полагал, что причиной столь негативного отношения к Сербии со стороны албанцев являлся сербский колониализм.

Хорватия начала XX века

На территории современной Хорватии начала XX столетия компактно проживало значительное количество сербов. В основном, они проживали в районах бывшей Военной границы. Ряд хорватских политиков, такие как Анте Старчевич и Йосип Франк считали сербов чуждым элементом и пропагандировали сербофобию. В то время как сербы получали поддержку от бана Куэна-Хедервари, назначенного Будапештом, некоторые хорватские политики искали покровительства в правящих кругах в Вене. После распада Австро-Венгрии практически все её южнославянские земли по собственному желанию вошли в состав Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев. Однако это государство было централизованным и вскоре перестало отвечать настроениям хорватских масс, которые желали значительной автономии или независимости. Это осложнило сербско-хорватские отношения и вызвало ряд политических кризисов. Эту ситуацию умело использовали хорватские усташи, направляя недовольство широких масс хорватского населения не только против власти в Белграде, но и против сербского народа как такового.

Сараевское убийство

Причины

Сербский историк и академик Милорад Экмечич считает, что некорректным широко распространенное мнение о современном противостоянии сербского народа западным странам вследствие неинформированности и неточного или искаженного, поверхностного и недостаточного освещения политики последнего. С его точки зрения нынешняя сербофобия в западных странах отличается тем, что из неё предстоит родиться будущим глобальным событиям, несравнимым с уже совершившимися. Спады и подъемы массовой сербофобии на Западе означают приближение более страшных потрясений, чем гражданские войны на Балканах или иностранная военная интервенция XX века.

Проявления

Србе на врбе

В современной Хорватии лозунг используют хорватские неонацисты (усташи), крайние националисты и люди, которые выступают против возвращения сербских беженцев. Граффити с этой фразой является обычным явлением: существуют упоминания в прессе о том, что она была написана на церквях в 2004 году, 2006 [ 63 ] на другую церковь в 2008 году [ 64 ] и в 2010 году, когда баннер с лозунгом появились в разгар туристического сезона на въезде в Сплит, крупный центр туристического в Хорватии, в течение теннисный матч Кубка Дэвиса между двумя странами. Он был снят полицией в течение нескольких часов. [ 65 ] Позже полиция задержала автора транспаранта и предъявила ему обвинение.

Председатель Партии сербского народа в Хорватии Милан Родич заявил, что власти должны немедленно удалять подобные граффити, если они появятся в центре города, отметив, что такие транспаранты разжигают ненависть к сербам и что такие выходки не идут на пользу Хорватии, которая является кандидатом вступления в ЕС.

Истребление сербского населения

Вторая Мировая война

После оккупации Королевства Югославии Германией и её союзниками было создано Независимое государство Хорватия, с усташами во главе. Они придерживались великохорватской идеи и крайней сербофобии, что вылилось в геноцид сербов, евреев и цыган. Усташами была создана и сеть концлагерей. Точное количество жертв геноцида неизвестно, по хорватской версии от 197 000 человек, по версии Яд ва-Шем до 500 000 человек, по сербской версии до 800 000 человек. Значительная часть жертв погибла к концлагерях, которые во множестве были созданы усташами. Около 240 000 сербов были насильно обращены в католичество, ещё 400 000 были вынуждены бежать в Сербию. Эти действия изменили этническую карту территорий современных Хорватии, Боснии и Герцеговины и Сербии и крайне отрицательно сказались на отношениях между сербами и хорватами. На оккупированных районах Югославии развернулось широкое освободительное движение. Зародившееся в Далмации оно получило отклик на территории всей Югославии. Борьбу с хорватскими военными формированиями и частями Вермахта вели партизаны-коммунисты под руководством Йосипа Броз Тито.

Помимо НГХ, террор оккупантов распространялся и на другие югославские земли. Немецкой оккупационной администрацией было создано несколько концлагерей на территории Центральной Сербии, периодически проводились карательные рейды и массовые расстрелы, наиболее известным из которых стал расстрел 7 000 человек в Крагуеваце и его окрестностях. Аналогичные действия велись венгерской армией в Воеводине и албанцами в Косове и Метохии.

Югославская война

От широкомасштабных этнических чисток, сопровождавших гражданские войны в Югославии в период с 1991 по 1999 годы, особенно пострадало сербское население Сербской Краины (1991—1995) (самопровозглашенного государства сербов на территории современной Хорватии), сербское население Республики Сербской (1992-1995) и сербской провинции Косово с преобладанием албанского населения (1998-по настоящее время). В результате этнических чисток сотни тысяч сербов были изгнаны из родных мест. При этом отмечались факты массовых расправ, убийств и изнасилований в отношении мирного населения.

Сербофобия за пределами Сербии

В австралийском городе Мельбурн в ресторане, владельцами которого являлись хорваты, состоялся праздник в честь Анте Павелича, лидера "усташей" времен Второй Мировой войны, чья политика истребления и геноцида привела к гибели около 400 000 сербов, евреев и цыган. Это мероприятие было названо оскорбительным как по отношению к жертвам, так и к другим людям, выступающим против расизма и геноцида, а также противоречащим нормам морали и совести. Начальник Центра Симона Визенталя в Израиле, охотник за нацистами д-р Эфраим Зурофф также отметил, что это далеко не первый случай, когда хорватские эмигранты в Австралии открыто защищали хорватских фашистов.

Совет Европы

Председатель Парламентской ассамблеи Совета Европы Рене ван дер Линдер в своем выступлении раскритиковал парламент Сербии, который не принял декларацию о военных преступлениях. По его мнению, сербский парламент заслужил критику за то, что отказался осудить преступление в Сребренице и в других местах бывшей Югославии. Рене ван дер Линдер считает, что показанные в Гааге видео снимки являются неопровержимым доказательством массовых военных преступлений. Он призвал страны, связанные с этими преступлениями сделать все необходимое, чтобы военные преступники оказались на скамье подсудимых, в том числе, как он уверен, Ратко Младич и Радован Караджич должны отвечать перед МТБЮ.

Международный трибунал в Гааге

Международный трибунал по бывшей Югославии создан для восстановления справедливости в отношении жертв военных преступлений и преступлений против человечности, совершённых во время войн в Югославии в 1991—1999 годах и наказания виновных в этих преступлениях. Однако, его (зачастую небезосновательно) обвиняют в предвзятости к обвиняемым-сербам и вынесении им более строгих приговоров.

Судебные процессы над участниками этнических чисток

Судебный процесс над участниками Гниланской группы АОК

После ареста преступной группы в декабре 2008 года последовали протесты со стороны албанцев в Прешево, которые утверждали, что арестованные не совершали преступлений, в которых их обвинили.

21 января 2011 года белградский суд приговорил девять бывших боевиков «Освободительной армии Косово» (ОАК) в общей сложности к 101 году тюрьмы за убийства и другие преступления против сербов и других неалбанцев, совершенные в косовском городе Гнилане в 1999 году.

Роль средств массовой информации

В качестве примера антисербской пропаганды некоторые журналисты приводят постановочную фотографию, сделанную Пенни Маршалл, журналисткой британской телекомпании ITN, в лагере беженцев в Трнополье 5 августа 1992 года.

Сербофобия в Югославии

В появившемся в 1986 году проекте меморандума Сербской академии наук и искусств упоминается сербофобия.

Сербофобия в Сербии

Сербофобия в Сербии XXI века

Косово и Метохия

Убийство в Гораждеваче

14 августа 2003 года в 14 часов по местному времени албанскими террористами была обстреляна из автоматического оружия группа детей, которые купались в речке Быстрице в местечке Гораждевац недалеко от города Печ. В результате нападения два ребёнка погибли и ещё шесть получили тяжелые ранения. Пострадавшие дети были доставлены в местную больницу, где один из них скончался от полученных ранений.

В деревне Гораждевач, где были расстреляны дети, в основном проживали этнические сербы, которые регулярно подвергались нападениям со стороны местного албанского населения.

Командующий международными силами КФОР в Косово генерал Фабио Мини также пообещал принять все меры, чтобы обеспечить сербам и другим национальным меньшинствам в крае «безопасную жизнь».

Прибывший в тот же день в Косово новый глава Временной администрации ООН в крае Хари Холкери решительно осудил теракт. Он пообещал, что убийцы детей предстанут перед правосудием. Он заявил, что глубоко обеспокоен тем, что в первый же день, когда прибыл в Косово, случилась такая страшная трагедия, подчеркнув, что мировое сообщество не намерено позволять экстремистам «подрывать безопасность и будущее края».

Сербские власти расценили эту трагедию как новое свидетельство того, что управляющей Косово Гражданской миссии ООН (УНМИК) и миротворческому контингенту под командованием НАТО не удалось стабилизировать положение в этой провинции, на тот момент входившей в состав Сербии. Вице-премьер Сербии Небойша Чович потребовал срочного созыва заседания Совета Безопасности ООН, заявив, что теракт «подтверждает наличие фашизма в Косово». Глава МИД Сербии и Черногории Горан Свиланович расценил инцидент «как трагическое подтверждение неуспеха работы миссий ООН и НАТО в крае».

Несмотря на то, что преступление было немедленно осуждено МООНК, КФОР, чиновников Косова, ЕС, России, Франции и США, виновные не были найдены.

Массовые выступления протеста прошли на следующий день. Демонстранты перекрыли шоссейную магистраль Печ-Косовская Митровица, требуя задержания и наказания виновных, которыми они считали албанских экстремистов.

Беспорядки в Косове

Автономный край Косово и Метохия формально находится в составе Сербии, однако большинство населения составляют албанцы, живущие здесь со времен итало-немецкой оккупации. В результате распада Югославии албанское большинство в Косово попыталось провозгласить независимость и присоединиться впоследствии к Албании. Вследствие того, что живущие там албанцы достаточно агрессивны (изгнание сербов из Косово, уничтожение христианских святынь), можно судить, что большинство из них являются сербофобами.

Расстрел в Штрпце

В ночь с 27 на 28 августа 2005 года албанские экстремисты расстреляли легковой автомобиль с четырьмя молодыми сербами вблизи города Штрпце. Двое были убиты, двое получили ранения. Председатель Сербского национального совета северного Косова Милан Иванович обвинил в этом преступлении боевиков Албанской национальной армии.

СМИ

25 мая 2011 года сербская государственная телерадиокомпания принесла свои извинения всем жителям территории бывшей Югославии за пропаганду режима Слободана Милошевича, которая, как они утверждают, активно велась в 90-х годах. Как признала компания, выходившие в эфир агитационные материалы способствовали разжиганию национальной розни между различными этническими группами. Телевидение отдельно извинилось перед другими журналистами, представителями оппозиции, сербской интеллигенцией и другими жертвами пропагандистских материалов. Утверждается, что пропаганда режима Милошевича изображала сербов жертвами этнических нападений. Оппозиционеров телевидение называло иностранными наемниками, предателями и врагами государства.

Критика

Критики этого явления связывают употребление термина Сербофобия с политикой сербского национализма конце 1980-х и 1990-х годов, как это описывает Кристофер Беннетт. По его словам, сербские националисты провели параллель между подвигами сербского народа в истории (от битвы на Косовом поле в 1389 году до геноцида во время Второй мировой войны), чтобы оправдать проводимую ими политику 1980-е и 1990-е годы.

Шотландская исследовательница Сара Макартур в своей монографии критикует позицию сербов в отношении освещения югославских войн в зарубежных СМИ:

Многие сербы обвиняли западные СМИ в заговоре против их страны. В 2002 г. эта тема была поднята в совместном британско-сербском документальном фильме «Югославия. Войны можно было избежать»

Автор монографии подвергла критике режиссёра фильма Джордже Богдановича за то, что он «делает весьма тревожащие умы заявление, что большая часть наиболее отвратительных событий на Балканах была специально инсценирована для СМИ. Он утверждает, что случаи резни и различные зверства, а также выставление напоказ мертвых тел для их показа по ТВ являются результатом сознательного плана мусульман настроить мир против сербов».

С точки зрения Макартур данное высказывание становится примером т. н. «предвзятой журналистики», а все вышеприведенные высказывания западных журналистов, относительно того, что объективность для журналиста на войне невозможна или недопустима, так и остаются без оценки.

В массовой культуре

• Стихотворение «Серба — на вербу!» (словен. Србе на врбе!) словенского националиста Марка Натлачена
• Популярный хорватский певец Марко Перкович-Томпсон известен исполнением песен, прославляющих преступления хорватских усташей против сербов.
• По некоторым утверждениям, сербофобия присутствует во многих голливудских фильмах, таких как «В тылу врага» и «Цветы Гаррисона», где сербы преувеличенно изображались как насильники и террористы. Фильм «В краю крови и меда» подвергся критике со стороны сербских СМИ, а ассоциация бывших сербских заключенных боснийских концлагерей потребовала запретить представляющий насильниками одних сербов фильм как лживый и необъективный.

Литература

• Еремия Д. Митрович. [www.slglasnik.com/pravna-biblioteka/edicija-politika-i-drustvo/srbofobija-i-njeni-izvori Сербофобия и её истоки] = Србофобија и њени извори. — 2005. — Политика и друштво, 1992. — 115 с. — ISBN 86-23-03053-2.
• Слободан Вукович. [books.google.ru/books/about/Kako_su_nas_voleli.html?id=ZCNKJQAACAAJ&redir_esc=y Kako su nas voleli: antisrpska propaganda i razbijanje Jugoslavije]. — Stylos, 2007. — 181 с. — ISBN 9788674733622.
• Екмечич Милорад. Сербофобия и антисемитизм = Srbofobija i antisemitizam. — 2000.
• Петер Брок. [www.amazon.com/Media-Cleansing-Dirty-Reporting-Journalism/dp/1882383303 Media Cleansing: Dirty Reporting]. — Лос-Анджелес: GM Books, 2005. — 384 с. — ISBN 978-1882383306.
• Милош С. Милојевић: Одломци историје Срба и српских — југославенских — земаља у Турској и Аустрији, Етхос, Београд, 2004.
• Борис ОЛИЙНИК [www.rastko.org.rs/rastko-ukr/istorija/bolijnik-satanizacija_sr.html Сатанизација Срба, коме она треба?] (серб.). — 1993 год.
• Дэвид МакДОНАЛД [epress.lib.uts.edu.au/ojs/index.php/portal/article/viewFile/90/58 Globalizing the Holocaust: A Jewish ‘useable past’ in Serbian Nationalism] (англ.). — 2 июля 2005 года. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1449-2490&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1449-2490].

Ссылки

• [www.srpska.ru/article.php?nid=12576&sq=19&crypt= Ползучая сербофобия в «научных» обертках]

Отрывок, характеризующий Сербофобия

«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.


Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.