Сербская кампания Первой мировой войны

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сербская кампания
Основной конфликт: Первая мировая война

Бои близ Белграда
Дата

28 июля 1914ноябрь 1918

Место

Сербия, Черногория, Греция, Албания

Итог

Победа Сербии/Антанты

Противники
Австро-Венгрия
Болгария
(с октября 1915)
Германская империя
(с октября 1915)
Сербия
Черногория

Сербские партизаны

Командующие
Оскар Потиорек, Ойген Австрийский, Либориус Риттер фон Франк, Август фон Макензен, Стефан Саркотич Пётр I, Александр I, Радомир Путник, Живоин Мишич, Петар Бойович, Степа Степанович, Павле Юришич-Штурм, Никола I (до 1916), Янко Вукотич, Луи Франше д’Эспере
Силы сторон
3194000 1000000
Потери
неизвестно неизвестно

Сербская кампания— важная кампания Первой мировой войны, длившаяся с 28 июля 1914, когда Австро-Венгрия вторглась в Сербию в начале Первой мировой войны, до конца войны 3 ноября 1918. Фронт проходил от Дуная до южной Македонии. В войну были втянуты практически все страны региона. Королевство Сербия потеряло 1,5 миллиона жителей в течение войны (и военные и гражданские потери), что составляло 33 % её населения.





Ход кампании

1914

Первая мировая война началась 28 июля 1914, когда Австро-Венгрия объявила войну Сербии. В обеих странах началась массовая мобилизация войск, и 12 августа начались боевые действия, когда австрийская армия пересекла границу Сербии. Австрийцы из-за разрыва на два фронта: восточный (где приходилось воевать с Россией) и южный (с Сербией) бросили на Сербию в начале военных действий относительно небольшие силы. Общее число австрийцев составляло 200 тысяч, сербские же силы были немного больше, но они были хуже вооружены.

Однако Австро-Венгрия имела третье по численности население в Европе, почти в двенадцать раз большее, чем население Королевства Сербии (это был основной резерв австрийцев). И Российская империя, не только ограниченная Австро-Венгрией, но также и Германской империей и Турцией, не могла бросить все силы на защиту Сербии. Поэтому дела сербов уже к концу 1914 складывались очень плохо.

Не раз австрийцы пытались прорвать оборону сербов, но это им не удавалось весь 1914 год. Сербия провела ответную наступательную операцию в южной Боснии в сентябре 1914, но силы сербов были очень малы и уже к концу месяца сербы были напрочь вытеснены из пределов Австро-Венгрии.

Австро-венгерская армия начала новое мощное контрнаступление 5 ноября. Сербы отошли под давлением и наконец эвакуировались покинув столицу, Белград, 30 ноября. Австро-венгерская Армия вступила в город 2 декабря.

Битва при Колубаре

Воевода Путник правильно заметил, что австрийские силы были ослаблены и 3 декабря произвёл полное контрнаступление сербской армии (иногда называемое Сражением Колубара). Сражение продолжалось в течение трёх дней, пока австрийский генерал Потиорек не отступил назад, за реку, на австрийскую территорию. Сербская Армия вернула Белград 15 декабря.

Первая стадия войны против Сербии закончилась без изменения в границах, но потери обеих сторон были значительны. Австрийская армия потеряла 227 000 (полные силы, используемые в кампании — 450 000 солдат). Сербские потери составили 170 000. Австрийский генерал Потиорек был отстранён от командования и заменён эрцгерцогом Евгением. На сербской стороне смертельная эпидемия сыпного тифа убила тысячи сербских гражданских жителей в течение зимних месяцев (декабрь 1914).

1915

В связи с ухудшившимся военным положением Османской империи, в начале 1915 года начальник германского Генштаба Эрих фон Фалькенхайн убедил начальника генерального штаба австро-венгерских войск Франца Конрада фон Хётцендорфа в необходимости покорения Сербии, дабы иметь железнодорожное сообщение с турецкой столицей Константинополем. Для достижения этой цели необходимо было задействовать также Болгарию. В сентябре 1915 года Болгария решила выступить за Германию. На то было множество причин: желание реванша над Сербией после 2-й Балканской войны, натиск многочисленной и влиятельной эмиграции из Македонии, происхождение болгарского короля Фердинанда I из немецкой Саксен-Кобург-Готской династии и пр. 23 сентября в Болгарии началась общая мобилизация.

В октябре 1915 командующим группой армий, состоявших из германских, австро-венгерских и болгарских войск, сосредоточенных против Сербии, был назначен генерал-фельдмаршал Август фон Макензен. Всего под его командованием было сосредоточено 14 германских и австро-венгерских (по Саве, Дунаю, Дрине) и 6 болгарских (по восточной границе Сербии) дивизий. 7 октября 1915 Макензен начал форсирование Савы и Дуная на фронте Шабац-Рама. 9 октября войска Макензена взяли Белград. 10 ноября части 11-й армии взяли Ниш и соединились с 1-й болгарской армией. В результате проведенной операции к началу декабря вся территория Сербии была оккупирована. Остатки сербской армии отошли в Албанию, откуда были эвакуированы на союзных кораблях на остров Корфу. Впоследствии части сербской армии воевали на Салоникском фронте.

См. также

Напишите отзыв о статье "Сербская кампания Первой мировой войны"

Литература

  • Корсун Н. Г. [militera.lib.ru/h/korsun_ng4/index.html Балканский фронт мировой войны 1914–1918 гг]. — М.: Воениздат НКО СССР, 1939. — 124 с.

[history-news.org/?page_id=3132 Сербия в войне 1914—1918 годов]

Отрывок, характеризующий Сербская кампания Первой мировой войны

В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.