Сервейер-4

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Сервейер-4
Модель аппарата сделанного на Земле
Заказчик	НАСА
Производитель	Хьюз Эйркрафт
Задачи	Исследование Луны с её поверхности
Запуск	14 июля 1967 в 11:53:29 UTC
Ракета-носитель	Атлас-Центавр D AC-11
Стартовая площадка	мыс Канаверал LC-36
Длительность полёта	65 часов
NSSDC ID	[nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1967-068A 1967-068A]
Технические характеристики
Масса	282 кг при взлёте
Источники питания	Солнечные батареи
Посадка на небесное тело	17 июля 1967
Целевая аппаратура
Телевизионная камера	предоставление фотографий, сделанных вблизи поверхности Луны.

Сервейер-4 (англ. Surveyor 4) — четвертый американский беспилотный аппарат являющийся частью лунной программы Сервейер, запущенный с целью изучения Луны с её поверхности. Этот космический корабль разбился после потери связи за 2,5 минуты до приземления.

Задание и оборудование

Этот космический аппарат был четвертым в программе Сервейр, направленных на достижение мягкой посадки на поверхность Луны. Основной задачей было получить фотографии лунной поверхности для определения характеристик лунного рельефа, необходимые для программы Аполлон. Посадка планировалась в «Центральном заливе», в месте с координатами: 0,4° северной широты и 1,33° западной долготы. Аппарат включал следующее оборудование: телевизионную камеру и вспомогательные зеркала, прибор для исследование почвы, тензодатчики на посадочной площадке космического корабля, а также многочисленные инженерные датчики и приборы. Как и Сервейер-3, аппарат был оснащен прибором для обнаружения и измерения черных элементов в лунной поверхности.

Авария

После перелёта к Луне был включён твердотопливный двигатель аппарата, чтобы затормозить станцию перед мягкой посадкой на поверхность. В ходе торможения, связь с аппаратом была потеряна. Это произошло в 2:03 UTC 17 июля 1967 года, примерно за 2,5 минуты до расчётного момента приземления. Все попытки восстановить связь окончились неудачей. Среди возможных причин аварии выделяют: взрыв твердотопливного двигателя, или же отказ системы связи, но точную причину аварии установить не удалось.

Отрывок, характеризующий Сервейер-4

Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]