Сергеева, Елена Владимировна

Сергеева, Елена Владимировна
Сергеева, Елена Владимировна
Дата рождения:	6 июня 1959(1959-06-06) (64 года)
Место рождения:	Ленинград, РСФСР, СССР
Страна:	СССР СССР→Россия Россия
Научная сфера:	филология, история литературного языка, стилистика художественной речи , теория речевого воздействия, ортология, концептология
Место работы:	Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена
Учёная степень:	доктор филологических наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена
Известна как:	российский филолог
Сайт:	[russjaz.narod.ru/sergeeva.html .narod.ru/sergeeva.html]

Еле́на Влади́мировна Серге́ева (род. 6 июля 1959, Ленинград) — российский филолог, специалист в области истории литературного языка, стилистики художественной речи, теории речевого воздействия, ортологии, концептологии. Доктор филологических наук (2003), профессор кафедры русского языка филологического факультета (с 2003) ГБОУ ВПО «Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена».

Биография

В 1981 году окончила факультет русского языка и литературы Ленинградского государственного педагогического института им. А. И. Герцена, а в 1990 году — аспирантуру, успешно защитив диссертацию на тему «Метафора А. Блока» (10.02.01 — русский язык).

В 2002 году защитила докторскую диссертацию на тему «Русский религиозно-философский дискурс „школы всеединства“: лексический аспект».

Педагогическую деятельность начала с работы учителем русского языка и литературы в школе (школа № 292 (1981—1987) Санкт-Петербург).

С 1990 года работает на кафедре русского языка филологического факультета РГПУ им. А. И. Герцена: ассистент (1990—1994), доцент (1995—1999, 2002—2003), профессор (с 2003 года).

Основные публикации

1. Сергеева Е. В. Религиозно-философский дискурс В. С. Соловьева: лексический аспект. Монография. — СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, «Сага», 2002. — 126 с.
2. Сергеева Е. В. Бог и человек в русском религиозно-философском дискурсе. Монография. — СПб.: «Наука», «Сага», 2002. — 188 с.
3. Сергеева Е. В. Приёмы манипулятивного воздействия в политическом дискурсе (на примере ораторских произведений В. И. Ленина и И. В. Сталина) // Известия УрГПУ. Лингвистика. Выпуск 19. — Екатеринбург, 2006.
4. Сергеева Е. В. Концепт-универсалия и художественный концепт: проблема классификации // Сибирский филологический журнал. — 2006. — № 1-2.
5. Сергеева Е. В. Лексическая экспликация концепта «Религия» в русском языке // Политическая лингвистика. № 2 (22). — 2007.
6. Сергеева Е. В. Художественный концепт «Гламур» в романе В.Пелевина «Ампир В» //Русская литература в мировом культурном и образовательном пространстве. Материалы конгресса. — СПб., 15-17 октября 2008 г. — В 2-х тт. — Т. 2, ч. 2.
7. Сергеева Е. В. Употребление библеизмов как элементов русской культуры в поэзии И. Бродского // Иосиф Бродский в ХХI веке. Материалы международной научно-исследовательской конференции. СПб, 2010.
8. Сергеева Е. В. К вопросу о некоторых манипулятивных приемах в текстах предвыборной агитации (на материале кампании 2011 г.) // «Политическая лингвистика», 2012, № 2.
9. Русский язык и культура речи: учебник для бакалавров / Под общ. ред. В. Д. Черняк. — М.: Юрайт, 2012. (в соавторстве).

10. РИТОРИКА. Учебник для академического бакалавриата. М., 2016.(в соавторстве). 11.РУССКИЙ ЯЗЫК И КУЛЬТУРА РЕЧИ 2-е изд., пер. и доп. Учебник и практикум для академического бакалавриата. М., 2015.(в соавторстве). 12.История русского литературного языка. Учебное пособие. М., 2013. 13.Лингвистика речевого воздействия и манипулирования. Учебное пособие.М., 2016.(в соавторстве).

Ссылки

• [russjaz.narod.ru/sergeeva.html Страница Е. В. Сергеевой на сайте кафедры Русского Языка РГПУ им. А. И. Герцена]

Отрывок, характеризующий Сергеева, Елена Владимировна

Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?
– Эдак никогда не выздоровеешь, – говорила она, за досадой забывая свое горе, – ежели ты не будешь слушаться доктора и не вовремя принимать лекарство! Ведь нельзя шутить этим, когда у тебя может сделаться пневмония, – говорила графиня, и в произношении этого непонятного не для нее одной слова, она уже находила большое утешение. Что бы делала Соня, ежели бы у ней не было радостного сознания того, что она не раздевалась три ночи первое время для того, чтобы быть наготове исполнять в точности все предписания доктора, и что она теперь не спит ночи, для того чтобы не пропустить часы, в которые надо давать маловредные пилюли из золотой коробочки? Даже самой Наташе, которая хотя и говорила, что никакие лекарства не вылечат ее и что все это глупости, – и ей было радостно видеть, что для нее делали так много пожертвований, что ей надо было в известные часы принимать лекарства, и даже ей радостно было то, что она, пренебрегая исполнением предписанного, могла показывать, что она не верит в лечение и не дорожит своей жизнью.
Доктор ездил каждый день, щупал пульс, смотрел язык и, не обращая внимания на ее убитое лицо, шутил с ней. Но зато, когда он выходил в другую комнату, графиня поспешно выходила за ним, и он, принимая серьезный вид и покачивая задумчиво головой, говорил, что, хотя и есть опасность, он надеется на действие этого последнего лекарства, и что надо ждать и посмотреть; что болезнь больше нравственная, но…
Графиня, стараясь скрыть этот поступок от себя и от доктора, всовывала ему в руку золотой и всякий раз с успокоенным сердцем возвращалась к больной.
Признаки болезни Наташи состояли в том, что она мало ела, мало спала, кашляла и никогда не оживлялась. Доктора говорили, что больную нельзя оставлять без медицинской помощи, и поэтому в душном воздухе держали ее в городе. И лето 1812 года Ростовы не уезжали в деревню.
Несмотря на большое количество проглоченных пилюль, капель и порошков из баночек и коробочек, из которых madame Schoss, охотница до этих вещиц, собрала большую коллекцию, несмотря на отсутствие привычной деревенской жизни, молодость брала свое: горе Наташи начало покрываться слоем впечатлений прожитой жизни, оно перестало такой мучительной болью лежать ей на сердце, начинало становиться прошедшим, и Наташа стала физически оправляться.


Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.