Прокофьев, Сергей Сергеевич

Запрос «Прокофьев, Сергей» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Сергей Прокофьев
Прокофьев в 1918 году
Основная информация
Полное имя	Сергей Сергеевич Прокофьев
Дата рождения	11 (23) апреля 1891(1891-04-23)
Место рождения	имение Сонцовка, Бахмутский уезд, Екатеринославская губерния, Российская империя (ныне Донецкая область)
Дата смерти	5 марта 1953(1953-03-05) (61 год)
Место смерти	Москва, СССР
Страна	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Профессии	композитор, дирижёр, пианист
Инструменты	фортепиано
Жанры	опера, балет, симфония
Награды
Аудио, фото, видео на Викискладе

Серге́й Серге́евич Проко́фьев (11 [23] апреля 1891, Сонцовка — 5 марта 1953, Москва) — русский и советский композитор, пианист, дирижёр, литератор. Народный артист РСФСР (1947). Лауреат Ленинской премии (1957) и шести Сталинских премий (1943, 1946 — трижды, 1947, 1952).

Один из наиболее значительных композиторов XX века. Автор 11 опер, 7 балетов, 7 симфоний, 8 концертов для сольного инструмента с оркестром, ораторий и кантат, камерной вокальной и инструментальной музыки, музыки для кино и театра.

Биография

Сергей Прокофьев родился в селе Сонцовка Бахмутского уезда Екатеринославской губернии (ныне село Покровского района Донецкой области Украины) в семье учёного-агронома Сергея Алексеевича Прокофьева (1846—1910). Воспитание сына взяла на себя мать, Мария Григорьевна (урождённая Житкова; 1855—1924), которая была хорошей пианисткой. Она происходила из крепостных Шереметевых, где с самого раннего детства учили, причём на самом высоком уровне, театральным искусствам и музыке. Мальчик начал заниматься музыкой с пяти лет и уже тогда проявлял интерес к сочинительству. Мать записывала сочинённые им пьесы: рондо, вальсы, песенки, «Индийский галоп». В возрасте девяти—десяти лет мальчик-композитор написал две оперы: «Великан» и «На пустынных островах». В 1902—1903 годах брал частные уроки теории и композиции у Р. М. Глиэра. С 1904 года учился в Петербургской консерватории: у Н. А. Римского-Корсакова — по инструментовке, у А. К. Лядова — по композиции, у Я. Витола — по музыкально-теоретическим дисциплинам, у А. Н. Есиповой — по фортепиано, у Н. Н. Черепнина — по дирижированию. В годы учёбы в консерватории завязал дружеские отношения с композитором Николаем Мясковским. Окончил консерваторию: как композитор — в 1909 году, как пианист — в 1914 году. Ему присудили золотую медаль и премию им. А. Рубинштейна — рояль. По 1917 год включительно продолжал занятия в консерватории по классу органа. С 1908 года выступал в качестве солиста, исполняя собственные произведения. В 1911 году А. В. Оссовский лично обратился с письмом к известному российскому издателю Б. П. Юргенсону (см. П. И. Юргенсон) в поддержку Прокофьева, на которое Юргенсон ответил согласием издать его произведения.

В конце 1917 года Прокофьев задумался об отъезде из России. В своём Дневнике он написал:

Ехать в Америку! Конечно! Здесь — закисание, там — жизнь ключом, здесь — резня и дичь, там — культурная жизнь, здесь — жалкие концерты в Кисловодске, там — Нью-Йорк, Чикаго. Колебаний нет. Весной я еду… И вот под этим флагом я встретил Новый год. Неужели он провалит мои желания?

7 мая 1918 года Прокофьев выехал Сибирским экспрессом из Москвы и 1 июня прибыл в Токио; два месяца добивался американской визы и 2 августа отплыл в США.

Во второй половине 1920-х и в первой половине 1930-х гг. Прокофьев активно гастролировал в Америке и Европе как пианист (исполнял преимущественно собственные сочинения), изредка также как дирижёр (только собственных сочинений); в 1927, 1929 и 1932 годах — в СССР. В 1932 году записал в Лондоне свой Третий концерт (с Лондонским симфоническим оркестром) и в 1935 году в Париже — ряд собственных фортепианных пьес и обработок. Этим исчерпывается наследие Прокофьева-пианиста.

В 1923 году в немецком городе Этталь композитор оформил брак с певицей Линой Коди́на. В 1936 году Прокофьев с семьёй — женой и сыновьями Святославом и Олегом — вернулся в СССР и обосновался в Москве. В дальнейшем композитор выезжал за границу (в Европу и США) лишь дважды: в сезонах 1936/37 и 1938/39 годов.

С начала 1930-х годов музыкальный стиль Прокофьева стал более умеренным, сочетая в себе модернизм, импрессионизм и поздний романтизм. Композитор уменьшил долю резких и мрачных звучаний в своих сочинениях. Музыка стала более светлой и мелодичной, сочетая в себе как новаторские, так и традиционные приёмы композиции. Типичные примеры в музыке этого периода: балет «Ромео и Джульетта» и опера «Обручение в монастыре».

В 1936 году по инициативе Наталии Ильиничны Сац написал для её Центрального детского театра симфоническую сказку «Петя и волк». (премьера состоялась 2 мая 1936 года), основное назначение которой дидактическое — демонстрация инструментов современного симфонического оркестра.

Во время Великой Отечественной войны Прокофьев много работал над балетом «Золушка», 5-й симфонией, сонатами для фортепиано № 7, 8, 9, сонатой для флейты и фортепиано. Важнейшим сочинением военного периода стала опера «Война и мир» (либретто по одноимённому роману Льва Толстого).

С 1941 года Сергей Прокофьев жил отдельно от семьи. Через несколько лет советское правительство объявило его брак недействительным. 15 января 1948 года (без оформления развода) композитор официально женился на Мире Александровне Мендельсон. В том же году его первая супруга была арестована и сослана — сначала в Абезь (Коми АССР), затем в мордовские лагеря. В 1956 году она была реабилитирована и освобождена, в 1974 году выехала из СССР в Лондон, где умерла в 1989 году.

Прокофьев написал музыку к фильмам «Александр Невский» (1938) и «Иван Грозный» (в двух сериях 1944—1945), свидетельствующую о его исключительно высоком композиционном мастерстве и умении писать в разных академических стилях.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В феврале 1948 года вышло постановление ЦК ВКП(б) «Об опере „Великая дружба“ В.Мурадели», в котором передовые советские композиторы (Прокофьев, Шостакович, Мясковский, Попов, Шебалин, Хачатурян) были подвергнуты резкой критике за «формализм». Ряд сочинений Прокофьева секретным приказом Комитета по делам искусств был запрещён к исполнению. 16 марта 1949 года по личному распоряжению Сталина этот секретный приказ был отменён, а официальная пресса стала оценивать действия Комитета 1948 года как «некоторые перегибы».

По следам постановления прошёл Первый съезд Союза композиторов СССР (открылся 16.4.1948), где основными гонителями Прокофьева выступили его прежний близкий друг Б. В. Асафьев, молодой композитор и секретарь СК СССР Т. Н. Хренников, а серым кардиналом «непримиримой борьбы с формализмом» был музыковед Б.Ярустовский. В обширном докладе Хренникова на съезде критике подверглись многие сочинения Прокофьева, в том числе, его 6-я симфония (1946) и опера «Повесть о настоящем человеке». Если 6-я симфония со временем получила признание прокофьевского шедевра, то «Повесть о настоящем человеке», опера нестандартная и экспериментальная, остается недооценённой.

С 1949 года Прокофьев почти не выезжал с дачи, но даже при строжайшем медицинском режиме писал сонату для виолончели и фортепиано, балет «Сказ о каменном цветке», симфонию-концерт для виолончели с оркестром, ораторию «На страже мира» и многое другое. Последним сочинением, которое довелось композитору услышать в концертном зале, стала Седьмая симфония (1952).Прокофьев скончался в Москве в коммунальной квартире в Камергерском переулке от гипертонического криза 5 марта 1953 года. Так как он умер в день смерти Сталина, его кончина осталась почти незамеченной, а близкие и коллеги композитора столкнулись в организации похорон с большими трудностями.

С. С. Прокофьев похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 3). В память о композиторе на доме в Камергерском переулке установлена мемориальная доска (скульптор М. Л. Петрова).

Творчество

Прокофьев вошёл в историю как новатор музыкального языка. Своеобразие его стиля наиболее заметно в области гармонии. При том, что Прокофьев остался приверженцем расширенной мажорно-минорной тональности и не разделил радикализма нововенской школы, «прокофьевский» стиль гармонии безошибочно опознаётся на слух. Спе­ци­фика гармонии Прокофьева складывалась уже в хо­де ран­них экс­пери­мен­тов: в «Сар­каз­мах» (1914, op. 17 № 5), например, он ис­поль­зо­вал дис­со­ни­рую­щий ак­корд в функ­ции то­ни­ки и пе­ре­мен­ный метр (по сло­вам самого автора, об­раз «зло­го сме­ха»), в окон­ча­нии фортепианной пье­сы «На­ва­ж­де­ние» (op. 4 № 4) — хро­ма­тический кла­стер (cis/d/dis/e), объ­е­ди­няю­щий зву­ки (звуковысоты) обыгрываемой «на­вяз­чи­вой» фра­зы. На протяжении всей жизни Прокофьев применял особую форму доминанты, позже получившую название «прокофьевской», в основном виде и в разновидностях.

Узнаваема и специфическая ритмика Прокофьева, особенно ярко проявляющаяся в его фортепианных сочинениях, таких как Токката op. 11, «Наваждение», Седьмая соната (с финалом, в основу разработки которого положено ритмическое остинато на 7/8) и др. Не менее узнаваема и «антиромантическая» особенность ритмики — знаменитая прокофьевская «моторность», характерная для фортепианных сочинений досоветского периода (Скерцо из Второго фортепианного концерта, Аллегро из Третьего фортепианного концерта, Токката и др.). Исполнение таких «моторных» сочинений требует от пианиста безупречной ритмической дисциплины, высокой концентрации внимания, технического мастерства.

Своеобразие стиля Прокофьева проявляется и в оркестровке. Для некоторых его сочинений характерны сверхмощные звучания, основанные на диссонирующих медных духовых и сложных полифонических узорах струнной группы. Это особенно чувствуется во 2-й (1924) и 3-й (1928) симфониях, а также в операх «Игрок», «Огненный ангел» и «Любовь к трём апельсинам».

Новаторство Прокофьева не всегда находило понимание у публики. С самого начала музыкальной карьеры и на всём её протяжении Прокофьева критики не скупились на негативные отзывы. В первые десятилетия XX века в этом преуспел Л. Л. Сабанеев. Во время премьеры Скифской сюиты (Петербург, 1916) оше­лом­ляю­щая сти­хий­ная си­ла му­зы­ки по­верг­ла слу­ша­те­ля «в жуть и тре­пет» (В. Г. Ка­ра­ты­гин), часть слушаталей покинула зал, в том числе и тогдашний директор консерватории, композитор А. К. Глазунов.

Особенно не повезло мелодиям, которые критики Прокофьева находили «нестерпимо банальными», в то время как дело обстояло ровно наоборот. Так, в сочинениях Прокофьева практически невозможно найти типичные для романтиков секвенции, которые в «антиромантической» эстетике композитора олицетворяли банальность. Также (в отличие от ряда русских композиторов XIX — начала XX веков) в мелодике Прокофьев чрезвычайно редко пользовался подлинными народными прототипами и в случае, когда надо было представить мелодию в русской стилистике (как в кантате «Александр Невский» или музыке к фильму «Поручик Киже»), принципиально сочинял «русские мелодии» сам.

В «Ав­то­био­гра­фии» (в рас­ши­рен­ной вер­сии [окончена в 1939] до­ве­де­на до 1909, в крат­кой [окончена в 1941] — до 1936), днев­ни­ках, рас­ска­зах, опер­ных либ­рет­то про­яви­лись литературный дар Прокофьева, свой­ст­вен­ные его творческой на­ту­ре оп­ти­мизм, остро­умие, бле­стя­щее чув­ст­во юмо­ра.

Культ точ­но­сти, ко­то­рый Прокофьев ис­по­ве­до­вал с дет­ст­ва и до кон­ца жиз­ни, на­шёл вы­ра­же­ние в его ув­ле­че­нии шах­ма­та­ми. Прокофьев был довольно сильным шахматистом, большой интерес общественности вызвал его матч с Давидом Ойстрахом в Москве в 1937 году, выигранный Ойстрахом. В 1914 году Прокофьев победил в сеансе будущего чемпиона мира Капабланку.

Личность

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

С самых ранних лет С. Прокофьев обладал непростым характером, что можно заметить даже в самых ранних его произведениях (Токката соч.11, Ювенилия) . Когда он учился в консерватории, он постоянно стремился быть в центре внимания и часто демонстрировал свою эпатажность. Современники отмечали, что ярким был даже внешний вид Прокофьева. Он мог позволить себе яркие, броские цвета и сочетания в одежде, но при этом всегда одевался со вкусом.

Взаимоотношения с другими композиторами

Ещё во время учёбы в консерватории у него сложились теплые дружеские отношения с Н. Я. Мясковским, которые длились на протяжении всей его жизни. Несмотря на значительное различие музыкальных стилей С. В. Рахманинова и С. Прокофьева, отношения у них были вполне приемлемыми. Впоследствии С. Прокофьев записал на грампластинку Прелюдию № 5 соч.23 g-moll Рахманинова. Также сложились и отношения Прокофьева и Д. Д. Шостаковича. Несмотря на их некоторые разногласия, Шостакович высоко ценил музыку Прокофьева, даже испытал его некоторое влияние. Не сложились у Прокофьева отношения только с И. Ф. Стравинским.

Рецепция

На Западе музыку Прокофьева иногда используют как фоновую в описании русского уклада и, шире, для символического воплощения «русской души». В таком смысле применили музыку Прокофьева к кинофильму «Поручик Киже» американский кинорежиссёр Вуди Аллен («Любовь и смерть», 1975) и английский рок-музыкант Стинг в своей песне «Русские» (1985). Точно так же используется и "Танец рыцарей" из "Ромео и Джульетты" в песне Робби Уильямса "Party Like a Russian".

Сочинения

Оперы

• «Великан» (написанная 9-летним композитором, эта опера ставится в ряде театров и поныне).
• «На пустынных островах» (1901—-1903, написаны Увертюра и Акт 1 в трёх картинах)
• «Маддалена» (1911; 2-я редакция 1913)
• «Игрок» (по Ф. М. Достоевскому, премьера во 2-й ред., на франц. яз., 1929, Брюссель)
• «Любовь к трём апельсинам» (по К. Гоцци, 1921, Чикаго; 1926, Ленинград)
• «Огненный ангел» (по В. Я. Брюсову, фрагменты в концертном исполнении 1928, Париж; мировая премьера (на итал. яз.) 1955, Венеция)
• «Семён Котко» (по В. П. Катаеву, 1940, Москва)
• «Обручение в монастыре», др. назв. «Дуэнья» (по Р. Шеридану, 1946, Ленинград)
• «Война и мир» (по Л. Н. Толстому), 1943; окончательная редакция 1952; 1946, Ленинград; 1955, там же; 2012, Москва)
• «Повесть о настоящем человеке» (по Б. П. Полевому, закрытое исполнение на репетиции 1948, Ленинград; спектакль в редакции М. Эрмлера и Г. Рождественского 1960, Москва; концертное исполнение (с купюрами) под управлением В. Гергиева 2002, Роттердам; мировая премьера полной версии оперы под руководством А. Лубченко 2015, Владивосток)

Балеты

• «Сказка про шута, семерых шутов перешутившего» (1921, Париж)
• «Стальной скок» (1927, Париж)
• «Блудный сын» (1929, там же)
• «На Днепре» (1932, Парижская опера),
• «Ромео и Джульетта» (по У. Шекспиру; 1938, Брно, на музыку первой и второй сюит; премьера полной версии — 1940, Ленинград)
• «Золушка» (1945, Москва)
• «Сказ о каменном цветке» (по П. П. Бажову; 1954, Москва)

Кантаты

• «Семеро их», халдейское заклинание для солиста, хора и оркестра (слова К. Д. Бальмонта в переделке Прокофьева, 1917—1918)
• Кантата к 20-летию Октября, текст-монтаж Прокофьева из сочинений К. Маркса, В. И. Ленина и И. В. Сталина (1936—1937)
• «Александр Невский», кантата (слова Прокофьева и В. А. Луговского, 1939)
• «Здравица», кантата к 60-летию Сталина (слова «народные», 1939)
• «Расцветай, могучий край!», кантата для хора и оркестра
• «Баллада о мальчике, оставшемся неизвестным», кантата для хора, солистов и оркестра на слова П. Антокольского
• «Зимний костёр», сюита для оркестра и детского хора (слова С. Я. Маршака, 1949)
• «Песни наших дней», кантата для солистов и оркестра
• «На страже мира», оратория (слова С. Я. Маршака, 1950)

Для оркестра

• Симфония № 1
• Симфония № 2
• Симфония № 3
• Симфония № 4
• Симфония № 5
• Симфония № 6
• Симфония № 7
• Ала и Лоллий (Скифская сюита, 1915),
• Петя и волк (Симфоническая сказка,1936)
• Два пушкинских вальса (1949), различные сюиты, поэмы, увертюры и др.;

Музыка к фильмам

• «Поручик Киже» (1934)
• «Пиковая дама» (1936; фильм сгорел при пожаре «Мосфильма»)
• «Александр Невский» (1938)
• «Партизаны в степях Украины» (1941)
• «Котовский» (1942)
• «Тоня» (1942; из киносборника «Наши девушки»)
• «Лермонтов» (1943; совместно с В. Пушковым)
• «Иван Грозный» (1945)

Инструментальные концерты

• для фортепиано с оркестром

Концерт № 1 для фортепиано с оркестром Des-dur, op. 10 (1912)

Концерт № 2 для фортепиано с оркестром g-moll, op. 16 (1913; 2-я редакция, 1923)

Концерт № 3 для фортепиано с оркестром C-dur, op. 26 (1921)

Концерт № 4 для фортепиано с оркестром B-dur, op. 53 (1931; для левой руки)

Концерт № 5 для фортепиано с оркестром G-dur, op. 55 (1932)

• для скрипки с оркестром

Концерт № 1 для скрипки с оркестром D-dur, op. 19 (1917)

Концерт № 2 для скрипки с оркестром g-moll, op. 63 (1935)

• для виолончели с оркестром

Концерт для виолончели с оркестром, op. 58 (1938; 2-я ред. под названием Симфония-концерт для виолончели с оркестром, op.125, 1952)

Камерно-инструментальные ансамбли

• Две сонаты для скрипки и фортепиано (Вторая — переложение Сонаты для флейты и фортепиано)
• Соната для скрипки соло
• Соната для двух скрипок (1932)
• Соната для виолончели и фортепиано
• Соната для флейты
• Два струнных квартета

Сочинения для фортепиано

• Соната № 1 фа минор — ор.1 (1907—1909)
• 4 этюда для фортепиано — ор.2 (1909)
• 4 пьесы для фортепиано — ор.3 (1907—1908)
• 4 пьесы для фортепиано — ор.4 (1908)
• Токката ре минор — ор.11 (1912)
• 10 пьес для фортепиано — ор.12 (1906—1913)
• Соната № 2 ре минор — ор.14 (1912)
• «Сарказмы» — ор.17 (1912—1914; премьера 1916)
• «Мимолётности» — ор.22 (1915—1917)
• Соната № 3 ля минор — ор.28 (1907—1917)
• Соната № 4 до минор — ор.29 (1908—1917)
• «Сказки старой бабушки» — ор.31 (1918)
• 4 пьесы для фортепиано — ор.32 (1918)
• Соната № 5 до мажор — ор.38 (1923)
• Дивертисмент — ор.43b (1938)
• 6 транскрипций для фортепиано — ор.52 (1930—1931)
• 2 сонатины для фортепиано — ор.54 (1931—1932)
• 3 пьесы для фортепиано — ор.59 (1933—1934)
• «Музыка для детей» — ор.65 (1935)
• «Ромео и Джульетта». 10 пьес для фортепиано — ор.75 (1937)
• Соната № 6 ля мажор — ор.82 (1939—1940)
• Соната № 7 си бемоль мажор — ор.83 (1939—1942)
• Соната № 8 си бемоль мажор — ор.84 (1939—1944)
• 3 пьесы для фортепиано — ор.96 (1941—1942)
• «Золушка» — 10 пьес для фортепиано — ор.97 (1943)
• «Золушка» — 6 пьес для фортепиано — ор.102 (1944)
• Соната № 9 до мажор — ор.103 (1947)

Также: романсы, песни; музыка к спектаклям драматического театра и кинофильмам.

Неоконченные сочинения

• Концерт № 6 для двух фортепиано с оркестром
• Концертино для виолончели с оркестром (1952, финал дописан М. Ростроповичем, инструментовку выполнил Д. Кабалевский)
• Опера «Далёкие моря» по В. А. Дыховичному (сохранилась первая картина, написанная летом 1948; концертное исполнение 2009, Москва)
• Соната для виолончели соло, op. 133

Литературные сочинения

• Автобиография. М.: Советский композитор, 1982.
• Автобиография. М.: Классика XXI, 2007 (с приложением CD audio)
• Краткая автобиография. В кн.: С.С. Прокофьев. Материалы, документы, восnоминания. Сост., С.И. Шлифштейна. Изд. 2. М., 1961.
• Дневник 1907—1933. ТТ. 1-3. Париж: sprkfv, 2002.
• Рассказы. М.: Композитор, 2003.

Литература

• Нестьев И. В. Прокофьев С. С. // Музыкальная энциклопедия / под ред. Ю. В. Келдыша. — М.: Советская энциклопедия, 1978. — Т. 4.
• Нестьев И. В. Жизнь Сергея Прокофьева. — М.: Советский композитор, 1973.
• Арановский М. Г. [harmonia.tomsk.ru/pages/secret/?44 Мир открывающий заново…] // Рассказы о музыке и музыкантах. — М.: Советский композитор, 1973.
• С. С. Прокофьев и Н. Я. Мясковский: Переписка. — М.: Советский композитор, 1977. — 599 с.
• Про­кофь­ев о Про­кофь­е­ве. Ста­тьи и ин­тер­вью. М., 1991.
• Сергей Про­кофь­ев: Пись­ма, вос­по­ми­на­ния, ста­тьи: К 110-ле­тию со дня ро­ж­де­ния. М., 2001.
• Сергей Про­кофь­ев: Вос­по­ми­на­ния, пись­ма, ста­тьи: К 50-ле­тию со дня смер­ти. М., 2004.
• Чемберджи В. Н. ХХ век Лины Прокофьевой. — М.: Классика-ХХI, 2008. — ISBN 978-5-89817-219-0.
• Mor­ri­sion S. The people’s artist: Prokofiev’s Soviet years. Oxford; New York, 2009.
• Виш­не­вец­кий И. Г. Сергей Про­кофь­ев. М., 2009 (Серия «Жизнь замечательных людей»).
• Власова Е. С. 1948 год в советской музыке. — М.: Классика XXI, 2010. — 456 c. — ISBN 978-5-89817-323-4.
• Мен­дель­сон-Про­кофь­е­ва М. А. О С. С. Про­кофь­е­ве: Вос­по­ми­на­ния. Днев­ни­ки (1938—1967). М., 2012.
• Morrison S. The love and wars of Lina Prokofiev: The story of Lina and Serge Prokofiev. London: Harvill Secker, 2013. ISBN 978-1-4481-5626-9.
• Лебедев С. Н., Фраёнова О. В. Прокофьев С. С. // Большая российская энциклопедия. Том 27. М., 2015.

Дискография

Полный цикл всех балетов Прокофьева записал Г. Н. Рождественский. Наиболее масштабный цикл оперных произведений Прокофьева (6 опер из 8) записан под управлением В. А. Гергиева. Среди других дирижёров, осуществивших значимые записи оперных произведений Прокофьева — Д. Баренбойм, Г. Бертини, И. Кертес, Е. Колобов, А. Н. Лазарев, А. Ш. Мелик-Пашаев, К. Нагано, А. Родзинский, Г. Н. Рождественский, М. Л. Ростропович, Т. Сохиев, Б. Хайтинк, Р. Хикокс, М. Ф. Эрмлер, В. М. Юровский, Н. Ярви.

Полный цикл симфоний Прокофьева записали В. Веллер, В. А. Гергиев, Д. Китаенко, З. Кошлер, Т. Кучар, Ж. Мартинон, С. Одзава, Г. Н. Рождественский, М. Л. Ростропович, Н. Ярви.

Среди других дирижёров, осуществивших значимые записи симфоний Прокофьева, — Н. П. Аносов, Э. Ансерме, К. Анчерл (№ 1), В. Д. Ашкенази, Л. Бернстайн, А. Дорати (№ 5), К. К. Иванов, Г. фон Караян, Р. Кемпе (№ 7), К. П. Кондрашин (№ 1, 3, 5), С. Кусевицкий (№ 1, 5), Э. Ляйнсдорф (№ 2, 3, 5, 6), Д. Митропулос, Е. А. Мравинский (№ 5, 6), Д. Ф. Ойстрах (№ 5), Ю. Орманди, С. А. Самосуд, Е. Ф. Светланов, К. Тенштедт.

Значимые записи фортепианных произведений Прокофьева осуществили пианисты Святослав Рихтер (сонаты, концерты), Владимир Ашкенази (все концерты с оркестром под управлением Андре Превина), Джон Браунинг (все концерты, дирижёр — Эрих Ляйнсдорф), Владимир Крайнев (все концерты, дирижёр — Дмитрий Китаенко), Виктория Постникова (все концерты, дирижёр — Геннадий Рождественский), Николай Петров (сонаты), Александр Торадзе (все концерты с Валерием Гергиевым).

Звания, награды и премии

• шесть Сталинских премий:
  • (1943) II степени — за 7-ю сонату
  • (1946) I степени — за 5-ю симфонию и 8-ю сонату
  • (1946) I степени — за музыку к кинофильму «Иван Грозный» (1944) 1-я серия
  • (1946) I степени — за балет «Золушка» (1944)
  • (1947) I степени — за сонату для скрипки и фортепиано
  • (1951) II степени — за вокально-симфоническую сюиту «Зимний костёр» и ораторию «На страже мира» на стихи С. Я. Маршака
• Ленинская премия (1957 — посмертно) — за 7-ю симфонию
• народный артист РСФСР (1947)
• почётный профессор Московской Государственной Консерватории имени П. И. Чайковского (1933).

• орден Трудового Красного Знамени (1943)
• медали
• Член Королевской шведской музыкальной академии (1947)

Увековечение памяти композитора

• Музей С. С. Прокофьева — первый музей Прокофьева, который был открыт в 1966 году в музыкальной школе № 1 им. С. С. Прокофьева в Москве (Токмаков переулок, 8). Экспозиция рассказывает о жизни и творчестве композитора, в ней представлены вещи, окружавшие композитора, книги и ноты, пианино, мебель и фотоматериалы семьи Прокофьева.
• Северодонецкое областное музыкальное училище имени С. С. Прокофьева — открыто 1-го июня 1966 года (г. Северодонецк Луганской области).
• Московский областной музыкальный колледж имени С. С. Прокофьева. (г. Пушкино)
• Музей С. С. Прокофьева — открыт 24 июня 2008 года по адресу Камергерский переулок, д 6/5 в квартире № 6, где жил, работал и скончался С. С. Прокофьев. В музее собраны нотные и литературные автографы композитора, редкие фотографии, документы и личные вещи Прокофьева.
• Международный конкурс имени Сергея Сергеевича Прокофьева в Санкт-Петербурге, который ежегодно проводится по трем специальностям: композиция, симфоническое дирижирование и фортепиано.
• Памятник Прокофьеву возле музыкальной школы им. Прокофьева в Москве (1991, скульптор — В. Х. Думанян, архитектор — А. В. Степанов).
• Памятник и концертный зал им. Прокофьева в Челябинске.
• Концертный зал им. Прокофьева Донецкой областной филармонии.
• Донецкая государственная музыкальная академия им. С. С. Прокофьева.
• Симфонический оркестр им. Прокофьева Донецкой областной филармонии.
• Детская школа искусств № 1. им. С. Прокофьева г. Владивосток
• Детская музыкальная школа № 10 имени С. С. Прокофьева, В Азове.
• Улица Прокофьева в г. Сумы (Украина)
• Музей Прокофьева (на родине композитора) в селе Красное Красноармейского района Донецкой области (Украина) был открыт к 100-летию Прокофьева в 1991 г.
• В 1991 году была выпущена памятная монета СССР, посвященная столетию со дня рождения С. С. Прокофьева.
• В 1991 году в Советском Союзе был поставлен документальный фильм о Прокофьеве «Сюита жизни»
• В 2003 году вышел документальный фильм «Гений Прокофьев».
• В 2012 году открыт международный аэропорт имени Сергея Прокофьева в городе Донецке, Украина
• Самолёт Аэрофлота Airbus A319 (VP-BWA) носит имя «С. Прокофьев».
• 6 августа 2012 года в честь Прокофьева назван кратер на Меркурии.

Адреса в Санкт-Петербурге — Ленинграде

• 1907—1914 годы — Садовая ул. 90;
• 1914 год — доходный дом — 1-я Рота, 4;
• 1915—1918 годы — доходный дом — набережная реки Фонтанки, 122;
• Январь—февраль 1927 года — гостиница «Европейская» — улица Ракова, 7.

Ссылки

• [prokofiev.org/ Сайт о Прокофьеве] (англ.)
• [www.sprkfv.net/ Сайт Фонда Сергея Прокофьева] (англ.)
• Сергей Прокофьев: ноты произведений на International Music Score Library Project
• [www.youtube.com/watch?v=MK-41qGJcZg&index=17&list=PL_QCOTUIndSFNoPAc84xo-hdBr5vmMhqE Документальный фильм «Композитор Прокофьев»]
• [www.radioblago.ru/vremyakultury/kompozitor-sergej-prokofev «Композитор Сергей Прокофьев» «Время культуры» на Радио «Благо» ]

Отрывок, характеризующий Прокофьев, Сергей Сергеевич

– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.