Сергий и Вакх

Сергий и Вакх (также Саркис и Бахус, лат. Sergius et Bacchus) — солдаты Римской империи в III веке. Почитаются святыми мучениками в православной, католической, а также нехалкидонскими церквями. День их памяти приходится на 7 (20) октября.

Согласно их агиографии, Сергий и Вакх были офицерами в армии цезаря Галерия Максимиана, они занимали важные должности при нём и были его фаворитами до тех пор, пока не стало известно, что они тайные христиане. За это они были подвергнуты жестоким пыткам, во время которых Вакх погиб; впоследствии и Сергий был обезглавлен. В их честь было построено несколько церквей в разных городах, включая Константинополь и Рим.

Предание

Согласно их житию, святые мученики Сергий и Вакх занимали высокие воинские должности при императоре Максимиане (в изложении святителя Димитрия Ростовского — были сановниками при дворе царя Максимиана). Так продолжалось, пока Максимиану не донесли, что они не почитают языческих богов. Император, чтобы удостовериться в справедливости доноса, приказал Сергию и Вакху принести жертву идолам, но они отказались, ответив, что чтут Бога Единого и только Ему поклоняются, после чего император приказал снять с мучеников знаки их воинского сана, одеть в женские одежды и водить по городу с железными обручами на шее, в посмеяние народу. Унизив их, император опять призвал Сергия и Вакха и пытался отвратить их от христианской веры, но святые были непреклонны. Тогда Максимиан приказал отослать их к правителю Сирии Антиоху, который ненавидел христиан. Антиох получил место правителя с помощью Сергия и Вакха, то есть был им лично обязан, и просил исповедников оставить христианство. Получив отказ, разгневанный Антиох приказал бить Вакха бичами, после чего он умер, а Сергия отвели на суд в другой город, где он был усечен мечом (обезглавлен).

Католический англоязычный вариант жития этих святых излагает события сходным образом, однако в этом варианте Максимиан именуется цезарем, а не императором.

Смерть мученика Сергия, согласно житию, наступила в городе, именуемом Ресафа (Димитрий Ростовский в своем житии свв. мучеников называет этот город Резафой, или Розафой). Впоследствии он был переименован в Сергиополь.

Святые мученики Сергий и Вакх претерпели кончину, по разным источникам, около 300 года, или около 303 года, или в 305 году.

Историчность

Некоторые исследователи ставят под сомнение историчность жития Сергия и Вакха, излагая следующие соображения.

Критика

Как отмечает Дэвид Вудз, история о святых рассказана в греческом тексте под названием «Страсти Сергия и Вакха». Этот текст содержит, по его мнению, множество анахронизмов и противоречий, которые затрудняют определение точного времени написания этого текста, но всё же его можно отнести к V веку н. э.

Далее, отмечает Вудз, «Страсти» наполнены не только историческим анахронизмами, но и сверхъестественным событиями. Видимо, в силу этого они признаются им ненадежным историческим источником: текст был датирован серединой пятого века нашей эры, не существует никакого свидетельства о почитании Сергия и Вакха до 425 года (спустя более 100 лет после описанной смерти этих мучеников), а поэтому существует большое сомнение в историчности их личности.

Кроме того, утверждает он, нет никаких точных доказательств того, что схолы Сергия и Вакха были использованы императором Галерием или каким либо другим императорам до Константина I. Известно, говорит он, что преследование христиан началось в армии задолго до того, как оно началось повсеместно, так что сомнителен факт, что даже тайные христиане смогли дослужиться до высоких рангов в армии. Также не существует никаких доказательств существования в то время монахов, как описано в житии: там монах находит тело Сергия на берегах Евфрата.

Итальянский историк Пио Франчи Де Кавальери утверждает на том, что «Страсти Сергия и Вакха» основаны на ранее потерянных «страстях» Ювентуса и Макиминуса — это два святых, которые были казнены при императоре Юлиане II Отступнике в 363 году. Он отмечает, что именно при Юлиане солдат христиан наказывали, одевая в женские платья всем напоказ. Дэвид Вудз также потверждает эту идею, указывая на историка Зосиму, который в своей Historia Nova описывает случай, когда Юлиан наказывает солдат-отступников именно таким способом, тем самым потверждая, что автор «Страсти Сергия и Вакха» позаимствовал материал из историй о мучениках времён скорее Юлиана, нежели Галерия.

Возможные возражения

Критика Дэвида Вудза требует подробного анализа. Тем не менее, его готовность признать «Страсти» ненадежным историческим источником из-за упоминания в них чудес вызывает серьезное недоумение: о чудесных событиях мы читаем и в житиях тех христианских святых, которые гораздо ближе к нам по времени, например Сергия Радонежского, историчность личности которого не ставили под сомнение даже в советское время. Немало чудес мы встретим и в житии Серафима Саровского, историчность бытия которого сомнений не вызывает.

Прославление

После гибели мученика Сергия в Ресафе этот город стал местом паломничества христиан, поклонявшихся мощам мученика Сергия, отчего и сам город стал называться также Сергиополем. С V века Ресафа становится резиденцией епископа. В том же веке иерапольский епископ Александр выстроил великолепную церковь в честь этих мучеников. Память святых мучеников Сергия и Вакха издревле весьма чтилась на всем востоке, и к мощам их многие совершали благочестивые путешествия.

Мощи

Мощи святых мучеников Сергия и Вакха, первоначально находившиеся в Ресафе, давно покинули этот опустевший город (в XIII веке он был оставлен жителями). В настоящее время мощи находятся в Венеции.

Нетленные главы мучеников хранились некоторое время в Константинополе, где видели их русские паломники: инок Антоний (1200 г.) и Стефан Новгородец (ок. 1350 г.).

Храмы

Храмы, посвящённые святым мученикам Сергию и Вакху, появились в различных частях Римской империи. Даже руины посвящённой им базилики в Ресафе производят немалое впечатление (см. [www.srdjevdan.org/galerija_crkve.html фотографии храмов Сергия и Вакха в Ресафе (Сирия), Маалюле (Сирия), Каире (Египет), Босре (Сирия), Стамбуле (Турция) и др. местах]).

Находящаяся в Коптском квартале Каира и принадлежащая Коптской церкви Церковь Святых Сергия и Вакха (Абу Серга) (англ.) была построена, по некоторым данным, в IV—V веках (впоследствии перестраивалась). По преданию, возвели её именно там, где останавливалось на ночлег Святое семейство — Дева Мария с младенцем Иисусом и супругом Иосифом.

Церковь Святых Сергия и Вакха, построенная в Константинополе (ныне Стамбул) в 527—529 годах близ дома, в котором император Юстиниан провёл свои молодые годы, была любима семьей императора и послужила прообразом для базилики Сан-Витале и собора святой Софии (отчего и получила второе название — «малая Айя-София») После падения Константинополя церковь свв. Сергия и Вакха продолжала действовать до начала XVII века, а затем была обращена в мечеть.

В Маалюле (Сирия) до самого недавнего времени сохранялась и действовала древняя церковь святых Сергия и Вакха, однако в сентябре 2014 года пришла печальная весть о том, что сирийские боевики «разрушили древнюю христианскую церковь Святых Сергия и Вакха в Маалюле, похитив либо уничтожив её всемирно известные иконы».

В Босре (Сирия) находятся развалины древнего храма, посвящённого этим мученикам.

В честь Сергия и Вакха были построены и многие другие церкви. Например, в IX веке была сооружена церковь святых Сергия и Вакха в Риме (Santi Sergio e Bacco) (англ.). Древнее сооружение, впрочем, не дошло до наших дней, нынешний римский храм в честь этих святых (принадлежащий Украинской греко-католической церкви) был построен гораздо позже — в XVIII веке (отдельные элементы датируются XVII веком).

В Москве этим святым была посвящена церковь Сергия и Вакха Сергие-Вакхской старообрядческой общины, располагавшаяся в Гжельском переулке, которая не сохранилась до наших дней.

В России в настоящее время, судя по всему, нет храмов, посвящённых мученикам Сергию и Вакху. В своё время, однако, им был посвящён храм села Кузьмичи Смоленской области, который теперь освящен в честь Вознесения Господня, а мученикам Сергию и Вакху посвящён его левый придел. Во имя святых мучеников Сергия и Вакха в 1831 году был освящён престол (придел) на первом этаже ныне утраченной Троицкой церкви в Санкт-Петербурге на Смоленском православном кладбище.

День памяти в Русской православной церкви

Русская Православная Церковь отмечает день памяти Сергия и Вакха 7 (20) октября. Именно 7 октября был пострижен в монашество преподобный Сергий Радонежский. Он получил своё монашеское имя в честь мученика Сергия.

Недоразумения

Мученика Сергия Римлянина, пострадавшего в Ресафе, именуют также Саркисом (в частности, монастырь его имени в Маалюле именуется Мар Саркис, что по-арабски означает «святой Сергий»). По этой причине его можно спутать с национальным героем Армении — святым Саркисом, пострадавшим за отказ стать огнепоклонником и принести языческие жертвоприношения во времена императора Юлиана Отступника вместе со своим сыном и 14 воинами.

Библиография

• Attwater, Donald and Catherine Rachel John. The Penguin Dictionary of Saints. 3rd edition. New York: Penguin Books, 1993. ISBN 0-14-051312-4.
• E. Key Fowden, The Barbarian Plain: Saint Sergius between Rome and Iran, The Transformation of the Classical Heritage 28 (Berkeley, 1999).
• D. Woods, 'The Emperor Julian and the Passion of Sergius and Bacchus', Journal of Early Christian Studies 5 (1997), 335-67.

Ссылки

• [www.ucc.ie/milmart/sergorig.html David Woods: The Origin of the Cult of SS. Sergius and Bacchus]
• [ocafs.oca.org/FeastSaintsViewer.asp?FSM=10&FSD=7 The Lives of Sts. Sergius and Bacchus from the official Website of the Orthodox Church in America (OCA)]
• [www.skt.org.uk/CJdeM1314/The_Church_of_St_Sergius_and_St_Bacchus_TR.html Photographs of the Church of St. Sergius and St. Bacchus, Istanbul]
• [romanchurches.wikia.com/wiki/Santi_Sergio_e_Bacco Santi Sergio e Bacco Churches of Rome Wiki]
• [www.cs.cmu.edu/afs/cs/user/scotts/ftp/wpaf2mc/serge.html The Passion of SS. Serge and Bacchus]
• [www.srdjevdan.org/galerija_crkve.html Фотографии храмов Сергия и Вакха в Ресафе, Каире, Стамбуле и т. д.]
• [tsenina.narod.ru/konstantinoupolis/ekklesiai/sergios_kai_bacchos.htm Храм Святых Сергия и Вакха (Стамбул): история, описание и много фотографий]

Отрывок, характеризующий Сергий и Вакх

– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.