Сергий III

Сергий III лат. Sergius PP. III<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Папа Сергий III на гравюре Нового времени.</td></tr>
119-й папа римский
29 января 904 — 14 апреля 911
Церковь:	Римско-католическая церковь
Предшественник:	Лев V
Преемник:	Анастасий III
Смерть:	14 апреля 911(0911-04-14) Рим, Италия
Дети:	папа Иоанн XI
Сергий III на Викискладе

Сергий III (лат. Sergius PP. III; ? — 14 апреля 911, Рим) — папа римский с 29 января 904 по 14 апреля 911 года. Первый папа периода порнократии - периода насилия и беспорядков в центральной Италии, когда воюющие аристократические группировки стремились использовать материальные и военные ресурсы папства для собственного возвышения . Согласно источникам, Сергий III организовал убийство двух своих предшественников, Льва V и антипапы Христофора, и был единственным папой, имевшим внебрачного сына, который позже стал папой Иоанном XI. Его понтификат описывался современниками как "мрачный, позорный и беспощадный" . Умер своей смертью.

Ранняя карьера

Сергий был сыном Бенедикта , и традиционно считается, что он происходил из знатной римской семьи, хотя есть предположение, что он был на самом деле членом семейства комита Теофилакта І, графа Тускулумского . Он был рукоположён в иподиаконы папой Марином I, а в диаконы - папой Стефаном V (VI) . Во время понтификата папы Формоза (891-896) он был членом партии дворян, которые поддерживали императора Ламберта, противника Формоза . Формоз возвёл Сергия в сан епископа Серветери в 893 году, по-видимому, для того, чтобы удалить его из Рима . Сергий перестал руководить приходами Серветери со смертью Формоза в 896 году, поскольку все рукоположения Формоза были объявлены недействительными , хотя папа Теодор II вскоре подтвердил эти назначения . Сергий также принимал активное участие в Трупном синоде, на котором судили труп папы Формоза .

Со смертью Теодора II в 898 году партия сторонников покойного Формоза избрала папой Иоанна IX, а партия его противников — Сергия . При поддержке Ламберта Иоанн ІХ был успешно интронизирован, и одним из его первых действий стал созыв синода, который отлучил Сергия и его последователей . Сергий был вынужден удалиться в ссылку в Серветери, под защиту Адальберта II, маркграфа Тосканы .

Когда в 903 году антипапа Христофор изгнал из Рима законного папу Льва V, Сергий заручился поддержкой влиятельнейшего патриция Альбериха І и комита Теофилакта І, графа Тускулумского, овладел Римом. Теофилакт І восстал против Христофора и попросил Сергия вернуться в Рим, чтобы стать папой . Сергий принял предложение, и при вооруженной поддержке Адальберта II вошёл в Рим. Христофор к тому времени был уже брошен в тюрьму Теофилактом І. Сергий был интронизирован 29 января 904 года .

Сергий III щедро наградил своего нового покровителя Теофилакта І, сделав его sacri palatii vestararius - главным чиновником, контролировавшим папские доходы и меценатство. Вся реальная власть теперь сосредоточилась в руках Теофилакта І, он фактически стал диктатором Рима и использовал понтифика как марионетку для расширения своих владений. Пожалуй, первым явным признаком этого изменения в соотношении сил была судьба двух предшественников Сергия ІІІ - папы Льва V и Христофора. В соответствии с хронистом Евгением Вульгарием, сторонником партии формозианцев, Сергий ІІІ приказал их обоих задушить в тюрьме где-то в начале 904 года . По другим данным, Христофору разрешили постричься в монахи и удалиться в монастырь . Скорее всего, именно Теофилакт І отдавал приказы об убийстве Льва V и Христофора или же толкал Сергия III на издание соответствующих указов . В течение оставшейся части своего понтификата Сергий III способствовал усилению могущества семьи графа Теофилакта І и аристократической партии .

Деятельность в Италии

Сергий III созвал синод, который аннулировал все рукоположения Формоза и потребовал повторного рукоположения епископов. Утверждалось, что Сергий ІІІ сумел получить согласие римского духовенства в синоде, угрожая им изгнанием, насилием, а также посредством взяточничества . Решение синода вызвало недовольство епископов на местах, и часть их отказалась явиться для повторного рукоположения в Рим . После смерти Сергия ІІІ эти решения были аннулированы.

Подтвердив свою неизменную поддержку партии противников Формоза, Сергий ІІІ удостоил папу Стефана VI (896-897), ответственного за Трупный синод, хвалебной эпитафии на надгробии . Он также объявил всех пап после Стефана VI (VII) антипапами и провозгласил действительность постановлений Трупного синода.

Хотя Сергий ІІІ и Теофилакт І не поддерживали номинальную власть императора Людовика ІІІ, они не желали и предоставления императорского титула его сопернику, Беренгару I . Сергий ІІІ согласился короновать Беренгара І в 906 году, а Беренгар І, в свою очередь, предотвратил захват Рима силами Альбериха I Сполетского и Адальберта II Тосканского, оба из которых были сторонниками папы, но были недовольны его решением поддержать Беренгара І.

Сергий ІІІ восстановил Латеранский дворец, который был разрушен в результате землетрясения в 896 году, и снял украшения, сделанные антипапой Христофором. Сергий ІІІ реставрировал фрески и распятия и украсил стены новыми фресками . В 905 году он выделил средства на реставрацию церкви Сильва-Кандида, которая была опустошена рейдом сарацин . Папа также помог с восстановлением аббатства Нонантола, которое пострадало от атаки венгров , и, наконец, предоставил ряд привилегий отдельным монастырям и церквям в Западной и Восточной Франции.

Отношения с Константинополем

Сергий ІІІ, как и его предшественники, продолжал отстаивать Filoque из Никейского символа веры, с которым не соглашалась восточная церковь. Папские легаты, которые присутствовали на Синоде в июне 909 году, обрушились на византийские позиции:

"Как Святой Апостольский Престол сделал известным нам, кощунственные ошибки Фотия все еще живы на Востоке, ошибки, которые учат, что Святой Дух исходит не от Сына, но от Отца... мы умоляем вас, досточтимые братья, в соответствии с наставлениями правителя римского престола, после тщательного изучения произведений отцов, извлечь из колчана Священного Писания острую стрелу, чтобы убить монстра, который снова восстал".

Почти столетие спустя это заявление привело к удалению имени Сергия ІІІ из диптихов патриархом Константинополя Сергием II .

Тем не менее, главной проблемой в отношениях с Константинополем во время понтификата Сергия ІІІ был вопрос о четвёртом браке византийского императора Льва VI. Император хотел жениться на Зое Карбонопсине и после критики со стороны Патриарха Константинопольского, Николая Мистика обратился к Сергию ІІІ. Папа послал папских легатов в Константинополь и высказался в пользу императора, на том основании, что четвёртый брак не осуждён Церковью в целом . Николай отказался принять это решение и отлучил Льва VI от церкви.

Предполагаемые связи с Марозией

Утверждается, что Сергий ІІІ «наполнил папский двор любовницами и незаконнорожденными детьми и превратил папский дворец в воровской притон». Хронист Лиутпранд Кремонский писал, что Сергий ІІІ имел связь с дочерью графа Теофилакта І Тускулумского Марозией, которая родила ему сына - будущего папу Иоанна XI (931-935) . Она приходилась также бабкой будущему папе Иоанну XII. Одним из сыновей Феодоры ІІ Младшей был папа Иоанн XIII. Эти родственные связи проливают свет на сложное положение папства в первой половине Х в. Сергий ІІІ передал свои светские функции главы Церковного государства в руки Теофилакта І, который титуловал себя князем, господином, консулом и сенатором Рима, а его жена Феодора І Старшая именовала себя «сенатриссой».

В 909 году Марозия вступила в официальный брак с Альберихом I Сполетским. Рождение будущего Иоанна XI в 910 году, казалось бы, указывает, что Сергий ІІІ не был его отцом . Однако было очень необычно для того времени, чтбы старший сын знатного дома был предназначен для карьеры в церкви, вместо того, чтобы унаследовать титул своего отца. Младший брат папы Иоанна ХІ Альберих впоследствии стал герцогом Сполето, что доказывает, что Иоанн ХІ был незаконнорожденным, и Сергий ІІІ является наиболее вероятным кандидатом на роль его отца.

Смерть

Сергий III умер 14 апреля 911 года, и ему наследовал Анастасий III. Он был похоронен в соборе Святого Петра .

Репутация

Несмотря на распутный образ жизни, Сергий ІІІ был любим римским людом за щедрость и заботу о восстановлении ветшающих дворцов и храмов Вечного города. Зная за собой немалые грехи, он засыпал золотом один из женских монастырей, обязывая монахинь сто раз в день произносить молитву за спасение его души.

При этом многие негативные характеристики Сергия ІІІ конъюнктурны и содержатся в трудах противников папы. Так, Лиутпранд Кремонский ввел понятие "Порнократия" - "власть блудниц", в отношении понтификата Сергия ІІІ, на эти сведения опиралась и Liber Pontificalis.

Цезарь Бароний, хронист XVI века, опираясь на Лиутпранда, особенно резко описывал Сергия ІІІ:

"Негодяй, достойный верёвки и огня... Невозможно поверить, что такой папа мог быть законно избран".

Однако реальность такова, что, когда Сергий ІІІ был изгнан Ламбертом Сполетским, все официальные документы были уничтожены. Следовательно, большая часть сохранившихся документов о Сергии ІІІ исходит от его противников, бежавших в Неаполь . При этом большинство современных историков негативно оценивают Сергия ІІІ и его понтификат. Гораций К. Манн пишет:

“Сергий был, к сожалению, явно выраженным человеком своей партии и тревожился лишь о её благе”.

Лучшее, что Фердинанд Грегоровиус мог сказать о нём:

“Сергий оставался папой в течение семи бурных лет и был человек большой энергии, хотя апостольские добродетели едва ли можно найти в его характере.”

Джеймс С. Пэкер описал его как злобного и свирепого человека, убивавшего своих врагов , в то время как Уолтер Ульман - как типичного представителя дома Теофилакта, облечённого властью и погрязшего в сексуальных связях .

Литература

• Canduci, Alexander, Triumph and Tragedy: The Rise and Fall of Rome’s Immortal Emperors (2010)
• Collins, Roger, Keepers of the Keys of Heaven: A History of the Papacy (2010)
• DeCormenin, Louis Marie; Gihon, James L., A Complete History of the Popes of Rome, from Saint Peter, the First Bishop to Pius the Ninth (1857)
• Gregorovius, Ferdinand, History of the City of Rome in the Middle Ages, Vol. III (1895)
• Mann, Horace K., The Lives of the Popes in the Early Middle Ages, Vol. IV: The Popes in the Days of Feudal Anarchy, 891–999 (1910)
• Norwich, John Julius, The Popes: A History (2011)

Ссылки

• Сергий, римские папы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Сергий III

– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.