Серебряный-Оболенский, Василий Семёнович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Серебряный, Василий Семёнович»)
Перейти к: навигация, поиск
князь Василий Семёнович Серебряный-Оболенский

«И послали воеводы, князь Василий Семенович Серебряный и Иван Меньшой Шереметев, из правой руки боярских детей, и из передового полка, и из правой руки многих черкасов, и боярские дети подошли, и разбили немцев наголову и били их до самого города»
Период жизни

? — † около 1570

Принадлежность

Русское царство

Звание

боярин и воевода

Командовал

армией

Сражения/войны

Казанские походы,
Ливонская война

Васи́лий Семёнович Сере́бряный-Оболенский († около 1570) — князь из рода Оболенских, русский военный и государственный деятель, боярин и воевода, «дворецкий Углицкий»[1].





Биография

Сын князя Семёна Дмитриевича Серебряного-Оболенского, брат князя Петра Семёновича Серебряного-Оболенского[1].

В 1537 году сын боярский князь Василий Семёнович от имени малолетнего великого князя Ивана Васильевича и правительницы Елены Глинской ездил к князю Андрею Ивановичу Старицкому с приказом ехать в Москву. В 1541 году князь участвовал в отражении набега на Москву крымского хана Саип-Гирея и преследовал хана до Дона[1].

Казанские походы

Весной 1545 года, когда царь Иван объявил поход на Казань, князь Василий был среди воевод, которые были отправлены «легким делом в струзех». Князь прошел из Вятки по рекам Каме и Вятке и соединился с остальной армией на впадении реки Казанки в Волгу. Общими силами воеводы побили казанцев и погромили ханские кабаки, после чего возвратились в Москву[1].

В 1549 году князь Василий Семёнович получил титул «дворецкого Углицкого» и был назначен воеводой правой руки в готовившемся походе на Казань. В Казанском походе 1552 года князь Василий был назначен воеводой сторожевого полка, который должен был собираться в Муроме. В товарищи к князю был назначен Семён Шереметев[1]. 23 августа сторожевой полк подошел к Казани и расположился на левом берегу реки Булак. Князь Василий руководил осадными работами по поиску и разрушению тайного хода, используемого осажденными для обеспечения гарнизона водой. 4 сентября, работы были закончены и ход взорван. В результате взрыва обрушилась часть городской стены и князь Василий Семёнович попытался воспользоваться этим. Сторожевой полк ворвался в город, но из-за своей малочисленности вынужден был отступить. При взятии Казани князь Василий был у Муравлеевых ворот. После взятия города князь был назначен в товарищи к князю Александру Горбатому-Шуйскому, который стал наместником Казани[1].

Ливонская война

В 1556 году князь Василий Семёнович был вторым воеводой в Свияжске (после Семена Ивановича Микулинского-Пупкова — 1551). В начале 1558 года князь назначен воеводой правой руки в походе к Юрьеву[1]. В сражении под городом войска воеводы разбили ливонцев и преследовали до города. В июне 1558 года князь послан на помощь к князю Петру Шуйскому. Воеводы должны были идти к «Ноугородку немецкому», Костру и Юрьеву «и промышляти сколько милосердный Бог поможет». После короткой осады Юрьев сдался[1].

В декабре 1558 года князь Василий Семёнович послан воеводой в Ливонию на смену князей Дмитрия Курлятева и Михаила Репнина. 17 января 1559 года войска воеводы под Тирзеном встретились с войсками барона Фридриха Фелькерзама. В результате битвы под Тирзеном войска барона были разбиты, сам барон и около 400 человек было убито, а остальные ливонские солдаты были взяты в плен или разбежались. В этом же году воевода взял Мариенбург.

В 1563 году князь назначен одним из трех воевод в Полоцк. В 1564 году царь велел князю Петру Шуйскому идти на литовцев из Полоцка. Князь Василий Семёнович и его брат князь Пётр Семёнович должны были выдвинуться из Вязьмы и соединиться под Оршей[1]. Из-за своей неосмотрительности князь Шуйский был разбит под Чашниками. Узнав о поражении князя Шуйского, князья Серебряные отошли к Смоленску. Осенью 1564 года князья помогли полоцкому воеводе князю Петру Щенятеву отразить нападение на город Николая Радзивилла, а затем взяли Озерище[1].

В 1564—1567 годах во время военных действий князь Василий Семёнович был воеводой в разных полках, а в мирное время стоял с полком в Пскове и Коломне. В 1566 году князь подписался под письмом послам Стефана Батория об отказе от перемирия[1].

Из дальнейшей судьбы князя известно только то, что умер он своей смертью.

Семья

Князь имел сына — князя Бориса Васильевича.


Напишите отзыв о статье "Серебряный-Оболенский, Василий Семёнович"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 [dlib.rsl.ru/viewer/01002921723#?page=376 Серебряный-Оболенский, кн. Василий Семёнович] // Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. — СПб., 1896—1918. — Т. 18. — С. 374−376.

Литература

Отрывок, характеризующий Серебряный-Оболенский, Василий Семёнович

– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]