Серебряный кодекс

Сере́бряный ко́декс (лат. Codex Argenteus) — манускрипт перевода Библии на готский язык, сделанного епископом Вульфилой, датируется VI веком. Написан на пурпурном пергаменте серебряными чернилами и хранится в Швеции, в Уппсале. Первоначально содержал 336 листов, из которых сохранилось 188, включая обнаруженный в Шпайере. Содержит текст Четвероевангелия.

В 2011 году был включен ЮНЕСКО в реестр «Память мира».

История

Предположительно Серебряный кодекс был написан для остготского короля Теодориха Великого в его резиденции в Равенне либо в Брешиа. Королевский кодекс был роскошно оформлен: тонкий пергамент был окрашен пурпуром, текст нанесён золотыми и серебряными чернилами. Художественный стиль, качество декора и миниатюр свидетельствуют, что рукопись была сделана как минимум для членов королевской семьи. В 1970 году Ян-Олаф Тьядер (швед. Jan-Olof Tjäder, 1921—1998) выдвинул гипотезу, что создателем кодекса был знаменитый готский каллиграф первой половины VI века Вилиарих (Вильярит), трудившийся в Равенне. После кончины Теодориха в 526 году, кодекс не упоминался в источниках более тысячи лет.

Значительный фрагмент Серебряного кодекса (187 листов) сохранился в Верденском аббатстве близ Эссена, бывшим некогда одним из богатейших монастырей Священной Римской империи. Время и обстоятельства появления кодекса в Германии неизвестны. Точная дата обретения рукописи неизвестна, но она вновь упоминается с середины XVI века. Далее рукопись оказалась в библиотеке императора Рудольфа II в Праге. В период до 1587 года кодекс был переплетён, причём листы были сильно перепутаны. После окончания Тридцатилетней войны в 1648 году рукопись в качестве военного трофея поступила в библиотеку королевы Христины Шведской в Стокгольм. После перехода королевы в католицизм рукопись оказалась в Нидерландах и в 1654 году была приобретена собирателем рукописей Исааком Воссом (1618—1689). В 1662 году рукопись была выкуплена Магнусом Делагарди и перевезена в Швецию, где в 1669 году поступила в библиотеку университета Уппсалы. Делагарди заказал для рукописи роскошный переплёт из серебра. При новом переплёте листы кодекса были несколько обрезаны, чтобы сделать его более изящным.

Между 1821 и 1834 годами 10 листов рукописи были украдены из университетской библиотеки, однако на смертном одре вор завещал вернуть их. Это произошло в 1857 году.

В 1995 году листы рукописи, выставленные на всеобщее обозрение, были украдены, но обнаружены месяц спустя в камере хранения Центрального вокзала Стокгольма.

В 1998 году кодекс был подвергнут радиоуглеродному анализу, и точно датирован VI веком. Кроме того, было подтверждено высказанное ранее предположение, что в XVI веке рукопись была по крайней мере один раз переплетена.

Находка 1970 года

В октябре 1970 года в Шпайере при восстановлении часовни св. Афры Аугсбургской кафедрального собора в деревянном реликварии был найден последний, 336-й лист Серебряного кодекса, содержащий заключительные стихи Евангелия от Марка (а именно Мк. 16:13-20). Шпейерский лист был намотан на палочку и обёрнут бумагой, что несомненно указывает на желание сохранить рукопись. Обёртка надписана, причём буквы палеографически датировались первой половиной XVI века, когда гуманисты активно посещали Верденское аббатство. Поскольку рукопись тогда не была переплетена, значительная часть листов, по-видимому, была раздарена настоятелями или похищена любопытствующими.

По мнению П. Скардильи, поскольку формат Шпайерского листа отличается от остальной известной части Серебряного кодекса, и имеющиеся повреждения не совпадают с теми, что характерны для остального блока, он был изъят из рукописи сравнительно рано, возможно, между IX—XI веками, и оказался связан с реликвиями святого Эразма. Его сохранность позволяет надеяться на отыскание прочих утраченных частей кодекса.

Публикации

Рукопись Серебряного кодекса была обнаружена в середине XVI века Антонием Мориллоном — секретарём кардинала Гранвелы, который переписал «Молитву Господню». Его выписки были напечатаны Арнольдом Меркатором — сыном знаменитого картографа. Кодекс упоминается в 1569 году голландским гуманистом Йоханнесом Беканусом (1519—1572) в книге «Антверпенские древности» (лат. Origines Antwerpianae). Беканус писал, что рукопись тогда находилась в Верденском аббатстве.

В 1597 году профессор греческого языка Лейденского университета Бонавентура Вулканиус (1538—1614) опубликовал книгу «О письменах и языке гетов или готов» (лат. De literis et lingua Getarum sive Gothorum), в которой был впервые напечатан фрагмент текста кодекса, получившего название Codex Argenteus (Бонавентура утверждал, что не изобретал этого термина, а заимствовал его у неназванного предшественника). Бонавентура был первым исследователем, который опубликовал пространный текст на готском языке и связал его с именем Вульфилы. В трактате Вулканиуса содержались две главы о готском языке, содержащих текст Нового Завета — «Аве Мария» (Лк. 1:28 и Лк. 1:42), Молитва Господня (Мф. 6:9-13), Магнификат (Лк. 1:46-55) и Песнь Симеона Богоприимца (Лк. 2:29-32). Тексты были снабжены готским оригиналом с транслитерацией латинскими буквами.

Первое полное издание текста Четвероевангелия Вульфилы было выпущено в 1665 году Франциском Юнием (дядей Исаака Восса) в Дордрехте уже после отправки рукописи в Швецию.

В 1737 году Ларс Руберг (1664—1742), профессор медицины Уппсальского университета, учитель Карла Линнея, сделал гравюру с одного из листов рукописи, сохранившуюся в епархиальной библиотеке Линчёпинга. Гравюра была использована в издании 1750 года.

В 1834 году шведский филолог Андерс Уппстрём (1806—1865) опубликовал диссертацию Aivaggeljo þairh Matþaiu eller Fragmenterna af Matthæi Evangelium på götiska jemte ordförklaring och ordböjningslära, а в 1854 году опубликовал полный текст 177 листов Серебряного кодекса. 10 листов были украдены между 1821 и 1834 годами. После их возвращения в 1857 году, Уппстрём опубликовал дополнение к изданию 1854 года под названием Decem Codicis argenteæ rediviva folia.

Факсимильное издание Серебряного кодекса было опубликовано только в 1927 году, в честь 450-летия Уппсальского университета (лат. [www.ub.uu.se/about-the-library/exhibitions/codex-argenteus/printed-editons/facsimile-edition/ Codex argenteus Upsalensis jussu Senatus Universitatis phototypice editus]). Его подготовили профессор Отто фон Фризен и доктор Андерс Грапе. Б. Мецгер утверждал, что фотокопия читается легче, чем потемневшие листы оригинала.

Стандартным считается издание немецкого филолога Вильгельма Штрейтберга (1856—1925) Die Gotische Bibel, вышедшее в 1910 году. Его пятое издание, последнее на сегодняшний день, было выпущено в 1965 году, и не учитывает более поздней находки 336-го листа. Готский текст сопровождается реконструкцией предполагаемой греческой версии, с которой делал перевод Вульфила.

Особенности рукописи и текста

Изначально кодекс содержал 336 листов, то есть 672 страницы. Сброшюрован он следующим образом: 37 тетрадей по 4 двойных листа (16 страниц), в конце каждого Евангелия — тетрадь из 5 двойных листов (по 20 страниц), возможно, было также введение и таблицы канонов, как в Кодексе из Брешии. Листы основной части Серебряного кодекса имеют формат 19,5 см в длину и 24,5 см в высоту (у новонайденного 336-го листа — 21,7 × 26,6 см). Характерно, что листы, извлечённые из книжного блока, имеют свойство самопроизвольно сворачиваться в трубочку.

Евангелия расположены в так называемом западном порядке (Матфей, Иоанн, Лука, Марк), как в рукописях старолатинской Библии, в частности Кодексе из Брешии. Первые три строки каждого Евангелия написаны золотыми буквами, золотыми чернилами написаны и начала разделов, а также сокращения имён евангелистов в четырёх таблицах параллельных мест внизу каждой страницы, обрамлённых серебряными аркадами. Серебряные чернила окислились и плохо читаются на фоне тёмно-багрового пергамента, на фоторепродукциях тексты Евангелий от Матфея и Луки отличаются от текста Иоанна и Марка, возможно, из-за другого состава чернил, содержащих больше серебра. Почерк готского алфавита унциальный, он настолько однороден, что даже встречались предположения об использовании печатных клише.

Текст перевода Вульфилы строго буквальный, перевод выполнен дословно с сохранением греческого порядка слов в ущерб готской грамматике. Характерная особенность стиля — единообразие: одинаковые греческие слова переведены одними и теми же готскими, если это не искажает смысла. Подбор слов для перевода очень тщателен и осторожен: например, из 64 греческих и семитских заимствований, вошедших в латинскую Вульгату, в готской версии осталось только 28. Доктор Г. Колиц утверждал в 1930 году, что «Ульфила был более компетентным переводчиком с греческого, чем Эразм или Лютер».

Все исследователи, включая Штрейтберга, согласны, что в основе своей это антиохийский тип текста. Таким образом, готский перевод оказывается древнейшим из сохранившихся свидетельств антиохийского типа, но со значительным количеством западных чтений. Не решён вопрос о происхождении старолатинских элементов. В 1919 году Ханс Лицманн выдвинул версию о том, что Вульфила обращался к старолатинской версии Евангелия. В 1910 году Адольф Юлихер предположил, что примесь латинской традиции имела место в греческой рукописи, с которой он переводил. Фридрих Кауфманн в 1920 году предположил, что готская версия Вульфилы была латинизирована позднейшими переписчиками, аргументируя это тем, что все сохранившиеся готские рукописи происходят из Ломбардии. Ф. Бёркитт предположил, что текст «Серебряного кодекса» оказал сильное влияние на составителей Кодекса из Брешии, текст которого был исправлен по Вульгате, а затем приведён в соответствие с готской версией.

Содержание

В современном тексте сохранились следующие евангельские стихи:

• Евангелие от Матфея: 5:15-48; 6:1-32; 7:12-29; 8:1-34; 9:1-38; 10:1,23-42; 11:1-25; 26:70-75; 27:1-19,42-66.
• Евангелие от Иоанна: 5:45-47; 6:1-71; 7:1-53; 8:12-59; 9:1-41; 10:1-42; 11:1-47; 12:1-49; 13:11-38; 14:1-31; 15:1-27; 16:1-33; 27:1-26; 28:1-40; 29:1-13.
• Евангелие от Луки: 1:1-80; 2:2-52; 3:1-38; 4:1-44; 5:1-39; 6:1-49; 7:1-50; 8:1-56; 9:1-62; 10:1-30; 14:9-35; 15:1-32; 16:1-24; 17:3-37; 18:1-43; 19:1-48; 20:1-47.
• Евангелие от Марка: 1:1-45; 2:1-28; 3:1-35; 4:1-41; 5:1-5; 5-43; 6:1-56; 7:1-37; 8:1-38; 9:1-50; 10:1-52; 11:1-33; 12:1-38; 13:16-29; 14:4-72; 15:1-47; 16:1-12 (+ 16:13-20).

В утратах текста наблюдается определённая последовательность. Больше всего пострадало Евангелие от Матфея — утрачены 76 листов, сохранились 22; далее следует Евангелие от Иоанна (нет 29, сохранилось 45); Евангелие от Луки (утрачено 36, сохранилось 70); Евангелие от Марка (8, остался 51 лист). В Евангелии от Матфея утрачено 60 листов подряд, но большинство утрат составляют малые — в один лист (всего 11), больших пробелов (в два листа) — 6. Объём потерь: 75 % у Матфея; 40 % — Иоанна; 35 % — Луки, 8 % — Марка.

Литература

• Мецгер, Брюс. [padaread.com/?book=30399 Ранние переводы Нового Завета. Их источники, передача, ограничения] / Пер. с англ. С. Бабкиной. — Изд. 2-е. — М.: Библейско-богословский ин-т св. апостола Андрея, 2004. — 552 с. — ISBN 5-89647-024-X.
• Скардильи, Пьерджузеппе. [vk.com/doc8157_323692905?hash=de4274a4ed63fda043&dl=a083970ea9c12a602f Готы: язык и культура] / Пер. с нем. А. Д. Сыщикова. — СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2012. — 388 с. — ISBN 978-5-8465-1094-4.
• Andersson-Schmitt, Margarete, Anmerkungen zur Bedeutung des Haffner Blattes für die Geschichte des Codex argenteus. (Nordisk tidskrift för bok och biblioteksväsen 62-63: 1975-76, pp. 16-21.)
• Cavallo, Guglielmo, The Purple Codex of Rossano. (Codex Purpureus Rossanensis. Museo dell’arcivescovado. Rossano Calabro. Commentarium a cura di / by Guiglielmo Cavallo, Jean Gribomont, William C. Loerke. Roma — Graz, 1987, pp. 23-41.)
• Friesen, Otto von och Grape, Anders, Om Codex Argenteus. Dess tid, hem och öden. (Skrifter utgivna av Svenska litteratursällskapet, 27.) Uppsala, 1928.
• Haffner, Franz, Fragment der Ulfilas-Bibel in Speyer. (Pfälzer Heimat, 22:1971, H. 1, 31. März, pp. 1-5.)
• Haffner, Franz, Herkunft des Fragmentes der Ulfilas-Bibel in Speyer. (Pfälzer Heimat, 22:1971, H. 3/4, 17. Dezember, pp. 110—118.)
• Hermodsson, Lars, Silverbibelns väg till Werden [with a summary in English]. (Kungl. Humanistiska Vetenskaps-Samfundet i Uppsala. Årsbok 1986, pp. 5-32.)
• Kleberg, Tönnes, Codex Argenteus. The Silver Bible at Uppsala. 6 ed. Uppsala, 1984.
• Scardigli, Piergiuseppe, Die Goten. Sprache und Kultur. München, 1973.
• Scardigli, Piergiuseppe, Unum Redivivum Folium. (Studi germanici, nuova serie, IX 1-2, 1971, pp. 5-19.)
• Tjäder, Jan-Olof, Silverbibeln och dess väg till Sverige. (Religion och bibel. Nathan Söderblom-sällskapets årsbok, 34:1975, pp. 70-86.)
• Tjäder, Jan-Olof, Studier till Codex Argenteus' historia [mit einer Zusammenfassung auf Deutsch]. (Nordisk tidskrift för bokoch biblioteksväsen, 61:1974, pp. 51-99.)

Ссылки

• [www.ub.uu.se/about-the-library/exhibitions/codex-argenteus/ Homepage of the Codex Argenteus (Uppsala University Library)]
• [app.ub.uu.se/arv/codex/faksimiledition/contents.html The Codex Argenteus Online]
• [www.wulfila.be/ Wulfila Project] digital library dedicated to the study of Gothic
• [www.modeemi.cs.tut.fi/~david/Codex_Argenteus/Cod_Arg_Bib.html Codex Argenteus Bibliography]
• The Gothic Bible on Wikisource, Streitberg’s edition
• [wikisource.org/wiki/Gothic_Bible_in_Ulfilan_Gothic_Script_with_correct_i Gothic Bible in Gothic script] on Wikisource
• [la.wikisource.org/wiki/Patrologia_Latina_Vol_18_Ulfilas_-_Evangelia the Gothic New Testament] on wikisource, Patrologia Latina edition

Отрывок, характеризующий Серебряный кодекс

– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.


– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.