Серна, Хосе де ла

Хосе де ла Серна<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Вице-король Перу
29 января 1821 — 1824
Монарх:	Фердинанд VII
Предшественник:	Хоакин де ла Песуэла
Преемник:	Хуан Пио де Тристан и Москоко
Вероисповедание:	Католик
Рождение:	1770(1770) Херес-де-ла-Фронтера
Смерть:	1832(1832) Кадис
Профессия:	Военный
Автограф:

Хосе де ла Серна (исп. José de la Serna e Hinojosa; 1770, Херес-де-ла-Фронтера — 6 июля 1832, Кадис) — испанский генерал, колониальный чиновник. Предпоследний вице-король Перу.

Биография

На службу в армию Хосе де ла Серна поступил курсантом в раннем возрасте, принимал участие в обороне Сеуты от мавров в 1784 году. Позже сражался против французов в Каталонии в 1795 году, против англичан при адмирале Хосе де Массаредо в 1797 году. Участвовал в обороне Сарагосе, где был взят в плен французскими войсками и вывезен во Францию. Вскоре он бежал из плена и через Швейцарию отправился на Восток, откуда вернулся в Испанию.

В 1816 году де ла Серна получил звание генерал-майора и был назначен командовать испанскими войсками в Перу для подавления восстания. Он прибыл в Кальяо 22 сентября 1816 года и сразу был направлен в Верхнее Перу (ныне Боливия). Непосредственно к командованию войсками приступил 12 ноября 1816 года, по приказу вице-короля Хоакина де ла Песуелы должен был направить войска на подавление восстания в аргентинскую провинцию Тукуман, но отказался выполнить приказ, мотивируя недостаточностью сил.

После знаменитого перехода через Анды войска Хосе Сан-Мартина застали испанцев врасплох, и все последующие действия сил де ла Серны свелись к оборонительным действиям и подавлениям различных восстаний.

Из-за различных разногласий отношения де ла Серны с вице-королём дела Песуэлой только ухудшались, и де ла Серна решил уйти в отставку и попросил у вице-короля разрешения отправиться в Испанию. Разрешение им было получено в мае 1819, а в сентябре он передал командование войсками генералу Хосе Кантересу.

Де ла Серна имел поддержку в столице вице-королевства Лиме. После прибытия в Лиму для отъезда в Испанию он увидел всю полноту этой поддержки. Перу находилось под угрозой вторжения войск Сан-Мартина, и было решено обратиться в вице-королю для назначения де ла Серны командующим армии и главой военного совета с присвоением ему звания генера-лейтенанта. Вице-король в силу сложности ситуации, несмотря на личные неприязненные отношения, согласился с этим назначением.

Сан-Мартин высадился 8 сентября 1820 года в Писко, армия испанских войск под командование де ла Серны встала на защиту столицы.

Вице-король

29 января 1821 года сторонники де ла Серны устроили мятеж с требованием ухода в отставку вице-короля в пользу де ла Серны. Де ла Песуела отказался и потребовал подавить восстание, но де ла Серна отказался, мотивировав недостаточностью сил, и вечером вице-король ушёл в отставку. Позднее этот переворот был признан в Испании.

В Лиму прибыл испанский уполномоченный капитан Мануель Абреу, который привёз приказ де ла Серне идти на мирные переговоры с Сан-Мартином, поскольку в Испании уже поняли весь размах восстания и опасались полной потери американских колоний. Переговоры начались 3 мая и продолжались до 24 июня 1821 года, переговорщики так и не пришли к соглашению, камнем преткновения стала независимость, которую требовали повстанцы, а Испания готова была предоставить только широкую автономию.

Боевые действия возобновились на следующий день, 25 июня, после окончания переговоров, уже 6 июля испанские войска во главе с де ла Серной были вынуждены покинуть столицу. Через четыре дня в Лиму вошли войска Сан-Мартина, встречаемые ликующим населением, и 15 июля (28 июля по новому стилю) Сан-Мартин провозгласил независимость Перу.

Хосе де ла Серна вынужден был отступить к Хауахе, затем в Куско.

24 августа де ла Серна направил 4000 солдат на помощь осаждённому Кальяо, но 19 сентября город был взят из-за отсутствия снабжения.

В Куско вспыхнули разногласия среди роялистских сил, генерал Оланьета отказался повиноваться де ла Серне.

Война за независимость Перу шла к логическому завершению, генерал Кантерас потерпел поражение в битве у Хунин 6 августа 1824 года от войск Симона Боливара. Хосе де ла Серна выступил из Куско с хорошо вооружённой армией 10000 солдат и 1600 кавалерии, вступил в сражение с войсками Антонио Хосе де Сукре при Аякучо и потерпел сокрушительное поражение. Сам Хосе де ла Серна был ранен и взят в плен, его армия потеряла 2000 человек убитыми и 3000 ранеными. На следующий день, 9 декабря 1824 года, генерал Кантерас подписал капитуляцию. Вскоре Хосе де ла Серна был отпущен, и он предпочёл отправиться в Испанию.

В день Битвы при Аякучо испанский король Фердинанд VII даровал Хосе де ла Серне титул графа де лос Андес, сам де ла Серна узнал об этом только после прибытия в Испанию.

После возвращения в Испанию Хосе де ла Серна был подвергнут суду, но его действия были полностью оправданы и одобрены. Позже он был назначен генерал-капитаном Гранады. Умер Хосе де ла Серна в Кадисе в 1832 году.

Одним из потомков Хосе де ла Серны был известный латиноамериканский революционер Эрнесто Че Гевара.

Отрывок, характеризующий Серна, Хосе де ла

– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.