Серов, Иван Александрович

Иван Александрович Серов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР
13 марта 1954 — 8 декабря 1958
Глава правительства:	Георгий Максимилианович Маленков; Николай Александрович Булганин; Никита Сергеевич Хрущёв
Предшественник:	должность учреждена; как министр внутренних дел СССР — Сергей Никифорович Круглов
Преемник:	и. о. Константин Фёдорович Лунев Александр Николаевич Шелепин
Народный комиссар внутренних дел УССР
2 сентября 1939 — 25 февраля 1941
Предшественник:	Александр Иванович Успенский (и. о.) Амаяк Захарович Кобулов
Преемник:	Василий Тимофеевич Сергиенко
Рождение:	12 (25) августа 1905(1905-08-25) дер. Афимское, Кадниковский уезд, Вологодская губерния, Российская империя
Смерть:	1 июля 1990(1990-07-01) (84 года) Московская область, РСФСР, СССР
Военная служба
Годы службы:	1928—1965
Принадлежность:	СССР
Род войск:	НКВД СССР, МГБ СССР, МВД СССР, КГБ, ГРУ
Звание:	(1955—1963); (с марта 1963 г.).
Командовал:	Комитет государственной безопасности, Главное разведывательное управление
Сражения:	Великая Отечественная война, Венгерское восстание
Награды:	Других стран (лишён некоторых орденов)

Ива́н Алекса́ндрович Серо́в (12 [25] августа 1905 года, Вологодская губерния — 1 июля 1990 года, Московская область) — деятель советских спецслужб, первый председатель Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР в 1954—1958 годы, начальник Главного разведывательного управления Генштаба в 1958—1963 годах, генерал армии (8 августа 1955, понижен до генерал-майора 12 апреля 1963), Герой Советского Союза (29.05.1945, лишён звания 12.03.1963).

Член ЦК КПСС (25.02.1956 — 17.10.1961, кандидат с 20.02.1941). Депутат Верховного Совета СССР 1-го, 2-го, 5-го созывов.

Биография

Родился в семье крестьянина в деревне Афимское Кадниковского уезда Вологодской губернии (сейчас это территория городского поселения города Кадникова Сокольского района Вологодской области).

Окончил начальную сельскую школу в городе Кадников. В 1923 году там же окончил школу 2-й ступени, тогда же вступил в комсомол. В том же году он сначала был членом волостного исполкома и одновременно заведующим избой-читальней Кадниковского уездного политпросвета (в то время размещавщейся в селе Покровском, теперь эта территория представляет собой восточную окраину села Замошье), а затем по август 1925 года — председателем Замошского сельсовета в Кадниковском уезде. В 1925 году стал кандидатом в члены РКП(б).

С 1925 года в Красной Армии, с августа 1925 года по август 1928 года курсант Ленинградской пехотной школы. В июне 1926 года вступил в ВКП(б).

С 1928 года по январь 1931 года командир артиллерийского взвода 66-го стрелкового полка, артиллерийского полка 22-й стрелковой дивизии в Северо-Кавказском военном округе. В 1931 г. слушатель Артиллерийских курсов усовершенствования командного состава (Ленинград). С сентября 1931 по март 1934 года командир топографической батареи 9-го корпусного артиллерийского полка Северо-Кавказского военного округа. С марта 1934 года по январь 1935 года помощник начальника штаба, и. о. нач. штаба артиллерийского полка 24-й стрелковой дивизии в Украинском военном округе.

В январе 1935 года направлен на учёбу в Военно-инженерную академию, в мае 1936 года переведён в Военную академию РККА имени Фрунзе, которую окончил в январе 1939 года.

В органах внутренних дел и госбезопасности

По окончании академии, в феврале 1939 г. направлен на службу в центральные органы Наркомата внутренних дел СССР. С 9 февраля заместитель начальника, с 18 февраля 1939 года начальник Главного управления Рабоче-крестьянской милиции НКВД СССР (по 29 июля 1939). Затем переведён на работу в госбезопасность.

С 29 июля 1939 года начальник 2-го (секретно-политического) отдела — заместитель начальника Главного управления государственной безопасности НКВД СССР (по 02.09.39). ГУГБ возглавлял тогда Всеволод Меркулов.

С 2 сентября 1939 года Нарком внутренних дел Украинской ССР. Принимал участие в присоединении Западной Украины к СССР в соответствии с секретным протоколом к пакту Молотова-Риббентропа; участник переговоров о сдаче города Львова польскими войсками Красной армии во время Польского похода РККА. Член ЦК КП(б) Украины, член Политического бюро ЦК КП(б) Украины (17.5.1940 — 7.5.1941). К этому времени историк Никита Петров также относит его знакомство и сближение с будущим маршалом Жуковым, во второй половине 1940 г. командовавшим Киевским Особым военным округом.

С февраля по июль 1941 года первый заместитель Народного комиссара госбезопасности СССР Всеволода Меркулова.

С июля 1941 года по февраль 1947 года заместитель Народного комиссара (с марта 1946 года — министра) внутренних дел СССР.

В годы Великой Отечественной войны одновременно — начальник охраны тыла Московской зоны (октябрь 1941 — февраль 1942), член комиссии ГКО СССР по организации обороны Северного Кавказа (1942), один из основных исполнителей решения о депортации народов Северного Кавказа (1944). С августа 1941 - член Военного Совета ВВС НКО СССР.

Один из организаторов партизанского движения в СССР, истребительных отрядов. Решением ГКО СССР от 8 октября 1941 года был назначен руководителем "пятерки", созданной для минирования и уничтожения важных объектов Москвы в случае сдачи города. По решению Сталина должен был остаться в оккупированой Москве нелегальным резидентом НКВД.

В апреле-мае 1942 года был командирован на Крымский фронт, принимал непосредственное участие в боевых действиях. В августе — декабре 1942 года участвовал в обороне Кавказских перевалов, был ранен и контужен. За проявленное мужество и отвагу 13 декабря 1942 года награжден орденом Ленина.

В годы ВОВ выполнял многие ответственные задания ГКО СССР и лично И.В.Сталина. Выезжал в блокадный Ленинград, осажденный Сталинград. Руководил борьбой с бандподпольем на Северном Кавказе, в Калмыкии, в Белоруссии.

В августе 1943 года организовывал единственную поездку И.В.Сталина на фронт, в ходе которой 3 дня находился вместе с ним .

На 1-м Белорусском фронте: уполномоченный НКВД СССР по 1-му Белорусскому фронту (сентябрь 1944 — июль 1945) и начальник охраны тыла 1-го Белорусского фронта (1944 — май 1945), заместитель командующего войсками 1-го Белорусского фронта по делам гражданской администрации (май — июнь 1945).

По предложению Берии 7 марта 1945 г. Серов был назначен советником НКВД СССР при Министерстве общественной безопасности (МОБ) Польши (по 27 апреля 1945 г.).

Непосредственный участник взятия Берлина. Участник церемонии подписания капитуляции Германии 8 мая 1945 г. "За героическое и мужественное руководство наступательными операциями при взятии г. Берлина" 29 мая 1945 г. удостоен звания Героя Советского Союза.

С июня 1945 года на ответственных постах на территории Германии — заместитель Главноначальствующего Советской военной администрации Германии по делам гражданской администрации и уполномоченный НКВД СССР по Группе советских оккупационных войск в Германии.

С 1946 года — член Специального комитета по реактивной технике при Совете Министров СССР. Сыграл ключевую роль в розыске немецких специалистов по "ракетной программе" и восстановлении в Германии ракетного производства. Организовывал вывоз в СССР немецких ученых и инженеров для нужд оборонной промышленности в ноябре 1946 года.

С февраля 1947 года по март 1954 года — первый заместитель Министра внутренних дел СССР. В марте — июне 1952 года руководил строительством Волго-Донского канала. За умелое руководство и сдачу канала в срок 19 сентября 1952 г. награжден орденом Ленина..

6 марта 1953 года был назначен руководителем штабом по обеспечению порядка в Москве, в связи с похоронами И.В.Сталина.

11 марта 1953 года после создания объединенного МВД СССР под руководством Л.П.Берия был переназначен первым заместителем министра.

Один из немногих руководителей МВД СССР, привлеченный к операции по свержению Л.П.Берия. Согласно воспоминаниям Г. К. Жукова, при аресте Л. П. Берии в июне 1953 года Серову было поручено арестовать его личную охрану.

С марта 1954 года — первый Председатель Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР, один из наиболее близких соратников Н. С. Хрущёва. Об отношениях Серова и Хрущёва сын последнего Сергей Хрущёв писал:

Они познакомились до войны… Отцу Серов нравился… Вел себя, насколько это было возможно в тех условиях, по отношению к отцу корректно, не «ябедничал» на него поминутно в Москву, а это дорогого стоило… Потом война надолго развела отца с Серовым… После войны он на Украину не вернулся… Вновь они повстречались с отцом только в 1950 году в Москве, и шапочно. Серов, первый заместитель министра внутренних дел, по делам службы с отцом не пересекался. Отношения восстановились, точнее, заново возникли, только после ареста Берии. Отец посчитал, что ему можно довериться, и не ошибся.

Был одним из инициаторов массовых реабилитаций жертв сталинских репрессий. 19 марта 1954 года наряду с Генеральным прокурором, министрами внутренних дел и юстиции СССР направил в Президиум ЦК КПСС докладную записку о массовом пересмотре дел осужденных за "контрреволюционные преступления".

Сыграл важную роль в удержании власти Н. С. Хрущёвым на июньском и октябрьском 1957 года Пленумах ЦК КПСС. Участвовал в подавлении Венгерского восстания, руководил арестами участников восстания и созданием новых органов безопасности Венгрии.

Во главе ГРУ и после

С 10 декабря 1958 года — начальник Главного разведывательного управления — заместитель начальника Генерального штаба Вооружённых сил СССР, назначен в связи с необходимостью «…укрепления руководства ГРУ», с «сохранением за ним материального содержания, получаемого по прежней работе». Не был избран делегатом на открывшийся в октябре 1961 г. XXII съезд КПСС, будучи до этого с 1956 года (XX съезд) членом ЦК КПСС.

2 февраля 1963 года снят с должности начальника ГРУ Генштаба в связи с «потерей бдительности» (был разоблачён Олег Пеньковский).

Серова сняли не только из-за разоблачения агента английской разведки Пеньковского. За Серовым были и другие «прошлые дела», которые могли подорвать авторитет Хрущёва. Он занимался переселением народов, ведал тюрьмами, оперативной работы не знал и не занимался ею. На должность начальника ГРУ его назначил Хрущёв. Никита Сергеевич доверял Серову. Все указания Хрущёва Серов безоговорочно выполнял. Провал с Пеньковским был ударом не только по Главному разведывательному управлению, но и по престижу Хрущёва. Поэтому он и отправил Серова подальше от Москвы в Туркестанский военный округ.

(генерал Ивашутин)

7 марта 1963 года разжалован в генерал-майоры и 12 марта лишён звания Героя Советского Союза «за притупление политической бдительности».

В феврале 1963 года назначен помощником командующего войсками Туркестанского военного округа по военным учебным заведениям. В августе 1963 года назначен помощником командующего войсками Приволжского военного округа по военным учебным заведениям.

Я… никогда не думал, что после 42 лет службы партии и Родине одна допущенная ошибка на чаше весов перетянет весь труд моей жизни. Не думал также, что мне придется доказывать, что я не уклонялся в годы Отечественной войны от выполнения священного долга защиты моей Родины, что я не случайный человек в партии и в армии, что я отдаю все силы и здоровье на благо строительства нашего коммунистического общества.

— Серов в своём заявлении в Президиум ЦК КПСС 19 ноября 1964 г.

В апреле 1965 года исключён из КПСС за «нарушения социалистической законности и использование служебного положения в личных целях», уволен в отставку.

Был членом ЦК КПСС (1956—1961), кандидатом в члены ЦК КПСС (1941—1956), депутатом Верховного Совета СССР.

Мемуары

Дневники Серов тайно вёл ещё с 1939 года, когда впервые появился на Лубянке. После отставки генерал продолжал писать и завершил мемуары, которые были спрятаны автором на его даче в подмосковном Архангельском. О том, что Серов пишет воспоминания, в 1971 году свидетельствовал и тогдашний председатель КГБ Юрий Андропов; с учётом специфики деятельности Серова о публикации его дневников тогда в СССР речи быть не могло. В мемуарах Серова глазами участника и свидетеля описаны тайны исторических событий сталинской эпохи, в частности депортации репрессированных народов, ликвидации иностранных граждан в застенках НКВД, судьбы Рауля Валленберга, операций советской внешней разведки и др..

В 2012 году при сносе стены в гараже на даче Серова в Красногорском районе Подмосковья его внучкой Верой Владимировной Серовой, по её версии, были обнаружены два замурованных чемодана с генеральскими машинописными материалами и рукописями. Утверждалось, что это и есть таинственно исчезнувшие мемуары Серова, выдержки из которых ещё в начале 2000-х годов цитировал его зять, писатель Эдуард Хруцкий, а вслед за ним публиковал американский историк Вадим Бирштейн. Оригиналы внезапно найденных рукописей Серова после их обнаружения никому из независимых исследователей не показывались, государственную экспертизу бумаги не проходили, что породило сомнения в их подлинности. Доступа к оригиналам документов Серова для учёных и экспертов в настоящее время не предусмотрено, нынешнее местонахождение подлинников, являющихся собственностью наследников Серова, засекречено. Редактирование отсканированного и систематизированного неясно кем текста объёмом около 100 печатных листов, снабдив его собственными комментариями, осуществил журналист и депутат Госдумы Александр Хинштейн.

В 2016 году дневники Серова изданы Российским военно-историческим обществом отдельной 700-страничной книгой под детективным названием «Записки из чемодана». В книгу вошло около трети объёма воспоминаний Серова, при этом базовые правила научной публикации, по экспертным оценкам, соблюдены не были. На задней обложке мемуаров Серова содержится напутствие министра культуры России и председателя РВИО Владимира Мединского. О подлинности воспоминаний Серова в 2016 году развернулся судебный спор между Хинштейном и Верой Серовой — с одной стороны, и радиостанцией «Эхо Москвы», считающей находку фальсификатом, — с другой. Сомнения вызвал «сюжет чудесного обнаружения документов (дача, штукатурка, чемоданы)», ряд текстов в книге Хинштейна, по мнению историков спецслужб, имеют явных литературных предшественников, недостоверными и противоречащими прижизненным рассказам Серова сочтены фрагменты о боевом пловце Крэббе и шпионе Пеньковском. Экспертами утверждалось также, что даже если первоисточник генерала и подлинный, то публикация его тщательно отцензурирована и снабжена беллетризованным патриотическим комментарием, — а это делает актуальным вопрос о новой, действительно научной публикации мемуаров Серова.

Последние годы

Серов долго и безуспешно добивался реабилитации в глазах общественности, восстановления в партии КПСС, возвращения ему звания Героя Советского Союза. Эти вопросы так и не были рассмотрены в советских инстанциях.

Умер 1 июля 1990 года в Красногорском военном госпитале. Похоронен на кладбище села Ильинское Красногорского района Московской области.

Супругу Серова звали Вера Ивановна. На их дочери Светлане третьим браком был женат Эдуард Хруцкий.

Награды

• Герой Советского Союза, Указ Президиума Верховного Совета СССР от 29 мая 1945 года. — по ходатайству маршала Г. К. Жукова (лишён 12.03.1963)
• Шесть орденов Ленина — 26.04.1940, 13.12.1942, 29.05.1945 (лишён 12.03.1963), 30.01.1951, 19.09.1952, 25.08.1955.
• Пять орденов Красного Знамени — 20.09.1943, 7.07.1944, 3.11.1944, 5.11.1954, 31.12.1955.
• Орден Суворова 1-й степени — 8.03.1944 награждён "за депортацию чеченцев и ингушей", Указ о награждении отменён 6.04.1962.
• Два ордена Кутузова 1-й степени — 24.04.1945, 18.12.1956.
• Медали СССР.
• Орден «Virtuti Militari» 4-й степени (Польша) — 1946 (лишён ордена в 1995 году).
• Иные иностранные ордена.

Воинские звания

• Майор (1936)
• Майор государственной безопасности (15.02.1939)
• Старший майор государственной безопасности (30.04.1939)
• Комиссар государственной безопасности 3-го ранга (4.09.1939)
• Комиссар государственной безопасности 2-го ранга (4.02.1943)
• Генерал-полковник (9.07.1945, переаттестация с комиссара ГБ 2-го ранга)
• Генерал армии (8.08.1955)
• Генерал-майор (12.03.1963)

Литература

• Петров Н. В. Первый председатель КГБ Иван Серов. — М.: Материк, 2005. — ISBN 5-85646-129-0.
• Петров Н. В., Скоркин К. В. [www.memo.ru/history/NKVD/kto/index.htm Кто руководил НКВД, 1934—1941 : справочник] / Под ред. Н. Г. Охотина и А. Б. Рогинского. — М.: Звенья, 1999. — 502 с. — 3000 экз. — ISBN 5-7870-0032-3.
• Johanna Granville. The First Domino: International Decision Making During the Hungarian Crisis of 1956. — Texas A & M University Press, 2004. — ISBN 1-58544-298-4.
• Колпакиди А., Север А. ГРУ. Уникальная энциклопедия. — М.: Яуза Эксмо, 2009. — С. 694-695. — 720 с. — (Энциклопедия спецназа). — 5000 экз. — ISBN 978-5-699-30920-7.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=4032 Серов, Иван Александрович]. Сайт «Герои Страны».

• [www.memo.ru/history/NKVD/kto/biogr/gb446.htm Серов И. А.]
• [www.hronos.km.ru/biograf/serov_ia.html Биография]
• [www.knowbysight.info/SSS/05337.asp Биография]
• [www.mk.ru/politics/2016/05/05/taynye-dnevniki-pervogo-predsedatelya-kgb-stalin-ostalsya-nedovolen.html Тайные дневники первого председателя КГБ: «Сталин остался недоволен»]

Отрывок, характеризующий Серов, Иван Александрович

Русский император между тем более месяца уже жил в Вильне, делая смотры и маневры. Ничто не было готово для войны, которой все ожидали и для приготовления к которой император приехал из Петербурга. Общего плана действий не было. Колебания о том, какой план из всех тех, которые предлагались, должен быть принят, только еще более усилились после месячного пребывания императора в главной квартире. В трех армиях был в каждой отдельный главнокомандующий, но общего начальника над всеми армиями не было, и император не принимал на себя этого звания.
Чем дольше жил император в Вильне, тем менее и менее готовились к войне, уставши ожидать ее. Все стремления людей, окружавших государя, казалось, были направлены только на то, чтобы заставлять государя, приятно проводя время, забыть о предстоящей войне.
После многих балов и праздников у польских магнатов, у придворных и у самого государя, в июне месяце одному из польских генерал адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна государю, была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, помещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня был назначен обед, бал, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена.
В тот самый день, в который Наполеоном был отдан приказ о переходе через Неман и передовые войска его, оттеснив казаков, перешли через русскую границу, Александр проводил вечер на даче Бенигсена – на бале, даваемом генерал адъютантами.
Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц. Графиня Безухова в числе других русских дам, приехавших за государем из Петербурга в Вильну, была на этом бале, затемняя своей тяжелой, так называемой русской красотой утонченных польских дам. Она была замечена, и государь удостоил ее танца.
Борис Друбецкой, en garcon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и, хотя не генерал адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, а на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.
В двенадцать часов ночи еще танцевали. Элен, не имевшая достойного кавалера, сама предложила мазурку Борису. Они сидели в третьей паре. Борис, хладнокровно поглядывая на блестящие обнаженные плечи Элен, выступавшие из темного газового с золотом платья, рассказывал про старых знакомых и вместе с тем, незаметно для самого себя и для других, ни на секунду не переставал наблюдать государя, находившегося в той же зале. Государь не танцевал; он стоял в дверях и останавливал то тех, то других теми ласковыми словами, которые он один только умел говорить.
При начале мазурки Борис видел, что генерал адъютант Балашев, одно из ближайших лиц к государю, подошел к нему и непридворно остановился близко от государя, говорившего с польской дамой. Поговорив с дамой, государь взглянул вопросительно и, видно, поняв, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, слегка кивнул даме и обратился к Балашеву. Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис заметил взволнованное лицо Аракчеева, в то время как государь пошел с Балашевым. Аракчеев, исподлобья глядя на государя и посапывая красным носом, выдвинулся из толпы, как бы ожидая, что государь обратится к нему. (Борис понял, что Аракчеев завидует Балашеву и недоволен тем, что какая то, очевидно, важная, новость не через него передана государю.)
Но государь с Балашевым прошли, не замечая Аракчеева, через выходную дверь в освещенный сад. Аракчеев, придерживая шпагу и злобно оглядываясь вокруг себя, прошел шагах в двадцати за ними.
Пока Борис продолжал делать фигуры мазурки, его не переставала мучить мысль о том, какую новость привез Балашев и каким бы образом узнать ее прежде других.
В фигуре, где ему надо было выбирать дам, шепнув Элен, что он хочет взять графиню Потоцкую, которая, кажется, вышла на балкон, он, скользя ногами по паркету, выбежал в выходную дверь в сад и, заметив входящего с Балашевым на террасу государя, приостановился. Государь с Балашевым направлялись к двери. Борис, заторопившись, как будто не успев отодвинуться, почтительно прижался к притолоке и нагнул голову.
Государь с волнением лично оскорбленного человека договаривал следующие слова:
– Без объявления войны вступить в Россию. Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле, – сказал он. Как показалось Борису, государю приятно было высказать эти слова: он был доволен формой выражения своей мысли, но был недоволен тем, что Борис услыхал их.
– Чтоб никто ничего не знал! – прибавил государь, нахмурившись. Борис понял, что это относилось к нему, и, закрыв глаза, слегка наклонил голову. Государь опять вошел в залу и еще около получаса пробыл на бале.
Борис первый узнал известие о переходе французскими войсками Немана и благодаря этому имел случай показать некоторым важным лицам, что многое, скрытое от других, бывает ему известно, и через то имел случай подняться выше во мнении этих особ.

Неожиданное известие о переходе французами Немана было особенно неожиданно после месяца несбывавшегося ожидания, и на бале! Государь, в первую минуту получения известия, под влиянием возмущения и оскорбления, нашел то, сделавшееся потом знаменитым, изречение, которое самому понравилось ему и выражало вполне его чувства. Возвратившись домой с бала, государь в два часа ночи послал за секретарем Шишковым и велел написать приказ войскам и рескрипт к фельдмаршалу князю Салтыкову, в котором он непременно требовал, чтобы были помещены слова о том, что он не помирится до тех пор, пока хотя один вооруженный француз останется на русской земле.
На другой день было написано следующее письмо к Наполеону.
«Monsieur mon frere. J'ai appris hier que malgre la loyaute avec laquelle j'ai maintenu mes engagements envers Votre Majeste, ses troupes ont franchis les frontieres de la Russie, et je recois a l'instant de Petersbourg une note par laquelle le comte Lauriston, pour cause de cette agression, annonce que Votre Majeste s'est consideree comme en etat de guerre avec moi des le moment ou le prince Kourakine a fait la demande de ses passeports. Les motifs sur lesquels le duc de Bassano fondait son refus de les lui delivrer, n'auraient jamais pu me faire supposer que cette demarche servirait jamais de pretexte a l'agression. En effet cet ambassadeur n'y a jamais ete autorise comme il l'a declare lui meme, et aussitot que j'en fus informe, je lui ai fait connaitre combien je le desapprouvais en lui donnant l'ordre de rester a son poste. Si Votre Majeste n'est pas intentionnee de verser le sang de nos peuples pour un malentendu de ce genre et qu'elle consente a retirer ses troupes du territoire russe, je regarderai ce qui s'est passe comme non avenu, et un accommodement entre nous sera possible. Dans le cas contraire, Votre Majeste, je me verrai force de repousser une attaque que rien n'a provoquee de ma part. Il depend encore de Votre Majeste d'eviter a l'humanite les calamites d'une nouvelle guerre.
Je suis, etc.
(signe) Alexandre».
[«Государь брат мой! Вчера дошло до меня, что, несмотря на прямодушие, с которым соблюдал я мои обязательства в отношении к Вашему Императорскому Величеству, войска Ваши перешли русские границы, и только лишь теперь получил из Петербурга ноту, которою граф Лористон извещает меня, по поводу сего вторжения, что Ваше Величество считаете себя в неприязненных отношениях со мною, с того времени как князь Куракин потребовал свои паспорта. Причины, на которых герцог Бассано основывал свой отказ выдать сии паспорты, никогда не могли бы заставить меня предполагать, чтобы поступок моего посла послужил поводом к нападению. И в действительности он не имел на то от меня повеления, как было объявлено им самим; и как только я узнал о сем, то немедленно выразил мое неудовольствие князю Куракину, повелев ему исполнять по прежнему порученные ему обязанности. Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из за подобного недоразумения и ежели Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания все происшедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду принужден отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество, еще имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.
(подписал) Александр». ]


13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Выехав в ночь с 13 го на 14 е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.
Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.