Серпико, Фрэнк Винсент

Серпико, Фрэнк Винсент
Serpico, Francesco Vincent
Род деятельности:	полицейский
Дата рождения:	14 апреля 1936(1936-04-14) (88 лет)
Место рождения:	Бруклин
Гражданство:	США
Подданство:	США
Отец:	Винченцо Серпико
Мать:	Мария Джованна Серпико
Дети:	Александр Серпико
Награды и премии:	Медаль почёта Департамента полиции Нью-Йорка
Сайт:	[frankserpico.blogspot.com/ rpico.blogspot.com]

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Серпико, Франческо Винсент (14 апреля 1936) — отставной офицер Департамента полиции Нью-Йорка, выступивший с показаниями по случаям коррупции в полиции в 1971 году. Стал знаменит после выхода одноимённого фильма «Серпико», роль главного героя в котором исполнил Аль Пачино.

Биография

Серпико родился в Бруклине и был младшим ребёнком в семье итальянских иммигрантов Винченцо и Марии Джованны Серпико, выходцев из провинции Неаполь. В возрасте восемнадцати лет поступил на службу в армию США и провёл два года в Корее. Позже работал частным сыщиком на полставки и общественным наставником во время обучения в Бруклинском Колледже.

Карьера в полиции

Фрэнк Серпико поступил на службу в Департамент полиции Нью-Йорка в 1959 году и одиннадцатого сентября того же года был приведен к присяге в качестве патрульного с испытательным сроком. После завершения испытательного срока 5 марта 1960 года зачислен в Департамент полиции Нью-Йорка, в котором проработал двенадцать лет, в качестве патрульного. Два года работал на Бюро криминалистических исследований (англ. Bureau of Criminal Identification), заполняя дактилоскопические карты. Позже был переведён на службу в качестве секретного агента, работая которым столкнулся с массовой коррупцией среди личного состава Департамента полиции Нью-Йорка.

При несении службы в качестве секретного агента в районах Бруклина и Бронкса Фрэнк Серпико обнаружил налаженную систему рэкета со стороны полицейских. По причине того, что он избегал участия в коррупционных делах своих коллег по работе, срок его службы в этом подразделении был очень коротким. В целях выяснения обстоятельств и степени вовлечённости персонала в коррупционные схемы Серпико рисковал своей жизнью и здоровьем. В 1967 году Серпико предоставил отчёт с достоверными данными о систематической коррупции, но бюрократическому аппарату удавалось не давать делу ходу до тех пор, пока Серпико не вышел на офицера Дэвида Дёрка (англ. David Durk), который помог сдвинуть дело с мертвой точки. Серпико считал, что его коллеги знали о его секретных встречах с людьми из службы внутренних расследований, и не видя реальных действий со стороны официальных лиц, обратился к журналистам газеты Нью-Йорк Таймс, которая 25 апреля 1970-го года на своей заглавной странице опубликовала статью о коррупции в Департаменте полиции Нью-Йорка.

Такой поворот событий вынудил мэра города Джона Линдсея (англ. John Lindsay) создать специальный комитет из пяти человек по расследованию случаев коррупции среди полицейских. В ходе проведения расследования комитет был преобразован в Комиссию Нэппа (англ. Knapp Commission), которая получила название по имени своего председателя — федерального судьи Уитмена Нэппа (англ. Whitman Knapp).

Ранение

Фрэнк Серпико был ранен 3 февраля 1971 года в ходе задержания торговцев наркотиками по адресу 778 Дригс Авеню (англ. 778 Driggs Avenue) в Бруклине. Четыре офицера полиции из Северного Бруклина получили информацию о месте и времени проведения сделки по продаже наркотических веществ.

Двое офицеров, Гари Ротеман (англ. Gary Roteman) и Артур Чезаре (англ. Arthur Cesare) остались в машине перед входом в подъезд, тогда как третий офицер — Поль Халли (англ. Paul Halley) стоял возле здания. Серпико вышел из машины, взобрался на крышу по пожарной лестнице, провел осмотр крыши и через запасной противопожарный выход проник в подъезд, произвёл наблюдение по совершению сделки, подслушал пароль и дал двум молодым закупщикам спокойно уйти.

Офицеры полиции, оставшиеся снаружи, произвели задержание закупщиков, у одного из которых при себе имелось две упаковки героина. Офицер Халли остался в машине сторожить задержанных с поличным, а офицер Ротеман приказал Серпико, так как тот говорил по-испански, провести фиктивную закупку для того, чтобы продавец спокойно и безбоязненно открыл дверь. Серпико постучал в дверь одной рукой, другой при этом сжимая у себя в кармане взведённый пистолет. Наркоторговец приоткрыл дверь на несколько дюймов, но при этом на ней оказалась накинутая цепочка, которая не позволяла полностью открыть дверь для проникновения в помещение. Серпико навалился на дверь всей массой своего тела, цепочка натянулась до предела, что дало возможность офицеру частично просунуться в дверной проём, но наркоторговец при этом всеми силами препятствовал открытию двери. Серпико позвал своих напарников на помощь, но они проигнорировали его призывы.

В момент противоборства между Серпико и наркоторговцем офицер полиции был ранен пистолетным выстрелом в упор. Пуля попала в щёку Серпико, прошла чуть пониже глаза и попала в верхнюю челюсть. Офицер потерял равновесие, упал на пол, и у него началось обильное кровотечение, но напарники Серпико не сообщили диспетчеру о полученном офицером ранении. Престарелый сосед после того, как услышал возню и выстрел в коридоре, вызвал скорую помощь, сообщил о ранении и оставался с раненным офицером до самого приезда скорой. Однако ещё до приезда скорой помощи на место задержания приехала полицейская машина и отвезла его в больницу Гринпойнт (англ. Greenpoint Hospital).

Серпико от выстрела оглох на левое ухо и испытывал сильнейшие постоянные боли от осколков, которые попали ему в мозг. На следующий день после ранения Серпико был посещён мэром города Джоном Линсдеем и полицейским уполномоченным Патриком Мэрфи (англ. Patrick V. Murphy). Серпико была обеспечена охрана, палата проверялась каждый час, а после поправки он дал показания Комиссии Нэппа.

Обстоятельства полученного офицером Серипко ранения сразу же вызвали пересуды. Во время проведения процедуры задержания, Серпико видя, что его напарники не спешат к нему на помощь, попытался ретироваться из опасной зоны и в этот самый момент был ранен, что позволило подозревать напарников Серпико в том, что они специально организовали эту операцию с целью ликвидации Серпико.

Третьего мая 1971 года газета Нью-Йорк Метро Мэгазин (англ. New York Metro Magazine) опубликовала статью об офицере Серпико, озаглавленную как «Портрет честного полицейского» (англ. Portrait of an Honest Cop). Десятого мая 1971 года Серпико дал показания на лейтенанта Департамента полиции Нью-Йорка, который был вовлечён в схемы взимания платы с подпольных игровых заведений. Офицер Серпико был награждён золотым значком и произведён в детективы.

Дача показаний

В октябре и декабре 1971 года офицер Серпико дал показания Комиссии Кнэппа:

«Надеюсь, что с помощью моего выступления сегодня… офицеры полиции не столкнутся в будущем… с подобного рода фрустрациями и тревогой, с которыми мне самому пришлось сталкиваться… последние пять лет от действий своих непосредственных руководителей… из-за моих попыток донести информацию о случаях коррупции. Я испытывал постоянное чувство вины за то, что пытался поднимать не интересующие никого вопросы. Проблема заключается в том, что до сих пор не существуют условий… при которых честный полицейский может действовать… без страха непонимания или репрессий со стороны коллег. Коррупция в полиции не может существовать без одобрения, по меньшей мере… руководителей высшего эшелона. Поэтому, главным результатом сегодняшних слушаний… станет то, что по мнению офицеров полиции Департамент может измениться. Для того, что бы это произошло… необходима независимая и постоянно действующая комиссия для разбора случаев коррупции… наподобие той, которая создана сейчас.»

Фрэнк Серпико стал первым в истории офицером полиции, который дал показания о случаях коррупции в Департаменте полиции Нью-Йорка.

Отставка

Фрэнк Серпико ушел со службы 15 июня 1972 года, через месяц после того, как был награждён высшим знаком отличия Департамента полиции — Медалью почета. Он переехал жить в Швейцарию, где восстанавливал свои силы после полученного ранения и провел в путешествиях по Европе порядка десяти лет. После того, как было принято решение о съемках фильма по мотивам его жизни, Аль Пачино пригласил Фрэнко Серпико пожить в своем доме в Нью-Йорке. Когда Аль Пачино спросил Фрэнка о мотивах, побудивших его пойти на такой шаг, Серпико ответил:

«Эх, Эл, не знаю. Полагаю, что пошел на это из-за того, что не торгую своей совестью».

Серпико вернулся в Нью-Йорк без лишнего шума в 1980-м году, где сейчас и проживает. В настоящее время преподает и читает лекции студентам в университетах и полицейских академиях, передает свой опыт офицерам, находящимся в схожих условиях.

При посредничестве журналиста газеты Нью-Йорк Пост (англ. New York Post) Майка Маклари (англ. Mike McAlary) Серпико был представлен офицеру Йозефу Тримболи (англ. Joseph Trimboli), на которого оказывалось давление за его попытки воспрепятствовать коррупционным схемам, существовавшим в полиции в конце восьмидесятых, начале девяностых годов прошлого века.

Серпико продолжает выступать против применения силы со стороны полиции и против ограничения гражданских свобод и усиливающейся коррупции, примеры которых вскрылись в деле о пытках Эбнера Луимы (англ. Abner Louima) и убийстве Амаду Диалло (англ. Amadou Diallo).

Фрэнк Серпико оказывает поддержку гражданам, которые ищут правды и справедливости, называя их «фонарщиками», вместо обычно используемого в таких случаях термина «осведомитель». Это такие люди, как Пол Ревер (англ. Paul Revere), который во время Войны за независимость сообщил американскому ополчению, находящемуся в местечке Олд Нордс Черч (англ. Old North Church) о приближающихся войсках англичан.

Личная жизнь

Фрэнк Серпико был женат четыре раза. В 1957 году он женился на Мэри Энн Веллер (англ. Mary Ann Wheeler) с которой развелся в 1962-м году. В 1963 году сочетался узами брака с Лесли Лейн (англ. Leslie Lane), на тот момент студентке колледжа, с которой развелся в 1965-м году. В 1966 году женился на Лори Янг (англ. Laurie Young) с которой развелся в 1969-м году. В июне 1972 года Фрэнк Серпико покинул службу в Департаменте полиции Нью-Йорка и перебрался в Европу. В 1973 году он женился на девушке Марьяне (англ. Marianne) из Нидерландов, которая оставалась его последней женой вплоть до её смерти от рака в 1980-м году. После смерти супруги Фрэнк Серпико решил перебраться жить обратно в Штаты. От последнего брака имеет сына, Александра, который родился 15 марта 1980-го года.

Имя Серпико в книгах, фильмах и телевидении

Биографическая книга «Серпико» автора Питера Мааса была распродана тиражом в три миллиона экземпляров. По мотивам книги позже был написан сценарий кинофильма «Серпико», снятый режиссёром Сидни Люметом, главную роль в котором исполнил Аль Пачино. На телеканале NBC в 1976-м году был запущен сериал «Серпико: Смертельная игра» (англ. Serpico: The Deadly Game) роль офицера Серпико в котором исполнил Дэвид Бирни (англ. David Birney).

Биографии

• Maas, Peter (2005), Serpico: The Classic Story of the Cop Who Couldn't Be Bought, New York: Perennial, ISBN 978-0-06-073818-1 

Фильмография

• A&E Biography «Frank Serpico» (2000) (TV)
• American Justice «Cops on Trial» (2000) (TV)

Публикации

• Burnham, David (April 25, 1970), "[select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F10814FF355517768FDDAC0A94DC405B808BF1D3 Graft Paid to Police Here Said to Run Into Millions]", New York Times, <select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F10814FF355517768FDDAC0A94DC405B808BF1D3> 
• Arnold, Martin (April 26, 1970), "[select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F20911F9395F147188DDAF0A94DC405B808BF1D3 Mayor's Committee Investigating Police Corruption Here Meets Tomorrow to Determine Procedures]", New York Times, <select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F20911F9395F147188DDAF0A94DC405B808BF1D3> 
• Burnham, David (May 9, 1970), "[select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F60D10FE3F5D137B93CBA9178ED85F448785F9 Panel on Police May Be Replaced]", New York Times, <select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F60D10FE3F5D137B93CBA9178ED85F448785F9> 
• Burnham, David (May 22, 1970), "[select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F10812F63F5D137B93C0AB178ED85F448785F9 Lindsey Appoints Corruption Unit]", New York Times, <select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F10812F63F5D137B93C0AB178ED85F448785F9> 
• Burnham, David (June 7, 1970), "[select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F40911FA3555107A93C5A9178DD85F448785F9 Knapp Says Laws Spur Police Graft]", New York Times, <select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F40911FA3555107A93C5A9178DD85F448785F9> 
• Burnham, David (February 5, 1971), "[select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=FB071FFD3D5F107B93C7A91789D85F458785F9 The Mayor Visits 'a Very Brave Man']", New York Times, <select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=FB071FFD3D5F107B93C7A91789D85F458785F9> 
• Burnham, David (May 2, 1971), "[select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F10D1FFC345913748DDDAB0894DD405B818BF1D3 15 Police Trials Begin Tomorrow]", New York Times, <select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F10D1FFC345913748DDDAB0894DD405B818BF1D3> 
• Arnold, Martin (May 11, 1971), "[select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=FB0613FE3954127B93C3A8178ED85F458785F9 Crusading Policeman: Francisco Vincent Serpico]", New York Times, <select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=FB0613FE3954127B93C3A8178ED85F458785F9> 
• Burnham, David (May 15, 1971), "[select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F1071EFE3954127B93C7A8178ED85F458785F9 5 Promoted to Detective For Fight on Police Graft]", New York Times, <select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F1071EFE3954127B93C7A8178ED85F458785F9> 
• Burnham, David (December 15, 1971), "[select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F60D10F73D591A7493C7A81789D95F458785F9 Serpico Tells of Delay on Police Inquiry]", New York Times, <select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F60D10F73D591A7493C7A81789D95F458785F9> 
• Arnold, Martin (December 15, 1971), "[select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F1081EF73D591A7493C7A81789D95F458785F9 Serpico's Lonely Journey to Knapp Witness Stand]", New York Times, <select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F1081EF73D591A7493C7A81789D95F458785F9> 
• "[select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F60A14FF3A5C1A7493CAAB1789D95F458785F9 After the Knapp Hearings]", New York Times, December 28, 1971, <select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F60A14FF3A5C1A7493CAAB1789D95F458785F9> 
• "[select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F00B14F8345D13728DDDA10994DD405B828BF1D3 17 Policemen Here to Get High Honor]", New York Times, May 18, 1972, <select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F00B14F8345D13728DDDA10994DD405B828BF1D3> 
• "[select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F30716FF345A137B93C3A9178DD85F468785F9 The Man Who Shot Serpico Is Convicted in Brooklyn]", New York Times, June 1, 1972, <select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F30716FF345A137B93C3A9178DD85F468785F9> 
• Kilgannon, Corey (January 24, 2010), "[www.nytimes.com/2010/01/24/nyregion/24serpico.html Serpico on Serpico]", New York Times, <www.nytimes.com/2010/01/24/nyregion/24serpico.html>. Проверено 2 мая 2010. 

Ссылки

• [frankserpico.blogspot.com/ Frank Serpico’s blog]
• [www.rte.ie/radio1/whistleblowers/1166826.html Audio documentary and interview with Frank Serpico]
• [traprockpeace.org/frankserpico072503.html Frank Serpico Keynote Address (mp3 audio) to Civil Liberties Conference — Protecting Our Civil Liberties — the Core of Democracy — July 25, 2003]
• [traprockpeace.org/civil_liberties_July_03/frank_serpico_072603m.mp3 Frank Serpico answers questions (mp3 audio) at Civil Liberties Conference — July 26, 2003]

Отрывок, характеризующий Серпико, Фрэнк Винсент

– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.