Серп и молот (завод, Харьков)

Харьковский моторостроительный завод «Серп и молот»
Год основания	1881 год
Год закрытия	2005
Прежние названия	завод «Гельферих-Саде»
Расположение	Харьков, Московский проспект, 183
Отрасль	сельскохозяйственное машиностроение
Награды

К:Предприятия, основанные в 1881 годуК:Предприятия, закрытые в 2005 году

Ха́рьковский моторострои́тельный заво́д «Серп и мо́лот» (до 1922 года завод «Гельферих-Саде») — ныне снесённое крупное предприятие сельскохозяйственного машиностроения в Харькове, одно из важнейших предприятий харьковской промышленности.

История

1881 - 1917

Завод был основан в 1881 году и в 1882 году начал выпуск продукции.

В 1895 году завод был преобразован в акционерное общество, производившее плуги, бороны и иной сельскохозяйственный инвентарь, и получил новое наименование: завод земледельческих машин Товарищества «М. Гельферих-Саде» в Харькове.

1 - 3 мая 1900 года рабочие завода принимали участие в харьковской маевке.

Рабочие завода принимали участие в революции 1905 года. На заводе были сформированы рабочие дружины, 12 (25) декабря 1905 года началось вооружённое выступление, в подавлении которого участвовали войска и артиллерия. В результате артиллерийского обстрела обрушилась одна из стен завода.

В 1911 году на заводе работали 1480 человек.

К 1917 году на заводе работали 3 тыс. рабочих (в том числе, 40 большевиков). 7 сентября 1917 в ответ на распоряжение дирекции завода о закрытии завода фабрично-заводской комитет рабочих и служащих принял решение продолжить производство и возложил управление заводом на специальную комиссию.

В 1917 году рабочие завода принимали участие в формировании отрядов Красной гвардии (в общей сложности, за период гражданской войны в Красную гвардию и Красную армию вступили несколько сотен рабочих завода).

1918 - 1991

4 (17) января 1918 года ввиду того, что правление товарищества М. Гельферих-Саде объявило о закрытии завода и, оставив главную квартиру в Харькове, переехало в Ростов-на-Дону к генералу Каледину, СНК РСФСР принял постановление о национализации завода с целью обеспечить продолжение работы завода, после чего заводоуправление возглавил рабочий завода В. Вижуков (электрик по специальности). Завод стал первым национализированным промышленным предприятием Харькова.

Сформированный из рабочих завода отряд Красной гвардии участвовал в боях против наступавших немецких войск и войск Центральной рады, которые заняли Харьков 8 апреля 1918 года.

В дальнейшем, свыше тысячи рабочих завода, оставшихся в городе, были уволены (некоторые из них участвовали в подпольной деятельности, а также в вооружённом восстании, начавшемся с приближением к городу Красной Армии).

3 января 1919 года в Харькове была восстановлена Советская власть, завод возобновил деятельность и участвовал в выполнении военных заказов. В связи с дефицитом электроэнергии и сырья в 1919 году работали только три цеха завода.

После начала наступления ВСЮР, в мае 1919 года 80% всех рабочих завода (1 тыс. человек) были мобилизованы в РККА.

С 24 июня по 12 декабря 1919 года Харьков находился под контролем армии Деникина.

После 12 декабря 1919 года завод возобновил выполнение военных заказов для РККА (здесь был отремонтирован бронепоезд, освоен ремонт артиллерийских орудий и пулемётов).

В 1920 году общая численность рабочих завода составляла 800 человек (из них 16 коммунистов и 25 комсомольцев).

После окончания гражданской войны завод был реконструирован.

В 1922 году завод получил новое название: 1-й государственный завод сельскохозяйственного машиностроения «Серп и молот». Также, в 1922 году был построен стадион "Серп и молот".

В 1923 году в состав завода «Серп и молот» была включена промышленная инфраструктура бывшего завода сельскохозяйственных машин Мельгозе.

К концу 1925 года довоенные производственные мощности завода были восстановлены. В 1926 году на заводе были созданы первые ударные бригады.

В 1927/1928 году 88,3% выпускаемой заводом продукции составлял ручной и конный сельхозинвентарь.

К 1928 году по объёмам выпуска продукции завод на 83% превысил уровень довоенного 1913 года.

В ходе индустриализации СССР завод был реконструирован по проекту проектного института "Гипротракторосельхозмаш".

В первые пятилетки завод освоил производство тракторных молотилок, к 1935 году завод (численность работников которого увеличилась до 8869 человек) полностью перешёл на их производство. Также, в 1929-1940 гг. заводом было освоено производство свеклокопателей и зерноочистительных машин.

После начала Великой Отечественной войны завод был привлечён к выпуску продукции военного назначения, с приближением линии фронта была проведена эвакуация заводского оборудования в Саратов (где в результате объединения саратовского завода «Сотрудник революции», харьковского завода «Серп и молот» и части коллектива саратовского завода «Трактородеталь» был создан саратовский завод «Серп и молот»). В ходе боевых действий и в период оккупации производственные помещения завода были разрушены, но после освобождения Харькова завод был восстановлен и в 1944 года начал выпуск сельскохозяйственной техники.

В 1949 году на заводе «Серп и Молот» было создано специальное конструкторское бюро (СКБ) по двигателям для сельхозмашин.

В 1950 году завод начал массовое производство бензиновых двигателей для прицепных комбайнов.

В 1953 году на заводе были начаты работы по созданию первого в СССР лёгкого дизельного двигателя для сельхозмашин мощностью 48 кВт (серийное производство двигателя СМД-7 началось в 1958 году, после завершения испытаний).

В 1958 году завод начал выпуск дизельных двигателей серии СМД для тракторов, комбайнов и иной техники.

В 1962 году завод освоил выпуск дизельного двигателя СМД-14 мощностью 60 кВт.

25 июля 1966 года завод был награждён орденом Ленина.

1 июня 1967 года завод изготовил миллионный дизельный двигатель. В 1967 году производственные мощности завода включали в себя 39 автоматических и 125 поточных линий.

На 1971 год в составе завода было 14 основных и 12 вспомогательных цехов.

К началу 1974 года «Серп и молот» выпускал ежегодно около 190 тысяч двигателей более чем 100 модификаций различного назначения - для установки на лесопромышленные трактора, зерно- и кормоуборочные комбайны и другую технику.

В 1975 году завод стал головным предприятием производственного объединения "Серп и молот".

К 1986 году три работника завода получили звание Героя Социалистического Труда.

После 1991

С наступлением независимости Украины и началом экономического кризиса, в 1990-е, годы завод попал в тяжелейшую ситуацию и был преобразован в открытое акционерное общество. В значительной степени проблемы завода были связаны с низким качеством выпускаемой продукции, оказавшейся неконкурентноспособной в условиях рыночной экономики. Уставный фонд ОАО составил 2,43 млн гривен, из которых 63,59 % акций предприятия принадлежало государству, 26 % — лизинговой компании «Украгромашинвест». В 2002 году завод произвёл только 275 двигателей, при производственной мощности 200 тысяч двигателей в год.

Весной 2003 года была начата процедура банкротства завода. Осенью 2003 года один из цехов завода был продан за 8 млн. гривен для погашения задолженности по заработной плате перед работниками завода.

Весной 2004 года финансово-экономическое положение было неудовлетворительным.

В марте 2005 года численность работников завода составляла 450 человек (в советское время на заводе работали 17 тысяч человек).

В июне 2005 года завод прекратил финансирование детской базы отдыха, ранее находившейся на балансе предприятия.

3 октября 2005 года хозяйственный суд Харьковской области признал банкротом завод «Серп и Молот».

В 2006 году компания ООО "Макрокап Девелопмент Украина" объявила о работе над проектом "Сити-парк «Серп и Молот»", в соответствии с которым предполагалось снести либо реконструировать часть помещений завода, чтобы разместить на бывшей территории завода офисные, жилые, производственные, складские, торговые и развлекательные объекты. Территория завода занимала площадь 50 га и расположена неподалеку от центра города на Московском проспекте.

31 марта 2008 года градостроительный совет Харькова утвердил проект реконструкции промзоны бывшего завода «Серп и Молот», где предполагалось построить новый жилищно-офисный микрорайон "Изумрудная долина". Однако в 2009 году решение о передаче в аренду земли под строительство микрорайона "Изумрудная долина" было отменено.

27 февраля 2013 года Кабинет министров Украины принял Государственную программу активизации развития экономики на 2013-2014 годы, в соответствии с которой предусматривалось создать в Харькове новый технологический комплекс производства современных готовых лекарственных средств на 800-1000 новых рабочих мест. В марте 2013 года власти Харьковской области предложили использовать для размещения комплекса территории бывшего ПО «Химпром» или бывшего завода «Серп и молот».

По состоянию на начало февраля 2014 года, планы по строительству микрорайона на территории завода "Серп и молот" осуществлены не были в связи с недостатком финансирования проекта.

4 октября 2015 года здания завода были взорваны

Продукция

Завод «Серп и молот» выпускал самые массовые дизельные двигатели семейства СМД для сельскохозяйственной техники — зерноуборочных, кормоуборочных и кукурузоуборочных комбайнов, для тракторов различного тягового класса производства Харьковского, Волгоградского, Онежского тракторных заводов, а также для различной дорожно-строительной техники.

В последние годы завод производил следующие модели двигателей:

безнаддувные 4-х цилиндровые двигатели:

• СМД-15Н.08 и СМД-15Н.09 мощностью 68 л.с. для трактора «ЮМЗ» г. Днепропетровск;
• СМД-14Н.02, СМД-14Н.10; СМД-14Н.16 для различной дорожной и строительной техники: асфальтоукладчики, дорожные катки и погрузчики;

4-х цилиндровые двигатели с турбонаддувом:

• СМД-18Н, СМД-18Н.01 мощностью 100 л.с. для тракторов ДТ-75 «ВгТЗ» г. Волгоград и лесохозяйственных тракторов ТДТ-55 и ЛХТ-55 «ОТЗ» г. Петрозаводск;
• СМД-17Н для экскаваторов «АТЭК» г. Киев;

4-х цилиндровые двигатели с турбонаддувом и охлаждением наддувочного воздуха:

• СМД-19Т.02 мощностью 120/145 л.с. для трактора ХТЗ-120;
• СМД-19Т.05 мощностью 145 л.с. для фронтального погрузчика Т-156 «ХТЗ» г. Харьков;
• СМД-20Т.04 мощностью 125 л.с для тракторов ТБ-1М и ТЛТ-100 «ОТЗ» г. Петрозаводск;
• СМД-21, СМД-22 и СМД-22А мощностью 145 л.с для зерноуборочных комбайнов СК-5М «Нива», СКД-6М «Енисей-1200».

6-ти цилиндровые двигатели с турбонаддувом и охлаждением наддувочного воздуха:

• СМД-31А мощностью 235 л.с. для зерноуборочного комбайна «Дон-1500» АО «Ростсельмаш» г. Ростов;
• СМД-31.16 мощностью 265 л.с. для зерноуборочного комбайна КЗС-9 «Славутич» АО «Херсонские комбайны» г. Херсон;
• СМД-31.20 мощностью 230 л.с. для зерноуборочного комбайна «Обрий» ГП «Завод имени Малышева» г. Харьков.

Государственные награды

• орден Ленина (1966)
• орден Октябрьской Революции (1971)
• орден Трудового Красного Знамени (1982)

Литература и источники

• В. I. Астахов, Ю. Ю. Кондуфор. Пролетарiат Харкова в трьох революцiях. Харкiв, книжкове вид-во, 1959.
• Трудящиеся Харьковской области в Великой Отечественной войне. Харьков, Харьковское книжное издательство, 1960.
• Харкiв iндустрiальний. Харкiв, "Прапор", 1972 - 128 стр.
• Годы трудовых свершений. Очерки истории харьковского моторостроительного завода "Серп и молот". Харьков, "Прапор", 1975.

Ссылки

• [wikimapia.org/1847079/ru/%D0%91%D1%8B%D0%B2%D1%88%D0%B8%D0%B9-%D0%B7%D0%B0%D0%B2%D0%BE%D0%B4-%C2%AB%D0%A1%D0%B5%D1%80%D0%BF-%D0%B8-%D0%BC%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D1%82%C2%BB Это место на Wikimapia]

Отрывок, характеризующий Серп и молот (завод, Харьков)

Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.