Серрано, Мигель

Мигель Серрано Фернандес
исп. Miguel Joaquín Diego del Carmen Serrano Fernández
Мигель Серрано (слева), во время вручения верительных грамот посла в Индии, 1957 год.
Род деятельности:	дипломат
Дата рождения:	10 сентября 1917(1917-09-10)
Место рождения:	Сантьяго
Гражданство:	Чили Чили
Дата смерти:	28 февраля 2009(2009-02-28) (91 год)
Место смерти:	Сантьяго

Миге́ль Хоаки́н Дие́го дель Ка́рмен Серра́но Ферна́ндес (исп. Miguel Joaquín Diego del Carmen Serrano Fernández; 10 сентября 1917, Сантьяго — 28 февраля 2009, Сантьяго) — чилийский дипломат, визионер и национал-социалист, основатель эзотерического гитлеризма.

Ранние годы

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В ранние годы примыкал к марксистам и писал статьи для левых журналов. Однако вскоре разочаровался в коммунистической идеологии и вступил в Национал-социалистическое движение Чили (Movimiento Nacional Socialista de Chile). С 1939 начал публиковаться в нацистском журнале Trabajo («Труд»).

После вторжения Германии в Советский Союз в июне 1941, основал свой собственный еженедельник «Новый век» (La Nueva Edad) (1941—1945). В журнале Серрано впервые начал публиковать материалы Протоколов сионских мудрецов (с ноября 1941), а позднее переосмыслил концепцию заговора «мирового еврейства» в метафизическом ключе. Вслед за средневековыми катарами Серрано отождествляет Яхве с Демиургом, злым началом, управляющим нашим миром.

В конце 1941 по словам Серрано, его пригласили вступить в чилийский эзотерический орден, имеющий, согласно утверждениям его представителей, контакты с элитой брахманов в центре Гималаев. В ордене практиковалась ритуальная магия, тантра и кундалини йога, его члены рассматривали Адольфа Гитлера как спасителя индоевропейской или арийской расы, а выходы в астрал и многие другие магические практики считались достоянием всех чистокровных арийцев. Магистром ордена был немецкий эмигрант под псевдонимом «F.K.», который якобы вступал в астральный контакт с Гитлером, и называл его посвящённым, бодхисаттвой, миссия которого заключается в преодолении Тёмного века Кали-юги. Серрано был инициирован в орден в феврале 1942.

В качестве журналиста Серрано принимал участие в военной экспедиции в Антарктиду в 1947—1948 с тайной миссией по поиску оазиса теплых вод — событие, благодаря которому армия Чили назвала его именем одну из гор ледяного материка, так как он был единственным гражданским членом экспедиции. Предполагают, что экспедиция была как-то связана со слухами о тайной базе нацистов во льдах Антарктики.

Серрано впервые посетил Европу в 1951, где обследовал руины гитлеровского бункера в Берлине и резиденции фюрера в Баварии. Будучи в Швейцарии, он тесно сошёлся с известным писателем Германом Гессе, а также Карлом Густавом Юнгом. Психоаналитический портрет Гитлера, составленный Юнгом, оказал сильное влияние на его оценку со стороны Серрано. Вместе с Юнгом они обменивались мыслями о влиянии архетипов и мифологии на современную политику. Общение с Гессе и Юнгом нашло отражение в наиболее известной книге Серрано C.G. Jung and Hermann Hesse: A Record of Two Friendships.

Дипломатическая работа и поздние годы

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Следуя семейной традиции Серрано в 1953 вступил в дипломатический корпус, после чего занимался дипломатической деятельностью в период с 1953 по 1970 в разных странах, в частности, в Индии (1953—1962), в Югославии (1962—1964), Румынии, Болгарии и Австрии (1964—1970).

Индия для Серрано представлялась источником тайной, забытой истины, и он начал изучать духовное наследие этой страны. В частности, он занимался поисками тайного ордена своего чилийского магистра в Гималаях. Своё путешествие Серрано описал в книге «Змей Рая». Согласно этой книге, несмотря на то, что центр ордена Кайлас находился на недосягаемой территории китайского Тибета, Серрано удалось сделать несколько важных открытий, а в самой Индии свёл знакомство со многими высокопоставленными индийцами, такими, как Неру, Индира Ганди, а также стал единственным иностранцем, которого Далай-лама принял в Гималаях, где укрывался после побега из Тибета.

Помимо разных стран, Серрано был представителем Чили в МАГАТЭ и ЮНИДО (Агентство ООН по промышленному развитию) в Вене (1964—1970). В начале 1970-х после прихода к власти в Чили Сальвадора Альенде, Серрано был вынужден оставить дипломатический корпус, пребывая практически в изгнании, и поселился в резиденции в итальяно-швейцарской деревушке Монтаньола, в дом Камуцци (Camuzzi), где прожил десять лет, оставив дипломатическую работу ради продолжения исследовательской и писательской деятельности.

Жизнь после отставки

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Во время своего затянувшегося пребывания в Европе, Серрано общался с Леоном Дегрелем, Отто Скорцени, Гансом-Ульрихом Руделем и др; встречался с Юлиусом Эволой, Германом Виртом и Эзрой Паундом. В 1973 последовало возвращение на родину, в Чили.

В мае 1984 на могиле полковника СС Вальтера Рауфа, Серрано публично исполнил нацистское приветствие. 5 сентября 1993 он организовал в Сантьяго съезд в честь Рудольфа Гесса и в память о чилийских нацистах 1938.

Принадлежал к «Герметическому кругу», основанному Юнгом, который написал предисловие к книге Серрано «Визиты царицы Савской» («Las Visitas de la Reina de Saba») (и это был единственный раз, когда Юнг писал предисловие к собственно литературному произведению).

Серрано был инициатором сооружения в Мединасели единственного в мире памятника Паунду. Автор более десятка книг, в том числе воспоминаний о К. Г. Юнге и Г. Гессе.

Эзотерический гитлеризм

В своей гностическо-манихейской доктрине эзотерического гитлеризма Серрано возводил происхождение полубожественных ариев к внеземным цивилизациям и рекомендовал использовать кундалини-йогу для очищения «мистической арийской крови». Другими его темами были: гностическая война против евреев, черное солнце, аватара Гитлера и нацистские НЛО в Антарктике.

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан).

В 1984 Серрано опубликовал книгу под названием «Адольф Гитлер: Последний аватара» (Adolf Hitler, el último avatãra), которую посвятил «прославлению фюрера Адольфа Гитлера». В этой длинной книге он доказывает существование заговора, уходящего корнями в глубокую древность, направленного на замалчивание истинного происхождения человечества. Так, в Александрийской библиотеке были уничтожены документы, относящиеся к существованию в Первой Гиперборее живых существ из других галактик. Первая Гиперборея была более духовным государством, и не попала под власть демиурга. Сам Демиург создал неандертальцев, с бессмысленной целью дальнейшего бесконечного размножения на земле. А гиперборейцы не подвержены цикличности, и после своей смерти возвращаются на Землю в виде бодхисатв только при желании. Примордиальные гиперборейцы были сверхсексуальны, а потому воспроизводились с помощью духовной проекции. Сила Вриль помогала им управлять, свет Чёрного Солнца тек по их венам, а видели они с помощью Третьего Глаза.

Вторая Гиперборея была создана на Северном полюсе, когда гиперборейцы начали войну против механической вселенной демиурга. Затем произошла катастрофа — некоторые из восставших гиперборейцев смешали свою кровь с бестиальными существами демиурга, и в результате этого был потерян Рай. Серрано ссылается на книгу Бытия 6.4:

Сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им. 

Ещё одним результатом расового примордиального смешения стало то, что в результате падения кометы или луны Северный и Южный полюса поменялись местами. Серрано считает, что неожиданное появление кроманьонцев в Европе доказывет миграцию гиперборейцев к югу во время ледникового периода. Другая группа выживших гиперборейцев основала цивилизацию в пустыне Гоби.

Таким образом мир превратился в арену борьбы между вырождающимися гиперборейцами и демиургом и силами энтропии. Как пишет Серрано, нет ничего более загадочного, чем кровь. Парацельс называл её конденсированным светом. «Я верю, что арийская, гиперборейская кровь является такой, но это не свет Золотого Солнца, не галактического солнца, но свет Чёрного солнца, зелёный луч». Серрано утверждает, что Золотой век можно вернуть, если гиперборейские арийцы очистят свою кровь. В книге объединяются скандинавские руны и индийские чакры, Серрано объясняет как, с помощью йогических практик можно войти в Чёрное Солнце (оккультный символ) через мистическую смерть, через постижение Зелёного луча. Но такой путь возможен только для тех, чья кровь сохранила память о древней Белой расе. Серрано восхваляет индийцев, которые сохранили кровь путём кастовой системы.

Демиург, в свою очередь, с древности стремился уничтожить наследие гиперборейцев. Согласно воззрениям Серрано, главным инструментом его борьбы был еврейский народ. Евреи владеют чёрной магией, и с её помощью манипулируют всеми институтами земли, и создают абстрактное, рационалистическое, механическое общество, чтобы помешать духовному совершенствованию арийцев. Общество Туле, а также их последователи, гитлеровское СС, стремились помешать упадку. В описании Серрано, Гитлер не только аватара, но и тулку буддистов, божественное существо нирваны, которое решило вернуться снова на человеческий уровень бытия для помощи. Серрано рассматривает СС в качестве эзотерического ордена, намеревавшегося возродить Священный Грааль гиперборейской крови, и это намерение лежит в основе всех великих войн в истории, от войн, описанных в Махабхарате, борьбы асов с ванами в северной мифологии, и вплоть до Второй мировой. В попытке победить демиурга, Гитлер сражался с бастионом еврейского могущества, с коммунистической Советской империей, и либеральными демократиями Запада.

По мнению Серрано, военное поражение Третьего рейха является только внешним. На самом деле, Гитлер принял решение потратить свои силы во время войны на магические эксперименты, такие, как секретные контакты с Тибетом, дематериализация, разработку летающих тарелок, исследования в Арктике и на Южном полюсе. Серрано верит, что Гитлер выжил после падения Берлина и перебрался в другое измерение по тайному подземному ходу. В 1978 Мигель Серрано, чилийский дипломат и нацистский сочувствующий, издал Золотую Группу, в которой он утверждал, что Адольф Гитлер был олицетворением Вишну и тогда общался с богами Гипербореи в подземелье Антарктиды в Новой Швабии. Серрано предсказал, что Гитлер прилетит с флотом дисколетов и установит Четвертый Рейх.

Влияние на неонацизм

Идеи Серрано оказали значительное влияние на неонацизм.

См. также

• Савитри Деви

Литература

• Goodrick-Clarke, Nicholas. [books.google.com/books?id=xaiaM77s6N4C&printsec=frontcover#PPA88,M1 Black Sun: Aryan Cults, Esoteric Nazism, and the Politics of Identity]. — New York University Press, 2003. — ISBN 0-8147-3155-4.

Ссылки

• [white-society.org/index.php?name=Pages&op=showcat&cid=28 Главы из книг Серрано «Золотая Цепь» и «Последний Аватара»]
• [www.imperia-duha.ru/article_367.html Биография Мигеля Серрано]
• [www.serrano.lenin.ru/ Тревожная вселенная Мигеля Серрано]
• [hermetic-rus.com/researches/serrano_nos.htm Мигель Серрано. ИНОЙ ПОВОРОТ КОЛЕСА. Из «NOS. Книга Воскрешения»]
• [nordlux-digi.org/shop/product/29.html Мигель Серрано — Майя] (электронная книга на сайте [nordlux-digi.org/ Ex Nord Lux Digital])

Отрывок, характеризующий Серрано, Мигель

Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.