Серрано, Франсиско

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Серрано и Домингес, Франсиско»)
Перейти к: навигация, поиск
Франсиско Серрано-и-Домингес
исп. Francisco Serrano y Domínguez<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Регент Испании
18 июня 1869 года — 2 января 1871 года
Предшественник: Изабелла II как королева
Преемник: Амадей I как король
Президент Испании
3 января 1874 года — 30 декабря 1874 года
Предшественник: Эмилио Кастелар
Преемник: Хуан де Савала
Председатель правительства Испании
3 октября 1868 года — 18 июня 1869 года
Предшественник: Хосе Гутьеррес де ла Конча
Преемник: Жоан Прим и Пратс
Председатель правительства Испании
18 июня 1871 года — 2 января 1871 года
Предшественник: Жоан Прим и Пратс
Преемник: Мануэль Руис Соррилья
Председатель правительства Испании
4 июня 1872 года — 13 июня 1872 года
Предшественник: Хуан Баутиста Топете
Преемник: Фернандо Фернандес де Кордова
Председатель правительства Испании
4 января 1874 года — 26 февраля 1874 года
Предшественник: Эмилио Кастелар
Преемник: Хуан де Савала
 
Рождение: 17 декабря 1810(1810-12-17)
остров Леон, Кадис
Смерть: 26 ноября 1885(1885-11-26) (74 года)
Мадрид
 
Награды:

Франси́ско Серрáно-и-Доми́нгес, герцог де ла Торре, граф Сан-Антонио (исп. Francisco Serrano y Domínguez, primer duque de la Torre, conde de San Antonio; 17 декабря 1810, Ислас Леон, Кадис, Испания — 26 ноября 1885, Мадрид) — испанский военный и государственный деятель, маршал, премьер-министр Испании в 18681869 и 1874, регент Испании 18691871 годах.





Ранняя карьера

Ещё в 1830-х годах Серрано принимал активное участие в борьбе с претендентом на испанский престол дон Карлосом. В 1840 году присоединился к партии Эспартеро, но в 1843 году, придя к убеждению, что дело Эспартеро проиграно, стал во главе временного правительства в Барселоне.

В кабинете Хоакина Лопеса Серрано был военным министром. После падения Эспартеро и вступления Рамона Нарваэса в Мадрид 22 июля 1843 года Серрано снова временно принял портфель военного министра, а в 1845 году, сблизившись с королевой Изабелле II, был назначен сенатором.

Позже Серрано порвал с консерваторами и примкнул к прогрессистам. В 1857 году он был назначен послом в Париж, в 1859 году — генерал-капитаном Кубы.

Благодаря присоединению к Испании Сан-Доминго в 1862 году Серрано и Домингес получил титул герцога де ла Toppe и звание гранда первого класса. По возвращении в Испанию Серрано до марта 1863 года был министром иностранных дел.

Революционная деятельность

В 1865 году Серрано примкнул к ставшему во главе правительства Леопольдо О’Доннелю, который предоставил ему должность президента сената. Когда правительство вопреки закону промедлило с созывом кортесов, значительное число членов оппозиции подписало протест, который Серрано и президент палаты депутатов Риос-Розас должны были представить королеве. Министерство Нарваэса предотвратило подачу этого протеста арестом обоих президентов и всех подписавших протест. Серрано заключен был в военную тюрьму близ Аликанте, но через несколько недель был освобождён.

После смерти О’Доннеля в 1867 году Серрано был избран лидером Либеральной союза; объединив все либеральные элементы, он стал во главе заговора, направленного на возведению на престол герцога Монпансье. Министр-президент Гонзалес Браво, своевременно извещённый об этом, арестовал Серрано 7 июля 1868 года вместе с другими генералами, участвовавшими в заговоре. Серрано и другие заговорщики были сосланы на Канарские острова. Когда в сентябре 1868 года вспыхнуло восстание против королевы Изабеллы, Серрано возглавил мятежную армией, двинулся на Мадрид и 28 сентября разбил королевские войска под командованием Мануэля Павии при Альколее (англ.). Вступив в Мадрид, он занял во временном правительстве пост министра-президента, а 15 июня 1869 года был избран в регенты до замещения престола.

2 января 1871 года Серрано передал власть новому королю Амадею, который назначил Серрано министр-президентом. В июне того же года Серрано также принял портфель военного министра, но через неделю отказался от всех должностей, так как король Амадей отклонил его предложение временно приостановить конституционные гарантии.

Завершение карьеры

При отречении от престола короля Амадея 11 февраля 1873 года и провозглашении республики Серрано держался в стороне от участия в политических событиях. Лишь после того, как генерал Павиа разогнал кортесы, Серрано был вынужден стать во главе исполнительной власти со званием президента. В марте 1874 года он двинулся против карлистов и после ряда нерешительных битв при Сомморростро принудил их оставить свои позиции и отступить к горам Наварры. К концу года карлисты вновь добились ряда успехов на севере; Серрано выступил с войском в 80 тысяч человек, чтобы выбить их из крепких позиций при Эстелле, но отказался от предводительства при известии о воцарении Альфонса XII. С этого времени Серрано больше не играл активной политической роли.

Напишите отзыв о статье "Серрано, Франсиско"

Литература

Отрывок, характеризующий Серрано, Франсиско

– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.