Серёгин, Владимир Сергеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Сергеевич Серёгин
Дата рождения

7 июля 1922(1922-07-07)

Место рождения

Москва

Дата смерти

27 марта 1968(1968-03-27) (45 лет)

Место смерти

Киржачский район, Владимирская область, СССР

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

ВВС

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал

полком

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Влади́мир Серге́евич Серёгин (7 июля 1922, Москва — 27 марта 1968, Киржачский район, Владимирская область) — военный лётчик, Герой Советского Союза (1945), лётчик-испытатель 1 класса (1967), инженер-полковник.





Биография

Родился в Москве в 1922 году в семье почтового служащего. С детства отличался твёрдым и решительным характером, а также бесстрашием. О небе он мечтал со школьной скамьи, в Красную Армию ушёл добровольцем сразу после школы в 1940 году. Там отметили его способности и направили учиться в Тамбовскую военную авиационную школу пилотов, окончив которую в 1943 году, Владимир был отправлен на фронт.

Участник Великой Отечественной войны, лётчик штурмовой авиации, Герой Советского Союза (1945). Член ВКП(б)/КПСС с 1945 года. Будучи ещё молодым лётчиком, совершил огромное количество боевых заданий. Серёгин летал на низковысотном Ил-2[1]. За годы войны совершил 140 вылетов боевого значения со штурмом вражеских войск, 50 разведывательных вылетов с фотографированием объектов противника. Им были проведены 19 воздушных боёв. Не раз, благодаря героизму и мужеству, грамотному и стратегическому подходу к проведению операции этого молодого и серьёзного пилота во время войны были предотвращены налёты немцев на население, склады, спасены жизни советских людей.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 июня 1945 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом отвагу и геройство старшему лётчику 672-го штурмового авиационного полка 306-й штурмовой авиационной дивизии 10-го штурмового авиационного корпуса 17-й воздушной армии лейтенанту Серёгину Владимиру Сергеевичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 4990).

После окончания войны Владимир Серёгин остался служить в ВВС СССР. Окончил военно-воздушную академию имени Жуковского и с 1953 года работал в испытательной авиации. Им была проведена огромная работа в этой области, лётчик освоил МиГ-15 и МиГ-17[1]. Серёгин, являясь ведущим лётчиком-испытателем «МиГ-15», не раз при совершении испытательных полётов попадал в сложные ситуации, но каждый раз справлялся с поставленной задачей, по итогам полёта им всегда представлялись полные отчёты о проведённой работе. С марта 1967 года[2] Владимир Серёгин был командиром полка, занимавшегося летной тренировкой космонавтов, при Центре подготовки космонавтов ВВС.

Погиб в авиакатастрофе вместе с Ю. А. Гагариным (выполнял обязанности инструктора) во время тренировочного полета на самолёте МиГ-15УТИ.

Урна с прахом Серёгина установлена в Кремлёвской стене на Красной площади в Москве.

Награды

Память

Напишите отзыв о статье "Серёгин, Владимир Сергеевич"

Примечания

  1. 1 2 [svpressa.ru/society/article/41003/ Как погиб Юрий Гагарин] (рус.). Свободная Пресса (27.03.2011). Проверено 30 октября 2013.
  2. [militera.lib.ru/db/kamanin_np/67.html Каманин Н. П. Скрытый космос].

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=401 Серёгин, Владимир Сергеевич]. Сайт «Герои Страны».

  • [www.testpilot.ru/base/2010/06/seryogin-v-s/ Серёгин Владимир Сергеевич].
  • [will-remember.ru/familii_na_s/seregin_vladimir_sergeevich.htm Серёгин Владимир Сергеевич].

Отрывок, характеризующий Серёгин, Владимир Сергеевич

– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.