Невилл, Сесилия

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Сесилия Невилл»)
Перейти к: навигация, поиск
Сесили Невилл, герцогиня Йоркская
англ. Cecily Neville, Duchess of York

Сесили, герцогиня Йоркская.
Эдвард Хардинг, 1792 год.
Национальная портретная галерея Лондона
Имя при рождении:

Сесили Невилл

Дата рождения:

3 мая 1415(1415-05-03)

Место рождения:

Замок Рэби, графство Дарем, Англия

Дата смерти:

31 мая 1495(1495-05-31) (80 лет)

Место смерти:

Замок Беркхемстед, Хартфордшир, Англия

Отец:

Ральф Невилл, 1-й граф Уэстморленд

Мать:

леди Джоан Бофорт

Супруг:

Ричард Плантагенет, 3-й герцог Йоркский

Дети:

сыновья: Генри Йоркский
Эдуард IV
Эдмунд Плантагенет
Уильям Йоркский
Джон Йоркский
Джордж Плантагенет
Томас Йоркский
Ричард III
дочери: Джоан Йоркская
Анна Йоркская
Елизавета Йоркская
Маргарита Йоркская
Урсула Йоркская

Сеси́лия Не́вилл, герцогиня Йоркская (англ. Cecily Neville; 3 мая 1415 — 31 мая 1495) — супруга Ричарда Плантагенета, герцога Йоркского, мать английских королей Эдуарда IV и Ричарда III[1]. За своё происхождение Сесилия получила прозвище «Роза Рэби», а за надменность и темперамент — «Гордячка Цис». Кроме вспыльчивого характера, герцогиня Йоркская была известна своим благочестием. Сама Невилл в личной переписке подписывалась «Сесили».

Её муж, Ричард Плантагенет, был главным претендентом на английский трон от дома Йорков. Ричард Йорк был лордом-протектором при недееспособном короле Генрихе VI в 1453 и 1455 годах, однако в этот период он не предъявлял свои претензии на трон[2]. В 1460 году Ричард был назван принцем Уэльским и вновь стал лордом-протектором Королевства[3], став де-факто правителем страны. Однако, не успев занять трон, Ричард был убит вместе с сыном Эдмундом и шурином графом Солсбери в битве при Уэйкфилде. Герцогиня Йоркская, едва не став королевой-консортом, стала матерью короля, когда в марте 1461 года был коронован её сын Эдуард IV[4]. С 1464 года Сесилия носила титул Сесилия, мать короля и жена Ричарда в праве короля Англии и Франции и лорда Ирландии. В 1477 году по случаю бракосочетанию её внука Ричарда Йоркского Сесили получила новый титул «Сесилия, в праве королевы»[5].





Семья

Сесилия Невилл родилась 3 мая 1415 года в семейном замке[6] Невиллов в графстве Дарем и была самой младшей из четырнадцати детей Ральфа Невилла, графа Уэстморленда, и леди Джоан Бофорт; кроме полнородных девяти братьев и четверых сестёр у Сесилии было восемь единокровных братьев и сестёр (2 и 6 соответственно) от первого брака отца с Маргарет Стаффорд. Её бабушками и дедушками были: по отцовской линии — Джон Невилл, барон Невилл из Рэби, и достопочтенная Мод Перси, дочь Генри Перси, барона Перси и Идонеи Клиффорд; по материнской — Кэтрин Суинфорд и Джон Гонт, герцог Ланкастер, сын короля Англии Эдуарда III и Филиппы Геннегау, основатель дома Ланкастеров. Кроме того, по материнской линии Сесилия приходилась племянницей английскому королю Генриху IV Болингброку.

Сесилия была тёткой Ричарда Невилла, графа Уорика, известного как «делатель королей», а также двоюродной бабкой королевы-консорта Англии, дочери Уорика, Анны Невилл. Кроме того, Сесилия приходилась двоюродной пра-прабабкой Кэтрин Парр, шестой жене правнука Сесилии Генриха VIII.

Герцогиня Йоркская

Когда Сесилии было девять лет, Ральф Невилл обручил её со своим тринадцатилетним подопечным, Ричардом Плантагенетом. Ральф умер в октябре 1425 года, поручив заботу о Ричарде своей вдове, Джоан Бофорт. Сесили и Ричард поженились в 1429 году; их первый ребёнок, девочка Джоан, родилась спустя 9 лет. В 1441 году Ричард был назначен королевским лейтенантом и генерал-губернатором Франции; вместе с ним Сесили перебралась в Руан, где родился и умер их первый сын и третий ребёнок, Генри.

Следующих их сын, будущий король Эдуард IV, родился в Руане 28 апреля 1442 года и был сразу тайно крещён в небольшой часовне, что позже позволило его кузену, Ричарду Невиллу, и брату, Джорджу Кларенсу, обвинить Эдуарда в незаконнорожденности с целью сместить его с трона. Тем не менее, современные историки серьёзно заинтересованы этим вопросом и ссылаются к дате рождения Эдуарда: если предположить, что Эдуард родился в срок, то зачатие его произошло в отсутствие Ричарда Йоркского, чем и было обусловлено тайное крещение. Но существует и друга теория: Ричард, имея привилегии по службе, мог вернуться к жене в Руан на несколько дней, а тайное крещение было обусловлено политическим положением Ричарда в то время и опасениями за жизнь ребёнка. В любом случае, Ричард Йоркский признал ребёнка как своего, таким образом узаконив сына.

В 1454 году Ричард стал возмущаться действиями кузена Сесили, Эдмунда Бофорта, герцога Сомерсета, Сесили обратилась от имени мужа к королеве Маргарите. Когда у короля Генриха VI в том же году случился нервный срыв, Ричард Йоркский был рекомендован на должность Протектора.

После начала Войны роз Сесилия осела в замке Ладлоу, в то время, как Ричард бежал сначала в Ирландию, а затем в континентальную Европу. В то же время, Сесили тайно работала над делом Йорков. Когда парламент начал дебаты о судьбе герцога Йоркского и его сторонников в 1459 году, Сесили отправилась в Лондон, чтобы просить за мужа. По некоторым данным, она убедила короля простить Ричарда, при условии, что он явится в парламент в течение восьми дней. Ричард не приехал и его земли были конфискованы, однако Сесили удалось выбить для себя и детей субсидию в размере £600.

После победы Йорков в битве при Нортгемптоне Сесилия приехала в Лондон вместе с детьми, где поселилась у Джона Пэстона. Она носила королевский герб до того, как Ричард триумфально въехал в Лондон в сентябре. После того, как Ричард и его наследники были официально признаны преемниками короля Генриха актом Согласия[8], Сесили стала считаться будущей королевой и даже получила копию английской хроники хрониста Джона Хардинга.

В битве при Уэйкфилде Ланкастеры одержали сокрушительную победу. Муж, их сын Эдмунд и брат Сесили, Ричард Солсбери, оказались среди жертв. Сесили отправила младших сыновей, Джорджа и Ричарда, ко двору Филиппа III Бургундского, тем самым заставив его присоединиться к партии Йорков.

Мать королей

После смерти Ричарда Йорка борьбу против Ланкастеров успешно продолжил сын Сесилии Эдуард. Когда Сесили переехала в Бейнардский замок, он стал штаб-квартирой Йорков; а когда Эдуард окончательно победил Ланкастеров, Сесили стала могущественной королевой-матерью.

В начале правления Эдуарда, Сесили часто появлялась рядом с ним и поддерживала своим влиянием. В 1461 году Сесилия включила в свой герб английский герб, намекая на то, что её муж был правящим королём. Когда Эдуард женился на Елизавете Вудвилл, для неё были созданы новые покои, чтобы в покоях королевы могла остаться Сесили.

В 1469 году племянник Сесили, граф Уорик, на тот момент тесть Джорджа и будущий тесть Ричарда, сыновей Сесили, восстал против короля Эдуарда. Уорик пустил слухи о том, что король был бастардом и реальным отцом его был вовсе не Ричард Йорк, а лучник по имени Блейбурн из Руана, чему якобы имелись доказательства[9]. Если Эдуард и правда был бастардом, это значило, что настоящим королём должен быть другой сын Сесили, герцог Кларенс, зять Уорика. Аналогичные обвинения были выдвинуты Уориком ранее в адрес Маргариты Анжуйской. Сесили мало высказывалась на этот счёт, несмотря на то, что была публично обвинена в адюльтере. Она посетила Сэндвич, вероятно, в надежде примирить стороны. Когда восстание не удалось в первый раз, Сесили позвала Эдуарда и Джорджа в Лондон, чтобы уладить разногласия между ними. Мир продлился недолго, но и в предстоящей войне Сесили попыталась помирить сыновей.

Эдуард ненадолго был свергнут Уориком и Маргаритой Анжуйской и в течение примерно полугода (с октября 1470 по апрель 1471) на трон вновь оказался Генрих VI. Прежние отношения между Эдуардом и его братом Джорджем так больше не восстановились. Эдуард простил Джорджа и вернул его в семью, но позже Джордж вновь пошёл против короля и был казнён в Тауэре 18 февраля 1478 года.

Эдуард скончался неожиданно 9 апреля 1483 года, оставив двух сыновей — 13 и 10 лет. Младший сын Сесили, Ричард, был назначен лордом-протектором при племяннике Эдуарде V, однако, малолетний король вместе с братом Ричардом был заперт в Тауэре, откуда они больше не вышли; судьба принцев в Тауэре до сих пор остаётся загадкой. Дальнейшие «изыскания» доказали, что брак Эдуарда IV с Елизаветой Вудвилл был недействителен; детей покойного короля объявили бастардами, таким образом сделав Ричарда, герцога Глостера, законным королём. Ричард III был коронован 6 июля 1483 года. Сесили вновь стала матерью короля. С новой королевой, Анной Невилл, внучатой племянницей Сесили, у герцогини сложились прекрасные отношения: они проводили много времени вместе, обсуждая религиозные произведения[10].

Правление Ричарда оказалось недолгим: он был убит 22 августа 1485 года в битве при Босворте последним Ланкастером Генрихом Тюдором. После смерти Ричарда из всех детей Сесили в живых остались только две дочери — Елизавета и Маргарет. 18 января 1486 года старшая внучка Сесили, дочь Эдуарда и Елизаветы Вудвилл, Елизавета Йоркская вышла замуж за короля Генриха Тюдора и стала королевой. Сесили посвятила себя религии, заработав таким образом репутацию весьма благочестивой женщины.

Сесили Невилл, герцогиня Йоркская, скончалась 31 мая 1495 года и была похоронена рядом с мужем и сыном Эдмундом в церкви Св. Марии и всех Святых в Фотерингее с папской индульгенцией. Все последующие монархи, начиная с сына Елизаветы Йоркской, Генриха VIII, являются потомками Сесили Невилл.

Сесили стала именоваться «Сесилией, женой благородного принца Ричарда, покойного герцога Йоркского» с 1 апреля 1495 года. Право на такое именование было установлено за Сесилией судом прерогатив в Кентербери 27 августа того же года[11].

Дети

От Ричарда Йоркского Сесилия родила тринадцать детей (5 девочек и 8 мальчиков), шестеро из которых скончались в детстве.

В культуре

Литература

Кино и телевидение

Кино

Телевидение

Генеалогия

Предки Сесили Невилл
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
16. Ральф Невилл, 1-й барон Невилл из Рэби
 
 
 
 
 
 
 
8. Ральф Невилл, 2-й барон Невилл из Рэби
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
17. Юфимия де Клеверинг
 
 
 
 
 
 
 
4. Джон Невилл, 3-й барон Невилл де Рэби
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
18. Хью Одли
 
 
 
 
 
 
 
9. Элис Одли
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
19. Изольда Мортимер
 
 
 
 
 
 
 
2. Ральф Невилл, 1-й граф Уэстморленд
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
20. Генри Перси, 1-й барон Перси
 
 
 
 
 
 
 
10. Генри Перси, 2-й барон Перси
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
21. леди Элеанора Фицалан
 
 
 
 
 
 
 
5. Мод Перси
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
22. Роберт Клиффорд, 1-й барон де Клиффорд
 
 
 
 
 
 
 
11. Идонея де Клиффорд
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
23. Мод де Клер
 
 
 
 
 
 
 
1. Сесилия Невилл
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
24. Эдуард II
 
 
 
 
 
 
 
12. Эдуард III
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
25. Изабелла Французская
 
 
 
 
 
 
 
6. Джон Гонт
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
26. Вильгельм I де Эно
 
 
 
 
 
 
 
13. Филиппа Геннегау
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
27. Жанна Валуа
 
 
 
 
 
 
 
3. леди Джоан Бофорт
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
14. сэр Пейн де Роэ
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
7. Кэтрин Суинфорд
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Напишите отзыв о статье "Невилл, Сесилия"

Примечания

  1. Halsted, Caroline A. Richard III, as Duke of Gloucester and King of England. — Philadelphia: Carey and Hart, 1844. — С. 37.
  2. DK Publishing. History of Britain & Ireland. — Penguin, 2011. — С. 122. — 400 с.
  3. Davies, John S. [books.google.co.uk/books?id=X_4UAAAAQAAJ&pg=PA109&dq=inauthor:%22John+Silvester+Davies%22&output=html_text#c_top Act of Accord] // An English Chronicle of the Reigns of Richard II, Henry IV, Henry V, and Henry VI. — P. 208–211.
  4. Alison J Spedding At the King's Pleasure: The Testament of Cecily Neville // Midland History. — University of Birmingham, 2010. — Т. 35, № 2. — С. 256-72.
  5. 1 2 Joanna Laynesmith The Kings' Mother // History today. — 2006. — Т. 56, № 3. — С. 38.
  6. Emery Anthony. Greater Medieval Houses of England and Wales, 1300–1500, Volume I: Northern England. — Cambridge: Cambridge University Press, 1996. — P. 123. — ISBN 978-0-521-49723-7.
  7. Pinches, John Harvey; Pinches, Rosemary. The Royal Heraldry of England, Heraldry Today. — Slough, Buckinghamshire: Hollen Street Press, 1974. — С. 113. — ISBN 0-900455-25-X.
  8. [www.britainexpress.com/History/medieval/act-accord.htm Britain Express: The Act of Accord]
  9. [www.channel4.com/programmes/britains-real-monarch Britain's Real Monarch]. Channel 4.
  10. Lisa Hilton. Queens Consort, England's Medieval Queens. — Great Britain: Weidenfeld & Nichelson, 2008. — С. 456. — ISBN 978-0-7538-2611-9.
  11. The National Archives: PROB11/10/447.

Литература

  • Amy Licence. Cecily Neville: Mother of Kings. — Amberley, 2014.

Отрывок, характеризующий Невилл, Сесилия

– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.