Сетлемент

Сетлемент
Дом Общества "Детский труд и отдых" (фото 2007 года)
Год основания	1907
Основатели	С. Т. Шацкий , А. У. Зеленко
Расположение	Вадковский переулок, 5, Москва
Сфера деятельности	детская благотворительность
Пожертвования	здание построено на деньги Н. А. Второва
Собственность	здание общества «Детский труд и отдых»
Дата ликвидации	1908

«Сетлемент» — детский клуб общества «Детский труд и отдых», организованный в Москве в 1907 году для «детей улицы» — детей рабочих, которые не могли получить должного внимания в семье.

История

В конце 19 века общество искало пути решения проблемы беспризорных детей, наводнявших улицы многих городов мира. Это были преимущественно дети рабочих, ремесленников и городской бедноты, родители которых были заняты обеспечением пропитания. Без должного контроля со стороны взрослых, они были подвержены негативному влиянию улицы, попадали в группу риска и часто пополняли ряды преступности.

Америка

В Америке возникло движение, объединившее под своим знаменем всевозможные кружки, союзы, общества, поставившие себе целью – заботу о нравственном и физическом благополучии беспризорной детворы городских бедняков. Первый американский клуб – Сетлемент был основан доктором Стантом Койтом в 1887 году в Нью-Йорке. В 1889 году возникают два сетлемента, основанные прогрессивными женщинами, окончившими американские университеты. Клубы «Сетлемент» были признаны лучшим средством для перевоспитания детей. Им были предоставлены светлые, благоустроенные помещения, где они при полной свободе и без излишней опеки могли проводить время с пользой для себя. В этих клубах молодёжь получала возможность взаимопомощи, училась и развлекалась.

Томас Шю

Одним из самых популярных примеров для подражания был клуб Томаса Шю в Америке. Томас Шю, сын бедного рабочего, уже с 12 лет работал в ткацком отделении, и свободное время отдавал уличным детям. Он был постоянно окружён ими и пользовался среди них большой популярностью. В 1890 г. Томас Шю собирал детей в своей тесной комнате, поучал и развлекал их разными играми. Молва о нем собирала к нему все большие толпы мальчиков, - и в результате, стихийно возник клуб, для которого необходимо было большее помещение. Владелец фабрики, видя положительное влияние Шю на детвору, построил клубный дом. Членами клуба стали до 2000 уличных мальчиков от 8 до 12 лет. Клуб управлялся самоуправлением, имел выборный совет с обязательным подчинением его решениям. В клуб принимали только уличных, проблемных детей. Уют, тепло и свет, участие, ласка побеждали приобретённые порочные навыки. Самым сильным наказанием за нарушения в клубе был запрет на его посещение сроком на неделю. За 10 лет после открытия клуба в нём побывало почти 400 тысяч мальчиков, при этом не было известно ни одной кражи или порчи имущества, хотя дети были полноправными хозяевами клуба. В клубе существовал ежемесячный взнос, но, несмотря на эту «сравнительно высокую плату», приём желающих был ограничен площадью помещений не позволявших принять больше 2000 детей. При клубе существовала сберегательная касса в которой дети, среди которых было много чистильщиков сапог и разносчиков газет, откладывали маленькие сбережения «про чёрный день». Клуб был открыт с 7 вечера до 10. Кроме занятия ремеслами, был кружок пения и музыки. Раз в месяц проводились популярные лекции с «волшебным фонарём», раз в году шёл спектакль, иногда были концерты.

Распространение в Европе и мире

Сетлементы не признавали порабощения личности, а делали упор на её всестороннее развитие. Во всей Англии и Америке сетлементы превратились в целые городки, где дети составляли две трети посетителей.

В Сетлементах к услугам детей были ясли, детские сады, клубы для детей и взрослых, библиотеки, читальни, гимнастические залы, купальни, души, дешёвые спальни для бездомных детей. Дешевая продажа вещей, мастерские, вечерние классы и курсы, дешевые столовые, сберегательные кассы, «банк-копейка» для детей, популярные концерты, лекции, экскурсии, летняя колония и это далеко не полный список возможностей предоставляемых этими клубами. Члены Сетлементов собирали конгрессы, где ставили задачи, и самостоятельно пытались проводить в жизнь, через муниципальные и парламентские учреждения новые общественные начинания.

Примеру Америки и Англии следовали другие страны, и ряд Сетлементов возник во Франции, Бельгии, Германии, Швеции, Норвегии, Австрии, Японии, Индии, Австралии и даже на Сандвичевых островах. Среди всех особенно выделялся клуб-Сетлемент в Стокгольме.

Стокгольм

Учредительница клуба Сетлемент в Швеции, Сесилия Милов, заимствовала идею клубов в Америке, где она познакомилась подробно с местными клубами, пользуясь указаниями известного Томаса Шю. Клуб г-жи Милов в Стокгольме был устроен по образцу клуба Томаса Шю.

До устройства клуба существовали для мальчиков слойды - плотничьи и столярные мастерские, а для девочек – шитьё и штопка.

Приём членов в клуб был ограничен возрастом в 14 лет. Членский взнос 35 ере в месяц. Для провинившихся членов существовал товарищеский суд, но проступок вновь принятого в клуб провинившегося предавался забвению и прощению. Со временем число клубов в Стокгольме увеличилось, и среди них самый замечательный клуб для мальчиков был устроен по образцу английских клубов.

Россия

В России движение «Сетлемент» появилось спустя 20 лет после открытия первого клуба в Америке. Первый такой клуб возник в Москве в Сущевском районе, где население (117,765 человек, почти одна десятая часть населения всей Москвы) составляли исключительно рабочие. Больше половины детей школьного возраста (от 8 до 14 л.) не учились. Процент безграмотных детей от 12 до 14 лет был ещё больше, так как этих детей посылали работать для поддержки семьи. Культурный уровень взрослого населения в этом районе весьма низок.

Сначала появился небольшой кружок лиц, объединенных любовью к «малым сим» и отправились вместе с 12-ю подростками от 9 до 14 лет на дачу, где они хотя и были предоставлены самим себе, но им было предложено ухаживать за огородом, варить себе пищу, убирать свои комнаты. Первое время дети проявляли все дурные наклонности, привитые им улицей, ссорились, дрались, курили. Руководители колонии незаметно приучали детей к работе. Трудовая жизнь и доверие к детям делали своё дело. Благотворно влияли и игры, музыка, поучительные рассказы, беседы из области естествоведения, прогулки. По истечении времени педагоги, уезжая на короткое время, по возвращении констатировали полный порядок. Зимой в Москве возникли клубы для мальчиков и девочек. Этим клубам пророчили блестящее будущее в борьбе с детской и взрослой преступностью.

В 1906 С. Т. Шацкий совместно с другими педагогами создал общество «Сетлемент». В 1907 было построено специальное здание для детских учреждений этого общества (клубы, детский сад, различные мастерские) в Вадковском переулке, 5. Спроектировал и построил его архитектор А.У. Зеленко в 1907—10 при участии педагога С.Т. Шацкого. В 1908 году общество было закрыто полицией «за пропаганду социализма среди детей», а сам Шацкий арестован. В 1909 году Шацкий руководил обществом «Детский труд и отдых», который располагался в том же помещении, что и «Сетлемент».

Литература

• Москва. Энциклопедический справочник. — М.: Большая Российская Энциклопедия. 1992.
• Художественно-литературный и научный журнал «Пробуждение» №1 за 1909 год. «О детях улицы». Статья Б. В.

Отрывок, характеризующий Сетлемент

Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.