Ecce Homo
Ecce Homo — «се человек», букв. «вот человек», «это человек». Слова Понтия Пилата об Иисусе Христе.
Содержание
Фраза
Классич. лат.[стиль] [ˈɛkːɛ ˈhɔmoː]: латинский перевод из Вульгаты греческого выражения Ἰδοὺ ὁ ἄνθρωπος, с которым, согласно Евангелию от Иоанна (гл. 19, ст. 5), прокуратор Иудеи Понтий Пилат показал народу Иерусалима после бичевания Иисуса Христа, одетого в багряницу и увенчанного терновым венцом, желая возбудить сострадание толпы.
|
Тогда вышел Иисус в терновом венце и в багрянице. И сказал им Пилат: «се, Человек!» Когда же увидели Его первосвященники и служители, то закричали: «распни, распни Его!» Пилат говорит им: «возьмите Его вы, и распните; ибо я не нахожу в Нем вины». | 
|
Событие это имело место поздним утром Страстной пятницы, в иерусалимской претории рядом с башней замка Антония.
Выражение стало крылатым. Его употребляют, в частности, когда хотят указать на достойное сострадания положение цивилизованного человека нашего времени.
Иконография
Тема редко встречается в христианском искусстве до периода Возрождения, когда она становится распространенной.
В иконографии Иисуса Христа — название типа изображения, входящего в цикл Страстей Господних: Иисус изображается страдающим, в терновом венце, впивающемся шипами в кожу, окровавленного после бичевания, в руках может быть ветка, символизирующая скипетр, на плечах красная мантия — так как он карикатурно переодет царём. Известно 2 типа интерпретации темы художниками[1]:
- сюжетная сцена, включающая много персонажей
- в качестве молитвенного образа (коронованный лик или изолированная фигура Христа по пояс)
В исходном варианте в сцене обязательно присутствовал человек, произносящий эту фразу, то есть Пилат; желательно было наличие тех, кто в ответ прокричит ему «Распни его, распни» — священники, стражники, толпа. Сцена разыгрывается в городском саду или на балконе претории Пилата, или же в зале суда. Христос изображается облаченным в символы царства (терновый венец, багряница, тростниковый скипетр), его руки часто сложены накрест, обычно связаны веревкой или цепью, на шее также может болтаться веревка, завязанная узлом. На теле — могут быть раны. Выражение лица Христа для художников представляло проблему — они стремились передать его жалось к врагам (в Раннем Возрождении он мог плакать). Жест Пилата, указующий на Христа — иллюстрирует слова. Толпа размахивает кулаками, требуя распятия.
Но нередко название применяется к произведениям, где Христос изображён в описанном виде, но один, во время осмеяния, или же страждущий. В этих случаях подчеркивается полное человеческое одиночество Иисуса, покинутого, брошенного и уничиженного. Такой вариант Ecce homo часто смыкается с подтипом, называемым Муж скорбей (Vir dolorum), где Христос также изображается в венце и крови, в одиночестве (или же поддерживаемый ангелами), также может фигурировать гроб или распятие. (Иконография «Муж скорбей» является символическим изображением Христа, а не каким-либо моментом его Страстей: в отличие от Ecce homo он имеет раны от гвоздей на руках и от копья в подреберье (то есть де факто он уже скончался), но изображается в то же время живым).
- Munkácsy Ecce Homo part.JPG
«Ecce Homo», Михай Мункачи, 1896
- Quentin Massys-Ecce Homo-1520,Doge's Palace,Venice.jpg
«Ecce Homo», Квентин Массейс, 1526
- Antonello da Messina 004.jpg
«Ecce Homo», Антонелло да Мессина, 1473
- Mateo Cerezo d. J. 001.jpg
«Ecce Homo», Матео Черецо, 1650
- Corinth Ecce homo.jpg
«Ecce homo», Ловис Коринт, 1925
- Ecce homo by Antonio Ciseri (1).jpg
«Ecce homo», Антонио Чизери, 1871
Выражение Ecce Homo в литературе и искусстве
- Фридрих Ницше использовал его в названии своей автобиографии «Ecce Homo. Как становятся сами собою».
- Считается, что первой фразой Наполеона при встрече с Иоганном Вольфгангом Гёте была фр. Vous êtes un homme (или Voilà un homme). Предполагается, что император употребил это выражение в смысле «вот наконец есть человек», как бы оказываясь счастливее Диогена с его «ищу человека».
- В итальянском языке идиома «essere (быть) un ecceomo» означает иметь изможденный (истерзанный, израненный, избитый) вид.
- Так озаглавлено одно из стихотворений Михаила Щербакова.
См. также
Напишите отзыв о статье "Ecce Homo"
Примечания
- ↑ Холл, Джеймс. Словарь сюжетов и символов в искусстве = James Hall, Kenneth Clark. Dictionary of Subjects and Symbols in Art / Пер. с англ. и вступительная статья А. Майкапара. — М.: «Крон-пресс», 1996. — 656 с. — 15 000 экз. — ISBN 5-323-01078-6. С. 642
| ||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Ecce Homo
– Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия.Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов.
– Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери.
Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.
Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей:
– У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату.
На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного.
Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь.
– Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил.
