Список пустых в «Блич»

Пустые (яп. 虚 Kyo, «пустота»; с помощью фуриганы получает прочтение ホロウ [хоро:], от англ. hollow — «пустой») — вымышленные существа, злые духи в аниме и манге «Блич». Пустые живут в альтернативной реальности Уэко Мундо (яп. 虚圏（ウェコムンド） уэкомундо, «Пустая сфера», исп. Hueco Mundo — «пустой мир»), которая находится между Землёй и Сообществом душ («раем»). Они иногда отправляются в реальный мир, чтобы питаться душами живых людей; особенно опасны, так как большинство людей не могут их видеть. Чтобы справляться с пустыми, земной мир патрулируют проводники душ. Как и проводники душ, пустые отличаются друг от друга по боевым способностям. Некоторые, наиболее сильные, могут пользоваться уникальными боевыми приёмами, а эволюционировавшие пустые — арранкары, — получив часть способностей проводников душ, получают и возможность владеть мечом.

Обычные пустые

Когда человек умирает, он может отправиться в Сообщество душ или в ад. Пустые — обычные человеческие души, которые предались отчаянию, слишком долго пребывали в человеческом мире после смерти или подверглись нападению других пустых. Каждая душа, которую после смерти не сопроводили в Сообщество душ, — потенциальный пустой. Процесс превращения в пустого может занять месяцы (или даже более), в зависимости от длины Цепи судьбы (яп. 因果の鎖 Инга но кусари), которая тянется из того места, где у людей расположено сердце. Чем дольше душа остаётся в земном мире, тем больше она деградирует, и вместе с тем ржавеет, разрушается Цепь судьбы. На этом этапе душа называется полупустой (яп. 半虚 (デミ・ホロウ) дэми-хоро, англ. demi-hollow). В тот момент, когда Цепь полностью исчезает, душа превращается в огромное уродливое создание с белой маской и дырой на том месте, куда раньше присоединялась Цепь. Отверстие в груди пустого — знак того, что он утратил сердце.

Душа, превратившаяся в пустого, не обязательно при жизни была злой. Человек может стать призраком и цепляться за мир с самыми благими целями: например, приглядывать за дорогими людьми, защищать какое-то конкретное место и т. п. Однако призраки практически не могут взаимодействовать с миром живых, поэтому со временем озлобляются, разочаровываются в своих целях или, наоборот, становятся одержимыми. Они могут начать преследовать близких людей, поэтому часто бывает так, что жена умирает сразу вслед за мужем — это значит, что муж в форме пустого вернулся за ней и съел её душу. Если цепь прирастает к месту, которое дух не хочет покидать, тогда он становится «привязанным к земле». Спустя месяцы или годы он также превращается в полноценного пустого.

Пустые нападают не потому что голодны, а в попытке облегчить собственные мучения. Однако когда призрак становится пустым, он не может стать прежним и обречён пожирать другие души, поэтому многие заняты только поисками самых «аппетитных» жертв, и ничем более.

Отличительной чертой пустых является маска, внешний вид которой может различаться. Обычно она белая и похожа на череп. Пустой, сбросивший маску, может на непродолжительное время восстановить здравый рассудок, но стать прежним уже невозможно. Потому и существуют проводники душ: разрубая пустого с помощью своих дзампакто, они смывают его грехи, тогда пустой, превратившись обратно в чистую душу, попадает в Сообщество душ. Однако дзампакто не может отменить преступлений, творённых человеком при жизни, поэтому люди, которые совершили страшные грехи, попадают в ад. Врата ада открывают два огромных скелета. Они также присутствуют в некоторых играх, например, в Bleach: Blade Battlers.

• Костерыба Д (яп. フィッシュボーン D Фиссюбо:н Ди:, англ. Fishbone D) — первый пустой, появляющийся в манге. В два с лишним раза выше обычного человека, носит на спине плавник, а маска похожа на рыбий череп. Напал на Ичиго Куросаки и Рукию Кучики в ночь, когда они впервые встретились. В результате Ичиго получил силу Рукии и стал синигами. Очищен Ичиго.
• Кислотный шнур (яп. アシッドワイヤー Асиддовайя:, англ. Acidwire) — пустой, в которого превратился брат Орихимэ Иноуэ Сора. Имеет змееобразное тело. Во время сражения с Ичиго Куросаки его маска была повреждена, в результате чего к нему частично вернулось сознание и он пронзил себя дзанпакто Ичиго.
• Крикун (яп. シュリーカー Сюри:ка:, англ. Shrieker) — пустой, внешне похожий на лягушку и имеющий крылья летучей мыши на руках. При жизни был серийным убийцей. Случайно погиб, убивая мать мальчика Юити Сибату (яп. 柴田　優一 Сибата Ю:ити, Shibata Yūichi). Превратившись в пустого, спрятал душу этого мальчика в тело попугая и убивал всех его хозяев. Имеет множество маленьких созданий, которых взрывает вибрациями своего языка. Был побеждён Ичиго Куросаки, после чего попал в ад. В 299 серии аниме возвращается в Каракуру в качестве «Непрощённого», выбравшись из ада, чтобы отомстить. Напал на Зэноски Курумадани и Рукию Кучики, но был убит последней.
• Метастазия (яп. メタスタシア Мэтасутасиа, Metastasia) — пустой, созданный Айдзэном в ходе его экспериментов по созданию гибридов пустых и синигами. В своём обычном виде имеет шесть ног, изображение в виде огня на маске около глаз и множество щупалец на спине. Дзанпакто того синигами, который коснётся этих щупалец, уничтожается. Также с помощью этих щупалец он способен вселяться в другие тела (при этом его тело становится пустой оболочкой), причём спасти его жертву уже невозможно. Вселился в тело жены Кайэна Сибы, а позже и в него самого, тем самым заставив Рукию Кучики убить его. После смерти Кайэна попал в Уэко Мундо и там был поглощён Аарониро Арруруэри.
• Белый (яп. ホワイト Ховаито, англ. White) — ещё один экспериментальный пустой Айдзэна. Он был создан на основе души синигами. Его тело человекообразное, оно полностью покрыто чёрной бронёй. На маске есть два длинных рога, между которыми концентрируется Серо, дыра пустого заполнена какой-то субстанцией, а вместо рук у него клинки. Убил нескольких синигами. Сражался с Иссином Сибой и Масаки Куросаки, был убит ею, но успел её ранить. В результате этого ранения частица пустого попала в Масаки, а Иссин был вынужден связать свою душу с душой Масаки для противовеса силам пустого. В дальнейшем эта частица пустого перешла к Ичиго и смешалась с его силой синигами, став внутренним пустым Ичиго и духом его дзанпакто.

Меносы

Если несколько сотен или тысяч пустых сливаются вместе, они образуют одно большое существо под названием Менос (яп. メノス мэносу, исп. Menos — «минус»). На битвы с Меносами посылают только самых сильных проводников душ, но, фактически, такая необходимость возникает нечасто, так как Меносы появляются в земном мире только в редких случаях: например, когда они привлечены какой-то особо «аппетитной» душой. Существует несколько типов Меносов:

• Гиллиан (яп. 最下大虚 (ギリアン) гириан, «низший великий пустой», Gillian) или Менос Грандэ (яп. 大虚 (メノスグランデ) мэносу гурандэ, «великий пустой», исп. Menos Grande — «большой минус») — слабейший тип, первая ступень в эволюции Меносов, «пушечное мясо». Огромных размеров (почти на уровне небоскрёба), но им не хватает скорости и сообразительности. По словам Тосиро Хицугаи, их интеллект на уровне животных. Все Гиллианы выглядят одинаково. Тем не менее, если при слиянии один из Пустых был значительно сильнее остальных или если у него осталась сильная воля, Гиллиан сохраняет индивидуальность, и в дальнейшем может эволюционировать в Адьюкаса.
• Адьюкас (яп. 中級大虚 (アジューカス) адзю:касу, «средний великий пустой», Adjuchas) — меньше по размеру, но намного более быстрые и умные. Управляют Меносами Грандэ. Их облик может быть разным: от почти человеческого до звериного, как у Гриммджо Джагерджака. По силе примерно равны капитану. Адьюкас нуждаются в постоянном поедании меньших Пустых и Меносов. В противном случае их разум будет поглощён другими пустыми внутри них и их ожидает регрессия до Гиллиана, без возможности эволюционировать в Адьюкаса вновь. Если часть тела Адьюкаса будет поглощена другим пустым, то дальнейшая эволюция будет невозможна.
• Васто Лорде (яп. 最上大虚 (ヴァストローデ) васуто ро:дэ, «высший великий пустой», Vasto Lorde) — финальная стадия эволюции, наиболее сильные Меносы, по боевым способностями во много раз превосходят капитана. Редко встречаются. Внешность обычно человекообразная. Точное количество неизвестно. Уровень Васто Лорде подтверждён только для Тиа Харрибэл. По слухам, обитают в самых глубинах Уэко Мундо. По словам капитана десятого отряда Тосиро Хицугаи, десяти арранкаров, созданных из Васто Лорде, хватит, чтобы уничтожить всё Сообщество Душ.

Меносы владеют следующими боевыми техниками и способностями:

• Мгновенная регенерация (яп. 超速再生 Chōsoku Saisei) — способность быстро вылечить большинство ран (за исключением повреждения жизненно важных органов) и отрастить потерянные конечности. По словам Улькиорры Сифера, большинство арранкаров пожертвовали этой способностью для получения большей силы.
• Се́ро (яп. 虚閃 (セロ) сэро, «вспышка пустоты», исп. Cero — «ноль») — энергетический луч, которым можно стрелять из различных частей тела. Его могут использовать только высшие пустые (Гиллиан, Адьюкас, Васто Лорде), а также арранкары и вайзарды. В большинстве случаев требует время для подготовки.
• Гарга́нта (яп. 黒腔 (ガルガンタ) гаруганта, «чёрная полость», исп. Garganta — «горло») — способ перемещения пустых и арранкаров из Уэко Мундо и обратно. Она разрывает межпространственную «ткань» и создаёт тоннель, в котором находится множество свободных духовных частиц (яп. 霊子 рэйси). Используя их, можно создать себе дорогу.
• Негасьон (яп. 反膜 (ネガシオン) нэгасион, «антимембрана», исп. Negación — «отрицание») — луч, с помощью которого пустые спасают своих товарищей. Всё, что попадает под него, отделяется от внешнего мира и становится недоступным. В манге им пользовались только Гиллианы.

Арранкары

Арранка́р (яп. 破面 (アランカル) хамэн (аранкару), «сорванная маска», исп. Arrancar — «срывать») — пустой, который эволюционировал, а затем частично избавился от маски. Арранкаром может стать как Адьюкас или Гиллиан, так и Васто Лорде. Причём, Васто Лорде намного сильнее обычных арранкар. Внешне чаще всего похожи на людей, но Адьюкасы и Гиллианы, ставшие арранкарами получают не совсем человческий вид. Чем менее человекообразная внешность, тем слабее разум. Очень немногие пустые могут снять маску, но даже если у них получается или маску срывают насильно, то прибавки в силе они не получают, а гуманоидный облик и разум со временем исчезают, так как маска со временем регенерируется. Благодаря Хогёку (яп. 崩玉 Хо:гёку) Соскэ Айдзэн смог не только инициировать и ускорять процесс превращения пустого в арранкара, но и полностью высвободить их силы, и, таким образом, создать себе армию. Процесс создания арранкара из пустого называется синигами-ка (яп. 死神化 shinigami-ka). Арранкары очень сильны, наиболее сильные владеют мечом, который по своим функциям напоминает дзампакто.

Меч арранкара отличен от дзампакто проводников душ. Проводники освобождают силы своего меча и таким образом получают помощь в бою. В противоположность этому, меч арранкара — это средоточие силы самого арранкара, сокрытое в форме меча. «Освобождая» меч, арранкар принимает форму пустого, которым был до превращения, и достигает максимальной силы. Таким образом, освобождение оружия влечет за собой изменение внешнего вида арранкара. Это называется Ресуррексьо́н (яп. 帰刃 (レスレクシオン) рэсурэкусион, «возвращающееся лезвие», исп. Resurrección — «воскрешение»).

Помимо вышеперечисленных способностей пустых (кроме регенерации), арранкары владеют следующими техниками и способностями:

• Ба́ла (яп. 虚弾 (バラ) бара, «пустая пуля», исп. Bala — «пуля») — своеобразный выстрел сгустками уплотнённой духовной силы. Она слабее, чем Серо, но в 20 раз быстрее.
• Дескоррер (яп. 解空(デスコレール) дэсукорэ:ру, «распоротая пустота», исп. Descorrer — «отдёргивать (занавес)») — техника, используемая сильными арранкарами и эспадой для открытия гарганты.
• Сони́до (яп. 響転 (ソニード) сони:до, «звуковая церемония», исп. Sonido — «звук») — техника, похожая на сюмпо проводников душ, которая позволяет мгновенно передвигаться на небольшие расстояния.
• Ие́рро (яп. 鋼皮 (イエロ) иэро, «стальная кожа», исп. Hierro — «железо») — защитная способность. Арранкары концентрируют духовную силу на поверхности кожи, придавая ей высокую прочность, достаточную, чтобы выдержать удар дзанпакто.
• Пески́са (яп. 探査回路 (ペスキス) пэсукиса, «расследование схемы», исп. Pesquisa — «расследование») — продвинутая техника, благодаря которой арранкары способны обнаруживать источники духовной силы, а также приблизительно оценивать, насколько сильны их обладатели.

Иерархия в армии Айдзэна основана на силе арранкара. В Уэко Мундо находится Лас Ночес (яп. 虚夜宮 (ラスノーチェス) расу но:тесу, «ночной дворец пустых», исп. Las Noches — «ночи»), цитадель Айдзэна и арранкаров. Это замок, который по размерам не уступает Сэйрэйтэю, состоит из нескольких строений и башен. Внутри находится огромное количество коридоров и комнат, в том числе та огромная комната, где стоит трон Айдзэна, и зала, в которой встречаются арранкары. Всё построено из белого камня.

Эспада

Эспа́да (яп. 十刃 (エスパーダ) эсупа:да, «десять клинков», исп. Espada — «меч») — десятка сильнейших арранкаров армии Айзена, девять мужчин и одна женщина. Все они, за исключением Аарониро Арруруэри, являются пустыми как минимум уровня Адьюкас. По замыслу Айдзэна, каждый член Эспады символизирует один из образов смерти. На их телах (в произвольном месте) есть татуировки с номерами от 1 до 10, от сильнейшего к слабейшему. Татуировка «10» у Ямми может меняться на «0».

Состав Эспады неоднократно менялся, единственный оставшийся член первоначальной Эспады — Аарониро Арруруэри. Каждый Эспада очень силён в бою, и их сила намного превосходит силу обычного арранкара. Они могут использовать особую, гораздо более мощную разновидность Серо, которая называется Гран Рей Серо (яп. 王虚の閃光 (グラン・レイ・セロ) гуран рэй сэро, «вспышка короля пустых», исп. Gran Rey Cero — «ноль великого короля»). Его сила настолько огромна, что способна разрушить Лас Ночес, поэтому его использование внутри Лас Ночес запрещено.

Они могут руководить другими арранкарами, начиная с 11 номера. Эти слуги называются Фрасьон (яп. 従属官 (フラシオン) фурасион, «подчинённые офицеры», исп. Fracción — «дробь»). Их число у каждого конкретного члена Эспады может быть разным, например, у Заэльапорро Гранца как минимум дюжина слуг. Для их наказания у членов Эспады есть специальный предмет в виде куба — Каха Негасьон (яп. 反膜の匪 (カハ・ネガシオン) каха нэгасион, «антимембрана отрицания», исп. Caja Negación — «коробка отрицания»), который при помещении в дыру пустого запирает арранкара в другом измерении. Самые сильные арранкары способны оттуда выбраться через какое-то время.

Койот Старрк

Койот Старрк (яп. コヨーテ・スターク Коё:тэ Сута:ку, Coyote Starrk) — Примера Эспада, от исп. Primera («первый»). Символизирует одиночество. Высокий, хорошо сложенный арранкар с длинными тёмно-коричневыми волосами и козлиной бородкой. Остатки маски пустого располагаются на шее, как ожерелье, а дыра пустого — на груди. О Старрке известно, что он чрезвычайно ленив, однако, он продемонстрировал невероятную скорость, когда похитил Орихиме Иноуэ прямо из-под носа Кэмпати Дзараки и Ичиго Куросаки. Очень умён. Татуировка с положением в Эспаде находится на левой руке.

Старрк не высвобождает свою истинную форму в одиночку с помощью меча — для этого ему нужна помощь напарницы — Лилинетт, которая в каком-то смысле заменяет ему меч. Совершая одновременное высвобождение, они становятся одним целым, коим и были в самом начале жизненного пути. Обычно при превращении в аранкара Пустой делит свою силу между телом и мечом в то время как сила Старрка и Лилинетт поделилась на два тела. Старрк и Лилинетт приняли такое решение из-за постоянного одиночества, которое они испытывали до становления арранкарами, но кем именно было принято такое решение, они не знают. Команда для их совместного освобождения — «Распинай» (яп. 蹴散らせ кэтирасэ), а сам их союз именуется Лос Лобос (яп. 群狼 (ロスロボス) росу робосу, «волчья стая», исп. los lobos — «волки»). Старрк одевается в старинную солдатскую форму времён XVII—XVIII века, а в его руках возникают два старинных однозарядных пистолета, стреляющих Серо, одним из которых является Лилинетт. Один пистолет стреляет более мощным серо, второй (Лилинетт) может стрелять серо не прерываясь. Также в высвобождении способен использовать Серо Метрайета (яп. 無限装弾虚閃 (セロ・メトラジェッタ) сэро мэторадзетта, «пустая вспышка с бесконечным боезапасом», исп. Cero Metralleta — «пистолет-пулемёт серо»), это серо стреляет пулемётной очередью в огромном количестве. Особая сила Старрка представляет собой вызов волков, каждый из которых является частью объединённых Лилинетт и Старрка. За счёт этого Старрк управляет волками в бою, и, при необходимости, заставляет их взрываться с силой, намного превосходящей обычное Серо. Также он может создавать мечи. Был убит Сюнсуем Кёраку.

Сэйю — Рикия Кояма.

• Лилинетт Джинджербак (яп. リリネット・ジンジャーバック Риринэтто Дзиндзя:бакку, Lilynette Gingerbuck) выглядит, как девочка-подросток. Она не носит практически никакой одежды: одни короткие шорты и кофточку, которая не застёгивается на груди. На животе у Лилинетт находится дыра пустого, а маска похожа на рогатый шлем с одним обломанным рогом. Является второй частью Старрка, заменяя ему дзампакто. Лилинетт не проявляет особого уважения к Старрку, она дразнит его, издевается, напрыгивает сверху, будит, запихивая кулак в глотку.. Также она упрекает Старрка в том, что он отлынивает от своих обязанностей. Убита в схватке с Сюнсуем Кёраку.

Сэйю — Киёми Асаи.

Барагган Луизенбарн

Барагган Луизенбарн (яп. バラガン・ルイゼンバーン Бараган Руидзэмба:н, Baraggan Louisenbairn) — Сегунда Эспада, от исп. Segunda («второй»). Символизирует время. Очень старый, морщинистый и сварливый арранкар мощного телосложения. Остатки маски пустого образуют на голове корону с пятью зубцами. На подбородке и под правым глазом находятся шрамы. До Соскэ Айдзэна Лас Ночес принадлежал Бараггану, но тогда это был не замок, а лишь клочок земли без стен и крыши, символизировавший весь Уэко Мундо. Однажды к Бараггану пришёл Айдзэн, вместе с Гином и Тосэном, и предложил последовать за ним, получив «большую силу и новый мир». Луизенбарн с негодованием отверг это предложение и хотел расправится с дерзкими проводниками душ, но Соскэ загипнотизировал того силой своего дзампакто. «Увидев», с какой лёгкостью они расправились с его армией, он принял предложение Айдзэна, поклявшись себе, что заставит его сожалеть.

Барагган обладает способностью локально контролировать время и состаривать тела своих противников одним прикосновением к ним. Таким же способом может разрушать предметы и заклинания. Имеет при себе кресло-трон, превращающийся при необходимости в оружие — гигантский топор, похожий на древнегреческий лабрис, который называется Арроганте (яп. 髑髏大帝 (アロガンテ) арогантэ, «великий император черепов», исп. Arrogante — «высокомерный»). Он может стрелять зарядами красной энергии с огромной разрушительной силой. Команда для высвобождения — «Истлевай» (яп. 朽ちろ кутиро). В освобождённой форме одет в тёмную мантию с медальоном на груди, вместо лица появляется череп, увенчанный двойной короной, а тело превращается в скелет, лишённый кожи и внутренних органов. Использует атаку Рэспира (яп. 死の息吹 (レスピラ) ресупира, «дыхание смерти», исп. Respira — «дышать»), которая представляет собой поток газа, состаривающий всё, чего коснётся. Также способен использовать огромный топор Гран Каида (яп. 滅亡の斧 （グラン･カイダ） гуран каида, «топор разрушения», исп. Gran Caída — «великое падение»). Убит Хатигэном Усёдой, который направил способность Бараггана против него самого. Перед смертью попытался убить Айдзэна.

Сэйю — Сёдзо Иидзука.

Фрасьон Луизенбарна состоит из шести арранкаров:

• Шарлотта Кулхорн (яп. シャルロッテ・クールホーン Сяруроттэ Ку:рухо:н, Charlotte Chuhlhourne) — арранкар номер 20.. Женоподобный мужчина с вьющимися чёрными волосами. Считает себя самым красивым созданием во всём мире. Имеет привычку давать своим техникам много эпитетов. Его дзанпакто зовётся Рэина дэ Росас (яп. 宮廷薔薇園ノ美女王 (レイーナ・デ・ロサス) рэи:на дэ росасу, «прекрасная королева дворцового сада роз», исп. Reina de Rosas — «королева роз»), команда для освобождения «Засияй» (яп. 煌めけ кирамекэ). При освобождении Кулхорн получает белый костюм, похожий на костяной бюстгальтер с розовым плащом и трусы. Самая сильная техника — Роса Бланка (яп. 白薔薇ノ刑 (ロサ ブランカ) роса буранка, «кара белой розы», исп. Rosa Blanca — «белая роза»). Она окружает (и полностью отрезает от внешнего мира) Кулхорна и его противника большими зарослями терновника, внутри которого расцветает большая белая роза. Убит Юмитикой Аясэгавой. В финальной арке был воскрешён Маюри Куроцути для сражения с Ванденрейхом.

Сэйю — Кэнта Миякэ.

• Абирама Реддер (яп. アビラマ・レッダー Абирама Рэдда:, Abirama Redder) — арранкар номер 22 с боевым настроем, меч зовут Агила (яп. 空戦鷲 (アギラ) агира, букв. «небесный боевой орёл», исп. Águila — «орёл»), команда для высвобождения «Сними скальп» (яп. 頂を削れ итадакэ о кэдзурэ). При освобождении превращается в красного антропоморфного орла со стальными крыльям и рисунками на груди, проведя когтями по которым может вырастить дополнительную пару крыльев; также в этом состоянии может стрелять перьями (техника называется Деворар Плюма (яп. 餓翼連砲 (デボラ･プルーマ) дэвора пуру:ма, «скорострельное оружие голодных крыльев» , исп. Devorar Pluma — «пожирающее перо»)). Убит Идзуру Кирой.

Сэйю — Кадзунари Танака.

• Финдорр Калиас (яп. フィンドール・キャリアス Финдо:ру Кяриасу, Findorr Calius) — беловолосый насмешливый арранкар номер 24, который, ломая собственную маску, может повышать свою силу в геометрической прогрессии. Помимо этого, он способен призывать обычных пустых при помощи свиста. Дзанпакто Пинса Агуда (яп. 蟄刀流断 (ピンサグーダ) пинсагу:да, букв. «крабий меч сокрушающего потока», исп. Pinza Aguda — «острая клешня») по команде «Разбей водную гладь» (яп. 水面に刻め минамо ни кидзамэ) превращает правую руку в клешню, а половина его тела, примыкающая к руке, покрывается костной бронёй в виде пластин. Из клешни Финдорр может пускать воду под давлением, а потом с её помощью заключить противника в водную сферу, сжимая которую можно раздавить противника. Убит Сюхэем Хисаги.

Сэйю — Такаси Кондо.

• Чхве Нон По (яп. チーノン・ポウ Ти:нон По:, Choe Neng Poww) — огромный, очень сильный физически арранкар с большими руками, имеет номер 25. Сильнейший из фрасьона Бараггана. В рукавах одежды он прячет крошечный (по сравнению с ним самим) меч по имени Кальдерон (яп. 巨腕鯨 (カルデロン) карудэрон, букв. «кит с огромными руками», исп. Calderón — «гринда»), команда для освобождения которого «Вздыхай» (яп. 気吹け ибукэ). После превращения Чхве Нон По увеличивается во много раз и становится похожим на кита. Убит капитаном 7-го отряда Садзином Комамурой.

Сэйю — Хироси Сирокума.

• Джио Вега (яп. ジオ·ヴェガ Дзио Вэга, Ggio Vega) — черноволосый арранкар номер 26 с косичкой и маской, напоминающей тигриную морду, от которой можно отстреливать клыки, имеет дзанпакто по имени Тигрэ Эстокэ (яп. 虎牙迅風 (ティグレストーク) тигурэсуто:ку, букв. «быстрый ветер от тигриных клыков», исп. Tigre Estoque — «рапира тигра»), команда для высвобождения — «Откусывай» (яп. 食い千切れ куитигирэ). При этом Джио ускоряется, приобретает полосатый костюм, похожий на тигриную шкуру и способность выпускать прямоугольные лезвия из тыльной стороны ладоней, а коса удлиняется, и на ней появляется такое же лезвие, как и на руках. Более мощная форма называется Тигрэ Эстокэ ель Сабле (яп. 虎牙迅風·大劍 (ティグレストーク·エルサブル) тигурэсуто:ку эрусабуру, букв. «быстрый ветер от тигриных клыков, большой меч», исп. Tigre Estoque el Sable — «рапира тигра, сабля») — Джио увеличивает размер и становится очень мускулистым. Был убит Сой Фон.

Сэйю — Тэцуя Какихара.

• Ниргге Пардок (яп. ニルゲ・パルドゥック Ниругэ Парудукку, Nirgge Parduoc) — коренастый арранкар под номером 27. Остатки маски напоминают шлем с короткими клыками, похожими на слоновьи бивни. Дзампакто по имени Мамут (яп. 巨象兵 (マムート) маму:то, букв. «огромный слон-воин»), исп. Mamut — «мамонт») по команде «Растопчи» (яп. 踏み潰せ фумицубусэ) превращает Пардока в зелёного человекоподобного мамонта с серым длинным хоботом, который он может сильно вытягивать. Побеждён Марэтиё Омаэдой, убит случайно попавшей в него Сой Фон.

Сэйю — Дайсукэ Мацуока.

Тиа Харрибэл

Тиа Харрибэл (яп. ティア・ハリベル Тиа Харрибэру, Tier Harribel; Viz Media романизировала как Tier Halibel) — Трес Эспада, от исп. Tres («три, третий»). Символизирует жертвенность. Единственная женщина-Эспада. У неё зелёные глаза, лохматые светлые волосы, длинные пушистые ресницы и очень тёмный цвет кожи, похожий на сильный загар. Харрибэл спокойна, серьёзна и неразговорчива, носит короткую курточку, которая в манге практически не прикрывает грудь (в аниме её слегка удлинили). Большая часть лица закрыта воротником, скрывающим остатки маски пустого. Сплошная костяная броня (остатки маски) полностью закрывает нижнюю половину лица ниже глаз, нос, шею, плечи и продолжается до верхней половины груди (в аниме маска прикрывает грудь почти полностью). Татуировка номера находится на правой груди.

Внешне она имела человекообразный облик, при этом была похожа на акулу. Однажды она спасла Эмилу Апаччи (которая была Адьюкасом) от другого Адьюкаса и предложила ей стать своим товарищем. Чуть позже она вступила в конфликт с Барагганом Луизенбарном, который был королём Уэко Мундо. Он устал от её непокорности и предложил ей либо присоединиться к нему, либо бежать как можно дальше. Когда один из слуг Бараггана коснулся её, она разрубила ему маску; Барагган отпустил её за храбрость. Ещё некоторое время спустя этот же пустой, уже превращённый в арранкара, нашёл и победил Тиа, но добить её помешал Соскэ Айдзэн, который предложил ей силу, чтобы она могла защитить своих товарищей, не принося себя в жертву.

За спиной носит широкий меч с пустотой внутри, повторяющей очертания лезвия. Тиа может заполнять эту пустоту своей духовной силой и стрелять ею. Эта техника называется Ола Азул (яп. 波蒼砲 (オーラ・アズール) о:ра адзу:ру, «выстрел голубой волной», исп. Ola Azul — «голубая волна»). Сам меч зовётся Тибурон (яп. 皇鮫后 (ティブロン) тибурон, «акула-императрица», исп. Tiburón — «акула»). Команда для освобождения «Напади» (яп. 討て утэ). После превращения в изначальную форму с лица и груди падает маска, вместо них появляется открытый костюм из тонких костяных деталей, на спине вырастают костяные крылья, а оружие в правой руке принимает вид длинного акульего зуба. При этом скорость Харрибэл увеличивается во много раз, так же как и её сила. Харрибэл способна управлять большим количеством воды. Используемые техники: Ирвьендо (яп. 灼海流 (イルビエンド) ирубуэндо, «сжигающий поток», исп. Hirviendo — «кипячение») мгновенно превращает в кипяток всю воду, которая подходит к ней, в том числе и в виде льда; Каскада (яп. 断瀑 (カスケーダ) касукэ:да, «режущий водопад», исп. Cascada — «водопад») обрушивает огромный поток воды на противника; Ла Гота (яп. 戦雫 (ラ・ゴータ) ра го:та, «военная падающая капля», исп. La Gota — «падающая капля») формирует на мече водный снаряд, которым Тиа может стрелять с большой скоростью и пробивной силой.

Повержена Соскэ Айдзэном, сказавшим, что она слишком слаба, чтобы драться за него. Несмотря на раны, выжила и вернулась вместе с фрасьонами в Уэко Мундо. В мангу вернулась в 485 главе уже будучи королевой Уэко Мундо, похищенной и закованной в цепи Яхве.

Сэйю — Мэгуми Огата.

Фрасьон Харрибэл состоит из трёх девушек-арранкаров, которые известны под общим именем Трес Бестия (яп. 3獣神 (トレス・ベスティア) торэсу бэсутиа, «3 звериных бога», исп. Tres Bestias — «три зверя»).

• Эмилу Апаччи (яп. エミルー・アパッチ Эмиру: Апатти, Emilou Apacci) имеет номер 54. Она похожа на мальчика, остатки её маски пустого образуют рог единорога. Особенность внешности — гетерохромия: правый глаз голубой, а левый — карий. Имеет вспыльчивый характер, из-за чего часто ругается с Милой Розой и Сун-Сун. Дзампакто Апаччи Сиерва (яп. 碧鹿闘女 (シエルバ) сиэруба, «лазурная воинственная женщина-олень», исп. Cierva — «лань») выглядит как две чакры, которые она может метать как бумеранг. По команде «Проткни» (яп. 突き上げろ цукиагэро) Апаччи облачается в шерстяной костюм и получает оленьи рога по обеим сторонам от рога её маски.

Сэйю — Куми Сакума.

• Франческа Мила Роза (яп. フランチェスカ・ミラ・ローズ, Фурантесука Мира Ро:дзу, Franceska Mila Rose) имеет номер 55. Выглядит как загорелая и мускулистая женщина-амазонка с глазами салатового цвета. Остатки маски пустого похожи на ожерелье. Она не такая вспыльчивая, как Эмилу, но её тоже легко вывести из себя. Её дзампакто Леона (яп. 金獅子将 (レオーナ) рэо:на, «золотая львица-генерал», исп. Leona — «львица») по команде «Поглощай» (яп. 喰い散らせ куитирасэ) даёт Миле Розе откровенный костяной костюм и огромный меч в руке.

Сэйю — Саёри Исидзука.

• Циан Сун-Сун (яп. ツアン・スンスン Сиан Сунсун, Cyan Sung-Sun) имеет номер 56. Одета в длинное платье с рукавами, спускающимися до колен. У неё длинные зелёные волосы и три розовые точки под глазом. Остатки маски пустого выгладят как зажимы для волос на правой стороне головы. Самая спокойная из всех фрасьонов Харрибэл, а также самая язвительная по отношению к остальным. При необходимости отступить и спрятаться использует технику Муда (яп. 蛇殻砦 (ミューダ) мю:да, «крепость из змеиной чешуи», исп. Muda — «линька»), которая комбинирует оптическую иллюзию с барьером, блокирующим ощущение рэяцу. Дзампакто Анаконда (яп. 白蛇姫 (アナコンダ) анаконда, «белая принцесса-змея», исп. Anaconda — «анаконда») выглядит как сай; по команде «Задуши» (яп. 締め殺せ симэкоросэ) преобразует Сун-Сун в змею ниже пояса и даёт ей возможность выпускать змей из рукава.

Сэйю — Аюми Сэна.

В своей высвобожденной форме девушки могут использовать технику «Химера Парка» (яп. 混獣神 (キメラ・パルカ) кимэра парука, «бог из смешавшихся зверей», исп. Quimera Parca — «Связка химер»): пожертвовав своими левыми руками, они способны вызвать своего питомца — огромного монстра-химеру по кличке Айон (яп. アヨン Аён, Ayon), который обладает ужасающей физической силой. Монстром движет только жажда убийства — даже будучи разрубленным напополам, он продолжит убивать.
В битве над фальшивой Каракурой Сигэкуни Ямамото-Гэнрюсай сначала испепелил Айона, а затем нанёс очень сильные повреждения огнём Апачи, Миле Розе и Сун-Сун (но не убил из уважения к их боевому духу, так как они атаковали его без своих левых рук).

В финальной арке Апачи, Мила-Роза и Сун-Сун выступили против Ванденрейха, напали на капитана Первой Якдарми Килге Опи, но были побеждены. После своего поражения призвали Айона, который в конечном счёте был поглощён особой техникой Килге.

Неллиель Ту Одершванк

Неллиель Ту Одершванк (яп. ネリエル・トゥ・オーデルシュヴァンク Нэриэру Ту О:дэрусюванку, Nelliel Tu Odelschwanck) или Нелл Ту (яп. ネル・トゥ Нэру Ту, Nel Tu) — жизнерадостная, доверчивая и добродушная девочка-арранкар. У неё большие глаза орехового цвета и короткие зелёные (в аниме — бирюзовые) волосы. Маска пустого у Нелл на макушке выглядит, как череп с обломанными зубами. Её внешность резко контраструет со словарным запасом, так как она часто использует фразы, которые не могут знать маленькие дети, например, называет себя мазохисткой. Поначалу является комическим персонажем и впервые встречается с Ичиго, когда играет в «бесконечные догонялки» со своими друзьями, двумя пустыми и гигантским угрём по кличке Бавабава (яп. バワバワ Bawabawa) (в прошлом все трое — её фрасьон). Смысл игры в том, что Нелл убегает от всех троих, заливаясь горькими слезами. По характеру Нелл отличается от большинства пустых (резко отрицательных персонажей): она боится проводников душ и заявляет, что они «злые». Тем не менее, сильно привязывается к Ичиго Куросаки. Имя Ичиго часто коверкает, называя его Ицуго.

В действительности Нелл — взрослая женщина с длинными волосами. В истинной форме на её спине появляется цифра 3, так как Нелл когда-то была Трес Эспада. Ноитора Дзируга напал на неё, сначала практически уничтожив её фрасьонов (Пеше и Дондочакку), после чего с помощью Заэльапорро Гранца в бою вынудил Нелл ударить свой призрак, а сам нанёс удар по её маске. Вследствие этих событий Нелл потеряла память и тело, превратившись в маленького ребёнка. А её фрасьоны, приняв облик низших пустых, решили, что будут охранять и беречь Нелл.

Нелл может глотать сгустки энергии (то есть Серо, или нечто подобное), а затем стрелять ими изо рта (при этом глаза черепа загораются). Обратный выстрел по мощности превосходит тот, который был поглощён. В своём настоящем виде она, поглотив Серо, добавляет своё; таким образом, мощность возрастает очень сильно. Эта способность называется Серо Добл (яп. 重奏虚閃 (セロ・ドーブル) сэро до:буро, «пустая вспышка тяжёлого действия», исп. Cero Doble — «двойной ноль»). Рвотные массы Нелл обладают целебным эффектом, хотя сама она полагает, что это слюна. Её меч зовётся Гамиуза (яп. 羚騎士 (ガミューサ) гамю:са, «всадник на антилопе», исп. Gamuza — «серна»). Команда для высвобождения — «Воспой» (яп. 謳え утаэ). В освобождённой форме Неллиель превращается в кентавра, а в руках у неё возникает некое подобие двухстороннего металлического рыцарского копья. При помощи этого копья Нелл может использовать атаку Ланзадор Верде (яп. 翠の射槍 (ランサドール・ヴェルデ) рансадо:ру вэрудэ, «нефритовое копьё», исп. Lanzador Verde — «зелёный копейщик») и метнуть его, при этом копьё озаряется фиолетовыми лучами. Маска Неллиель, повреждённая Ноиторой, не восстанавливается вместе с её телом, а через трещину происходит утечка духовной энергии. Нелл очень сильно удивилась, когда впервые за много лет, вернув себе память, вновь превратилась в ребёнка прямо посреди боя с Ноиторой.

В финальной арке выясняется, что Нелл жива. Она приходит к Ичиго в мир живых, чтобы тот помог спасти арранкаров от вторжения Вандеррейха.

Сэйю — Томоко Канэда

Фрасьон Нэлл:

• Пеше Гатише (яп. ペッシェ・ガティーシェ Пэссе Гати:се, Pesche Guatiche) — номер 41. Один из двух добрых пустых, помогающих Ичиго. Худой, тело человеческое, маска напоминает голову муравья, волосы светлые. Носит повязку на правом глазу, а также набедренную повязку. Голос и повадки как у типичного подростка. Умеет плеваться склизкой слюной.
• Дондочакка Бирстан (яп. ドンドチャッカ・ビルスタン Дондотякка Бирусутан, Dondochakka Birstanne) — номер 42. Ещё один добрый пустой, помогающий Ичиго. Толстый и неуклюжий, с маской Тики и сложными глазами, имеет нелепый вид. Туповат. Часто употребляет фразу-паразит «Во как!».

Улькиорра Сифер

Улькиорра Сифер (яп. ウルキオラ・シファー Урукиора Сифа:, Ulquiorra Cifer; встречается вариант романизации Ulquiorra Schiffer) — Куатро Эспада, от исп. Cuatro («четвёртый»). Символизирует Нигилизм. Впервые появляется в земном мире вместе с Ямми, чтобы собрать информацию о Ичиго Куросаки.

Улькиорра всегда спокоен, холоден, рассудителен, никогда не говорит ничего лишнего и не совершает необдуманных поступков. Идеально контролирует свои эмоции, и не склонен к их внешнему проявлению. Внимателен ко всему, чётко соразмеряет свои и чужие возможности, всегда знает, когда надо отступить, а когда нанести удар, умён и анализирует противника во время боя: во время первого визита на землю он не только выполнил миссию, изучая силы Ичиго, но и построил теорию, касающуюся лечащих способностей Орихиме Иноуэ. Хладнокровен в сражениях, при необходимости убьёт любого без малейших колебаний, но просто разбрасываться силой никогда не станет. Любой, кто не представляет для Улькиорры интереса, является «мусором». Какого-либо удовольствия или азарта от битв он не испытывает: важен лишь результат, а средства его достижения зависят от ситуации. Даже во время сражений не вынимает руки из прорезей хакама (у хакама — японского варианта штанов, которые носят все синигами и большинство арранкаров, нет карманов, только прорези по бокам). Остановил гетсугу Ичиго в абсолютной форме одной рукой так и не вынув вторую из хакама. Никакими моральными принципами Улькиорра не руководствуется, поэтому может быть очень жесток как к врагу, так и к своим товарищам — в одной из сцен бьёт Ямми в живот, чтобы привлечь его внимание. На данный момент он является одним из самых популярных персонажей «Блич»: в рейтинге персонажей, которые подсчитывался журналом Shonen Jump осенью 2006 года, занял десятое место.

Меч Улькиорры зовут Мурсьелаго (яп. 黒翼大魔 (ムルシエラゴ) мурусиэраго, «огромный демон с чёрными крыльями»), от исп. Murciélago («летучая мышь»). Команда высвобождения: «Сковывай» (яп. 鎖せ тодзасэ). В высвобожденной форме у него вырастают крылья и появляется рогоподобный шлем, в таком состоянии он очень быстр, и имеет возможность создавать копья из серо. Также в этой форме он владеет разновидностью серо, которая, возможно, является сильнейшей — Серо Оскурас, чёрным серо. При этом Улькиорра — единственный известный из арранкар, достигший второго этапа высвобождения, и единственный арранкар, который может быстро регенерировать любую часть тела (кроме мозга и внутренних органов) и имеет при этом огромную силу, тогда как другим пустые пожертвовали этой способностью, дабы приумножить свою силу. Во второй форме, которая активируется мысленным приказом, он становится ещё более подобен летучей мыши: у него вырастают длинные уши, как у летучих мышей, его руки и нижняя часть тела покрываются мехом, а с груди исчезает татуировка с номером. Во второй форме Улькиорра умеет всё то же самое, что и в первой, вдобавок к этому он может создавать «Копье Молнии», Ланза Дел Релампаго (яп. 雷霆の槍 (ランサ・デル・レランパーゴ) ransa deru reranpāgo ) от исп. Lanza del Relámpago и бросать его. При попадании в цель копьё взрывается c огромной силой. Дважды с легкостью побеждал Ичиго Куросаки в схватках, но был побеждён Пустым внутри Ичиго и скончался от полученных ран. Перед смертью сказал, что чуть лучше стал понимать людей. «Ладонь её руки, что тянется ко мне… И есть душа». Улькиорра — первый арранкар, появившийся в видеоиграх. Он стал игровым персонажем в Bleach: Heat the Soul 3 , Bleach: Heat the Soul 4 и Bleach: Soul Carnival 2 для приставки PlayStation Portable, а также в файтингах Bleach: Shattered Blade, Bleach: Soul Ignition и Bleach: Blade Battlers 2nd.

Сэйю — Дайсукэ Намикава

Ноитора Дзируга

Ноитора Дзируга (яп. ノイトラ・ジルガ Ноитора Дзируга, Noitora Jiruga) — Квинта Эспада, от исп. Quinta («пятый»). Символизирует отчаяние. Известно, что ранее он был восьмым и лишь потом был повышен. Имеет самое сильное в Эспаде Ие́рро. За счёт этого может выдерживать очень мощные удары по телу без особых последствий. Хотел погибнуть в битве и умереть до того, как упадёт на землю.

Отличается необычным расположением дыры пустого — на месте левого глаза. Остатки сломанной маски представляют собой нечто вроде челюсти, окружающей дыру. Обычно прикрывает её белой повязкой. Татуировка также расположена необычно — на длинном языке арранкара. Ещё одна приметная черта — огромный воротник или стоячий капюшон, напоминающий ложку. Ноитора ненавидел Неллиель Ту Оделшванк, когда она была в Эспаде, так как считает, что женщина не может иметь одинаковый с мужчинами статус, а тем более превосходить их.

Его меч зовётся Святая Тереза (яп. 聖哭螳螂(サンタテレサ), досл. «святой рыдающий богомол»), от исп. Santa Teresa (также переводится как «богомол»). Он представляет собой два противоположенных полумесяца на длинной рукояти с цепью на другом конце. Команда высвобождения — «Молись, Святая Тереза!», после превращения на голове у Ноиторы появляются асимметричные рога, на лице — жёлтый шрам или татуировка, окантовка дыры арранкара на левом глазу становится чуть больше и появляются 4, а потом 6 рук из материала, похожего на кость, в каждой из них находится скругленное лезвие с загибом на верхнем конце. Отрубленные руки могут регенерироваться по воле хозяина. Убит Кэмпати Дзараки.

Сэйю — Нобутоси Канна.

Тесла Линдокруз (яп. テスラ・リンドクルヅ Тэсура Риндокурудзу, Tesra Lindocruz) — Фрасьон Ноиторы. Его меч зовут Верруга (яп. 牙鎧士, «клыкастый воин в доспехах»), от исп. verruga («бородавка»), команда для освобождения — «Разгроми» (яп. 打ち伏せろ утифусэро). В высвобожденной форме он превращается в минотавра с кабаньей костяной маской и приобретает огромную физическую силу. Убит Кэмпати Дзараки.

Сэйю — Юити Накамура.

Гриммджо Джагерджак

Гриммджо Джагерджак (яп. グリムジョー・ジャガージャック Гуриммудзё: Дзяга:дзякку, Grimmjow Jaegerjaquez; встречается вариант романизации Grimmjow Jaegerjaques) — Сэкста Эспада, от исп. Sexta («шестой»). Символизирует разрушение. При превращении в арранкара первоначально получил номер «12». Злобен, нагл и кровожаден. Выражение лица за секунду меняется от нейтрально-меланхоличного до сумасшедше-жесткого. До превращения в арранкара был адьюкасом, похожим на пантеру с костяной шкурой и знаком с многими нумерос. Его меч зовут Пантера (яп. 豹王(パンテラ), досл. «король-леопард»), от исп. Pantera. Команда для освобождения — «Скрежещи» (яп. 軋れ кисирэ). В высвобожденной форме Гриммджо приобретает форму, очень схожую с его первоначальной формой адьюкаса. Его волосы становятся очень длинными, тело покрывается белой бронёй, ноги становятся почти кошачьими, а на пальцах появляются когти. Вместо маски пустого на правой щеке у арранкара появляется что-то вроде пластины на лбу. В этой форме Джагерджак становится невероятно ловким и сильным, также у него вырастает хвост и уши. Самая мощная техника Гриммджо в этой форме называется Десгаррон (яп. 豹王の爪(デスガロン), досл. «когти короля-леопарда»), от исп. Desgarrón («прореха»); она создаёт огромные голубые когти из рэйацу, которые Гриммджо мечет в противника. Был побеждён Ичиго Куросаки. После поражения от Куросаки его хотел добить Нноитра Джилга, но Ичиго защитил его. Спустя некоторое время появляется вновь, чтобы помочь Ичиго одолеть Вандерейх.

Сэйю — Дзюнъити Сувабэ

• Шаулун Коуфан (яп. シャウロン・クーファン Сяурон Ку:фан, Shawlong Koufang) — 11-й арранкар. Его меч зовут Тихерета (яп. 五鋏蟲), от исп. tijereta («уховёртка»), команда для высвобождения — «Разрежь» (яп. 截て татэ). В высвобожденной форме Шаулун покрывается белой бронёй, вместо пальцев появляются длинные когти-лезвия, а за спиной — раздваивающийся на конце хвост. Убит Тосиро Хицугаей.

Сэйю — Хидэюки Танака

• Эдрад Лионес (яп. エドラド・リオネス Эдорадо Рионэсу, Edrad Liones) — 13-й арранкар с мечом по имени Вулканика (яп. 喰虚), от исп. volcánico («вулканический»). Команда для высвобождения — «Поднимись» (яп. 起きろ окиро). В высвобожденной форме его руки увеличиваются, покрываются беловатой бронёй, переходящей в маску. На руках возникают два отверстия, из которых он может выпускать дым и огонь. Убит Мадарамэ Иккаку.

Сэйю — Тайтэн Кусуноки

• Наким Гриндина (яп. ナキーム・グリンディーナ Наки:му Гуринди:на, Nakeem Grindina) — 14-й арранкар. Единственный гиллиан из фрасьон Гриммджо Джагерджака. Имя меча и команда для высвобождения — неизвестны; попытался применить неизвестное высвобождение, но не успел. Убит Рангику Мацумото.
• Илфордт Гранц (яп. イールフォルト・グランツ И:руфоруто Гуранцу, Yllfordt Granz) — 15-й арранкар, старший брат Заэль Апорро Гранца. Имя его меча — Дель Торо (яп. 蒼角王子), от исп. del toro (р.п. — «быка»), команда для высвобождения — «Забодай» (яп. 突き砕け цукикудакэ). В высвобождённой форме покрывается бронированным костюмом быка. Убит Абараи Рэндзи.

Сэйю — Коити Тотика

• Ди Рой Ринкер (яп. ディ・ロイ・リンカー Ди Рой Ринка:, Di Roy Rinker) — 16-й арранкар. Был убит самым первым Рукией Кучики, при атаке Чада. Не успел показать своей силы.

Сэйю — Такаси Кондо

Луппи Антенор

Луппи Антенор (яп. ルピ・アンテノール Руппие Антэно:ру, Luppi Antenor) временно замещает Гриммджо Джагерджака как Секста Эспада, с татуировкой «6» на правом бедре. Он женственен и любит унижать противников. Остаток маски находится на левой части головы. Его меч носит имя Трепадора (яп. 蔦嬢 (トレパドーラ) торэпадора, букв. «дева-плющ»), от исп. trepadora («вьющаяся лоза»), с рукояткой розового цвета. По команде «Удави» (яп. 縊れ кубирэ) превращение создаёт некоторое подобие «щитка» у Луппи за спиной, из которого тянутся восемь щупалец, которыми он может управлять. Также для увеличения ущерба из щупалец могут выйти шипы. Сражался в мире живых с капитаном 10 отряда Тосиро Хицугаей и проиграл, но был спасён по завершении миссии. Убит Гриммджо Джагерджаком, после того как тот восстановил свою руку. В финальной арке был воскрешён Маюри Куроцути для сражения с «Ванденрейх».

Сэйю — Дайсукэ Кисио

Зоммари Леру

Зоммари Леру (яп. ゾマリ・ルルー Дзомари Реру, Zommari Rureaux) — Септима Эспада, от исп. Séptimo («седьмой»). Символизирует опьянение (интоксикацию). Негр с костяным гребнем на голове (надо полагать, это остатки маски пустого) и серьгами в виде черепа. Утверждает, что обладает самым быстрым Сони́до в Эспаде, благодаря чему он, тщательно рассчитав свои шаги, может создавать до пяти подобий себя (эта способность называется «Гамелос Сонидо», «Звуки-близнецы»). Его меч зовут Бруэриа (яп. 呪眼僧伽 (ブルヘリア) бурухэриа, букв. «сангха заколдованных глаз»), от исп. brujeria («чёрная магия»), команда для его высвобождения — «Затихай» (яп. 鎮まれ сидзумарэ). При этом все тело Зоммари покрывается примерно 50-ю глазами(включая два на лице) и относительно нетронутой сохраняется только верхняя его половина (примерно до пояса). Вместо нижней появляется розовая сфера, по форме напоминающая кактус пейот (мескалито), с глазами, расположенными по окружности. При сильной опасности Зоммари может прятаться в этот «кактус». Создал технику «Амор» (исп. и яп. «любовь») при которой каждый из его 50 глаз может получить контроль над одним предметом. Был убит Бякуей Кучики.

Сэйю — Тайтэн Кусуноки

Заэльапорро Гранц

Заэльапорро Гранц (яп. ザエルアポロ・グランツ Дзаэруапорро Гуранцу, Szayelaporro Granz; встречается вариант романизации Szayel Aporro Granz) — Октава Эспада, от исп. Octava («восьмой»). Символизирует безумие. Остатки маски представляют собой очки. Первый учёный Уэко Мундо. Подобно Маюри Куроцути, в бою использует необычные методы, например, его фрасьон при поедании являются для Гранца универсальным лекарством. Имя его меча — Форникарас (яп. 邪淫妃(フォルニカラス) Форуникарасу, «распутница»), от исп. fornicarás («распутствуй»), команда высвобождения — «Втягивай» (яп. 啜れ сусурэ). После высвобождения на лице появляется узор, пальцы удлиняются, из спины вырастают «крылья», на каждом из которых вместо перьев висят 12 красных мешков, а также под ним в виде трона появляются 2 гиганта. Имеет целый ряд способностей, которые призваны прикрыть общую слабость его положения: мешки на крыльях могут лечить своего хозяина, а также поглощать противников (поглощенный противник через некоторое время целым и невредимым возвращается обратно, а Заэль получает куклу-вуду, ломая которую он может причинять вред противнику), с помощью жидкости из тех же мешков он может создавать клонов противников, «трон» может развернуться в двух атакующих гигантов, а также помимо всего, он умеет воскрешаться из мертвых путём внедрения себя в тело противника (а ещё частицы его плоти, попавшие в противника, полностью подчиняют того). Несмотря на весь этот смертельный набор, был убит Маюри Куроцути — при своём воскрешении, Гранц получил дозу наркотика, названного Маюри «сверхчеловеческим», ускорившим его «внутреннее время», то есть внутреннюю реакцию восприятия на внешние раздражители, в тысячи раз. Таким образом внешние воздействия и атаки противника стали восприниматься Заэлем как чудовищно «медленные». В этом замедленном «режиме» его сердце было проткнуто Маюри. По словам того же Маюри, одно ожидание боли от этого удара длится сотни лет.

Сэйю — Косукэ Ториуми

Фрасьоны (Больше дюжины, правда в манге, выступали в основном лишь в роли декораций.)

Имена некоторых: Люмина и Мэдазэпли (мертвы), Верона.

Аарониро Арруруэри

Аарониро Арруруэри (яп. アーロニーロ・アルルエリ А:рони:ро Аруруэри, Aaroniero Arruruerie) — Новена Эспада, от исп. Novena («девятый»). Символизирует жадность. Только он остался из первоначального набора Эспады. Единственный Гиллиан во всей Эспаде, он обладает способностью поглощать мёртвых пустых и поэтому может бесконечно эволюционировать (на момент смерти им были поглощены 33 650 пустых). Также он может использовать силу поглощенных им пустых и их жертв, а также принимать их облик. Делать это он может только в тени, так как свет возвращает ему его настоящий облик. Имя Аарониро Аруруэри представляет собой имя двух сущностей, сосуществующих в цилиндре, который заменяет ему голову. Его меч зовётся Глотонэрия (яп. 喰虚 (グロトネリア) Гуротонэриа, букв. «поглощающая пустота»), от исп. glotonería («обжорство»), который в обычной форме выглядит как странное существо с четырьмя щупальцами и ртом, а при освобождении Аарониро Аруруэри ниже пояса превращается в гигантского осьминога с множеством ртов. Команда для освобождения — «Пожирай» (яп. 喰い尽くせ куицукусэ). Во время сражения с Рукией Кучики, чтобы позабавится и морально подавить её, превратился в Кайэна Сибу. Однако, несмотря на это, был убит.

Сэйю — Тосихико Сэки.

Ямми Льярго

Ямми Льярго (яп. ヤミー・リヤルゴ Ямми: Рияруго, Yammy Llargo) — до высвобождения дзампакто — нумерос 10, после высвобождения — Серо Эспада, от исп. Cero («ноль»). Символизирует ярость. Мускулистый гигант богатырского телосложения. Остатки маски пустого находятся на подбородке и выглядят, как челюстная кость. Меч Ямми называется Ира (яп. 憤獸 (イーラ) И:ра, букв. «возмущённый зверь»), от исп. ira («гнев»). Ямми глуп, самодоволен и очень жесток по отношению ко всем (в том числе и к другим арранкарам), кто не имеет в его глазах какого-либо авторитета, однако, он при этом не тронет того, кто слишком слаб и беспомощен. В бою обычно полагается на грубую силу и на советы союзников, например, Улькиорры.

Ямми носит татуировку арранкара 10, однако при высвобождении единица с его плеча исчезает, и остается цифра 0: таким образом уровень его рэйацу становится самым высоким в Эспаде. Ямми заявлял, что «на самом деле» номера в эспаде идут не от 1 до 10, а от 0 до 9, и он при высвобождении становится сильнейшим как обладатель номера 0. Ямми — единственный, у которого меняется номер при высвобождении.

По команде «Уничтожай» Ямми увеличивается в размерах, тело становится похожим на тело динозавра, опирающегося на 16 ног, вырастает хвост, на спине и руках появляются костяные наросты. Сила Ямми держится на его ярости — чем больший гнев он испытывает, тем сильнее становится. В сильнейшей форме, которой Ямми достиг в сражении с Бякуей Кучики и Кэмпати Дзараки, он становится похожим на огромную гориллу, вдоль позвоночника которой идёт костяной нарост, из спины торчат два больших отростка, похожих на рога, появляются две пары рогов на голове. Обладает способностью массово высасывать людские души — гондзуй (яп. 魂吸 (ゴンズイ), «всасывание души»). Был сокрушен в битве с Дзараки Кэмпати и Бякуей Кучики.

Сэйю — Кэндзи Номура

Приварон Эспада

Приварон Эспада (яп. プリバロン・エスパーダ пурибарон эсупада), от исп. Privaron («лишённый»); яп. 十刃落ち («десять падших мечей») — члены Эспада, потерявшие свой пост и получившие номера, которые состоят из трёх цифр. Сильнее обычных Нумерос, живут в местности под названием Tres Cifras (с исп. — «три цифры»). Как сказал Дордони, изначальный «естественно созданный» состав Эспады стал бесполезным, когда Айзен начал создавать искусственных арранкаров.

Дордони Алессандро дель Сокаччио

• Дордони Алессандро дель Сокаччио (яп. ドルドーニ・アレッサンドロ・デル・ソカッチオ Дорудо:ни Арэссандоро дэру Сокаттио, Dordoni Alessandro Del Socaccio) Сражался с Ичиго Куросаки. Имел № 103. Его дзампакто — Гиральда (яп. 暴風男爵 (ヒラルダ) хираруда, букв. «барон ветров»), от исп. giralda («флюгер»), команда для освобождения — «Кружись» (яп. 旋れ маварэ), в освобождённом состоянии изменяет его не полностью. На его плечах возникают наросты в виде толстых шипов-рогов, а на ногах — большие белые ботинки с трубками по бокам, из которых вырывается синий ветер, превращаясь в вихрь. Некоторые потоки вихря могут принять вид синей длинной шеи с белой маской пустого в виде клюва с круглыми дырами. Согласно движению ног Дордони, потоки мчатся вперёд и поражают противника. Таких «птиц» Дордони может создавать неограниченное количество, а также может восстанавливать их повреждения. Побежден Ичиго Куросаки, добит отрядом Экзакиасов. В финальной арке был восскрешён Маюри Куроцути для сражения с «Ванденрейх».

Сэйю — Кодзи Исии

Чируччи Сандервиччи

• Чируччи Сандервиччи (яп. チルッチ・サンダーウィッチ Тирутти Санда:витти, Cirucci Sanderwicci, созвучно с англ. Thunderwitch — «громовая колдунья») Сражалась против Исиды Урю, когда он вместе с Ичиго Куросаки отправился в Уэко Мундо, чтобы спасти Орихиме Иноуэ. Внешне похожа на фею. Остатки маски образуют подобие заколки в волосах. Имела № 105. Её меч зовётся Голондрина (яп. 車輪鉄燕 (ゴロンドリーナ) горондорина, букв. «колесованная стальная ласточка»), от исп. golondrina («ласточка»), в обычном виде выглядит как длинный хлыст с лезвием-диском на конце. По принципу действия частично напоминает Йо-йо. Команда для высвобождения — «Обезглавь» (яп. 掻っ切れ каккирэ). При перевоплощении меняется не полностью, как и все Приварон Эспада. У неё появляются огромные белые руки длиной в два раза больше её тела, которые присоединяются к плечам такими же дисками, какой из себя представлял её дзампакто, на голове возникает козырёк-клюв с перьевой гривой, а сзади — тонкие крылья-стебли с перьями-лезвиями, вибрирующими на высокой скорости, в ряд. После превращения она может также высвободить тонкий хвост, раздваивающийся на конце, где она может создать подобие лазерного реацу-веера, форму которого можно изменять по желанию. После сражения с Урю Исидой была добита отрядом Экзакиасов. В финальной арке была восскрещена Маюри Куроцути для сражения с «Ванденрейх».

Сэйю — Хоко Кувасима

Гантенбейнн Москеда

• Гантенбейн Москеда (яп. ガンテンバイン・モスケーダ Гантэнбайн Мосукэ:да, Gantenbainne Mosqueda) Сражался против Ясуторы Садо. Имел № 107. Его дзампакто зовут Драгула (яп. 龍拳 (ドラグラ) дорагура, букв. «кулак дракона»), от исп. dragula («Дракула») (что в свою очередь переводится как «сын дракона»), в запечатанном виде выглядит как два красных браслета на запястьях, с острыми красными лезвиями с обеих сторон кулака, между которыми порой возникает электричество. При перевоплощении, как Приварон Эспада, он превращается не полностью. На его плечах возникает некое подобие белой трубы, расширяющейся в области шеи и соединяющей два кулака. Сзади от трубы отходит ещё одна, короткая, утончающаяся на конце, наподобие хвоста. На концах трубы, то есть на кулаках Москеды возникают два красных приспособления, имитирующих открытые пасти драконов. В такой форме Гантенбейн получает способность, похожую на возможности Ясуторы Садо — он может создавать на кулаках шары жёлтой энергии и стрелять её потоками. Самая мощная его атака — Диос, руэго нос пердонэ (яп. 主よ我等を許し給え (ディオス・ルエゴ・ノス・ペルドーネ) диосу руэго носу перудонэ, букв. «Господи, прими наши извинения»), от исп. Dios, ruego nos perdone («Боже, молим о прощении») — представляет собой поток жёлтой энергии в виде дракона с открытой пастью. Остался жив после сражения с Садо, благодаря вмешательству капитана четвёртого отряда Рэцу Уноханы.

Сэйю — Масато Фунаки

Нумерос

Нумерос (яп. ヌメロス нумэросу), от исп. Números («числа»); яп. 数字持ち («носитель числа») — группа арранкаров, подчиняющаяся Эспаде. Также часть из них являются фрасьёнами Эспады. Во много раз превосходят по силе обычных пустых, так как были созданы специально для боя. Получали номера от 10 до 99, в порядке своего рождения. Так как по словам Неллиель существует только двухзначные номера, можно предположить, что всего аранкар не более сотни, даже считая Приварон Эспада.

Аисслингер Вернарр

• Аисслингер Вернарр (яп. アイスリンガー·ウェルナール аисуринга: вэруна:ру) номер 17, является одним из Стражей-Врат Лас Ночес. Это один из двух первых арранкар встреченных Ичиго, во время миссии по спасению Орихимэ. После поражения от Исиды Урю, комната которую он охранял обрушилась и похоронила его живьём.

Демоура Зодд

• Демоура Зодд (яп. デモウラ·ゾッド дэмо:ра дзоддо, Demoura Zodd) номер 18, является одним из Стражей-Врат Лас Ночес. Имеет большие размеры, наносит удары руками, перед этим скапливает в ладони духовные частицы вокруг него. Имеет очень длинный и большой язык, использует его как оружие. Когда Исида с друзьями прибыли в Уэко Мундо он вместе с Аисслингером Вернарром, попытался их остановить. Убит Садо Ясуторой.

Лоли Айвиррнэ

• Лоли Айвиррнэ (яп. ロリ·アイヴァーン, Рори Аива:н) — девушка-арранкар, созданная Айдзэном. Имеет номер 33. Внешне Лоли напоминает девушку-подростка с длинными тёмными волосами, собранными в два хвостика, одетую в форму арранкара. Остатки маски расположены на её левом глазу. Очень верна Айдзену и восхищается им. Когда Айдзэн привёл Орихимэ Иноуэ в Уэко Мундо, Лоли сразу невзлюбила её. Даже после того как Айдзэн показал Орихимэ Хогёку, Лоли решила избавиться от неё. Вместе с Мэноли Малиа она вторглась к Иноуэ, издевалась над ней, затем избивала, однако в этот момент вмешался Гриммджо Джагерджак и остановил их. Позже, во время второго сражения Ичиго Куросаки с Улькиоррой Шиффером Лоли и Мэноли снова находят Иноуэ и Лоли продолжает издеваться над ней, разорвав ей рукава её одежды, но появляется Ямми и решает покончить с ними тремя. В отличие от манги в аниме Лоли вынуждена вступить в бой с Ямми, при этом невольно защищая Иноуэ.

Меч Лоли зовут Эсколопэндра (яп. 百刺毒娼 (エスコロペンドラ Эсукоропэндора)), от исп. Escolopendra («Многоножка»). Команда высвобождения: «Отрави» (яп. 毒せ докусэ). В высвобожденной форме она применяет форму, подобную тысяченожке. Её маска вырастает и покрывает обе её щеки. Она выращивает броню на ногах, руках, груди, и шее. Её руки принимают форму двух длинных щупалец. В этой форме она способна что угодно отравить своим ядом, если прикоснется к этому своими щупальцами. Была повержена Ямми, однако была спасена стараниями Урю Исиды, спешившего к Ичиго и Иноуэ на помощь.

Сэйю — Хана Такэда

Мэноли Маллия

• Мэноли Маллия (яп. メノリ·マリア, мэнори мариа) — девушка-арранкар, созданная Айдзэном. Имеет номер 34. Мэноли выглядит как девушка подросток с короткими светлыми волосами, остатки маски расположены на её правом глазу. Верна Айдзэну. Во время прибытия Иноуэ в Уэко Мундо сначала, как и её подруга, не взлюбила её. Была убита Гримджо во время издевательств над Орихимэ Иноуэ. Решила больше не вредить Иноуэ, после того, как та её воскресила, оценив бескорыстную помощь со стороны обиженной девушки. Позже во время второго сражения Куросаки с Улькиоррой она вместе с Лоли снова находит её, но издеваться над ней отказывается. Была повержена Ямми, но смогла выжить. Имя её меча неизвестно. По словам Лоли, серо Мэноли нестабильно, что иногда приводит к его спонтанным выбросам (не исключено, что это была всего лишь угроза, адресованная Орихимэ).

Сэйю — Хитоми Харада

В финальной арке Лоли и Мэноли оказали сопротивление жесткому «отбору» на службу в армию Ванденрейха, напали на капитана Якто Арми Кирге Опье, но потерпели поражение. Однако, они не были убиты, так как, по мнению Кирге, они прошли «отбор».

Рудборн Челуте

• Рудборн Челуте (яп. ルドボーン рудобо:н), он же Капитан Экзекиасов, носит номер 61. По приказу Заель-Аппоро Гранца добивал арранкаров, которые проиграли свои битвы, во время вторжения Ичиго, Садо и Исиды в Уэко Мундо, для спасения Орихимэ. Он был сильно разочарован своею ролью в Эспаде и считал себя недооцененным Айзеном. Вступив в схватку с Рукией и Рэндзи, был заморожен сикаем Рукии и атакован Ямми. Дальнейшая судьба не известна.

Меч — Арубора (Дерево Черепа) при высвобождении дает некие «ветви конечности» украшеные черепами. В этой форме он приобретает способность с легкостью производить крепких воинов «фаворитов» или «караберасов» (исп. calaveras — «черепа»), с черепами на масках и управлять ими. Сначала он появляется как капитан группы пустых «Экзакиассы», в дальнейшем оказывается что он единственный настоящий.

Сэйю — Taro Yamaguchi

Патрос

Впервые появляется в 136 серии аниме. Утверждая что пустые должны убивать синигами, а не служить им, он попытался убить Улькиорру, украсть Хогёку, дабы стать правителем Уэко Мундо. Пришел в Каракуру в поисках Урахары, создателя первого Хогёку, чтоб узнать о том как им пользоваться. Сразится с Абараем Рэндзи и будет убит им, с помощью душ плюс — Ририн, Нобы и Клода, которые найдут его слабое место. Впрочем вскоре выясняется что, Патрос был всего лишь марионеткой Айдзена для устранения предателей среди Арранкар.

Имя меча — Херифальте (ヘリファルテ Herifarute, «Gyrfalcon»), фраза высвобожждения «оскверни».

Альдегор

• Альдегор (яп. アルデゴル, арудэгору) — Впервые появляется в 136 серии аниме, союзник Патроса. Вместе с ним придет в Каракуру где сразится с Икаку Мадараме, умрет от полученных ран. Имя Меча — Хабали(ハバリー Habarī, «Boar»), фраза высвобождения «Взять».

Менис

• Менис (яп. メニス, мэнису) — Впервые появляется в 136 серии аниме, союзник Патроса. Вместе с ним придет в Каракуру где сразится с Хицугаем Тосиро и Мацумото Рангику. Уже после того как отступит заледенеет и умрет. Имя Меча — Эрисо (エリッソ Erisso, «Hedgehog»), фраза высвобожждения «удар».

Арранкарша из Крепости

Имя неизвестно впервые появилась в 213—214 серии аниме. Она создала летающую крепость из сгруппировавшихся пустых и прибыла с неизвестными целями в Каракуру, была остановлена Коном и командой Каракурайзеров. Второй раз в 311 серии, она создаст Мишеля — человека который будет гипнотизировать жителей Каракуры и раздавать всем плащи крадущие Духовную энергию. Позже выясняется что он обычный пустой получивший силу от неизвестной Арранкарши, побежден Коном. В конце серии арранкарша обещает обязательно вернутся и отомстить.

Вандервайс Марджела

• Вандервайс Марджела (яп. ワンダーワイス・マルジェラ Ванда:вайсу Марудзэра, Wonderweiss Margela) — Последний из созданных Айдзэном арранкаров. Имеет номер 77, несмотря на это классифицирован проводниками душ как пустой уровня Эспады Производит впечатление сумасшедшего, который не осознаёт свои собственные действия. Причина этого в том, что он был создан специально для противостояния главнокомандующему Ямамото: высвобожденная форма Вандервайса — Экстингир (яп. 滅火皇子), от исп. extinguir («тушить, гасить»), запечатывает огненную силу дзампакто Ямамото и в обмен на эту способность Вандервайс променял свой разум и память. Был убит Ямамото голыми руками.

Сэйю — Хисаёси Суганума

Другие Арранкары

Арранкары, которые не имели номеров, не входили в состав армии арранкаров Айдзена или вошли в состав других организаций после поражения Айдзена.

Великий Удильщик

• Великий Удильщик (グランドフィッシャー Gurando Fisshā) — впервые появляется в роли обычного, но довольно сильного, хомякообразного пустого с куриными руками и стопами. С его лба торчит нечто названое «Приманкой», из за чего он и получил своё имя. «Приманка» может принимать форму всех кого он поглотил, таким образом тот приманивал к себе своих жертв. Принцип действия такого метода в том, что используя эту приманку, Удильщик выявляет людей с высоким уровнем духовной силы, которые в состоянии её увидеть, после чего она совершает провокационные действия призванные привлечь жертву. Как правило она стоит возле обрыва или быстрой реки, или любого другого опасного места, и жертва бросившаяся её спасать, приближается к настоящему телу пустого. Эта «приманка» также служит вторым телом в случае больших ранений когда нужно выздороветь. В качестве жертв любит людей с высокой духовной энергией, но больше любит охотится на женщин, по его словам, когда маленький Ичиго побежал к его приманке, Удильщик из своих предпочтений решил атаковать его мать, несмотря на высокую духовную силу Ичиго. Позднее, в схватке со ставшим синигами Ичиго он использовал образ Масаки Куросаки, мамы Ичиго, дабы тот не смог его атаковать. Но в её духовной силе осталось сильное желание защитить своих детей, что не дало возможность полностью управлять её образом. Позже он является как несовершенный арранкар, в поисках Ичиго, чтобы отомстить. Будет преследовать Кона, который находился в теле Куросаки и не мог оказать серьёзного сопротивления. Убит Иссином Куросаки, который пришел на помощь Кону.

Клонирующийся Арранкар

Стал арранкаром, поглощая души людей. Форма освобождения дзампакто « Аккруте Диентэс» . Создает своё измерение в мире людей и прячется там, скрываю реацу. Клонирует себя с помощью поглощения душ, каждый день скорость поглощения увеличивается в 16 раз. Для того чтобы найти его, бюро технологических исследований выстраивает цепь появления его клонов от первых до недавно создавших. Арранкар передавал свои указы с помощью радиоволн. Именно так бюро исследований нашли его, а капитан Хитсугая и лейтенант Рангику вместе с мальчиком — душой по имени Сетто уничтожают его, арранкара, убившего и поглотившего младшую сестру Сетто — Юи.

Артуро Платеадо

• Артуро Платеадо появляется только в игре Bleach: Shattered Blade. По истории очень древний арранкар, информация о котором была в архивах Сообщества Душ, за тысячелетия до начала сюжета. Давным давно он напал на Сейрийтей, но был побежден и запечатан в Сокиоку. По его словам, синигами не могли его победить и поэтому обманули заманив в ловушку. Когда Ичиго, спасая Рукию, разрушил его, Артуро освободился и попытался восстановить силы дабы отомстить. Довольно недружелюбен и эгоцентричен, ненавидел всех предпочитая одиночество. Имя меча — Fenix, так же имеет бело-голубоватые крылья помогающие ему в бою, поглощая духовные частицы восстанавливают его силу, похожи на крылья Квинси в последней стадии.

Инь и Ян

• Инь и Ян появляются только в фильме «Bleach: The DiamondDust Rebellion». Две близняшки, созданные Содзиро Кусакой (главным отрицательным персонажем), им же и убиты. Инь имеет голубые волосы, заплетённые в хвосты. Её дзампакто излучает молнию и может создавать множество атак на её основе. У Ян короткие рыжие волосы и огненный меч. Также обе могут облачатся в элемент своего меча и объединять свои атаки в одну, делая те сильнее.

Сэйю Инь — Ая Хисакава

Сэйю Ян — Юкана

Арранкары в составе Ванденрайха

Ягдарме находит в Уэко Мундо арранкаров, достойных воевать на стороне Ванденрейха. Такие пустые получают униформу квинси, а также их оружие и оборудование — такое, как, например, Крест Квинси. Арранкары на стороне Ванденрейха отказываются от своей собственной сущности. Однако такие пустые среди членов Империи считаются обычной пехотой и «пушечным мясом» и ценятся лишь за то, что они опытные бойцы, не нуждающиеся в обучении.

• Людерс Фриген (яп. リューダス・フリーゲン Рю:дасу Фури:гэн, Luders Friegen) — арранкар на службе у Незримой Империи, обладающий весьма яркой внешностью. Имеет обломки маски пустого на лице, напоминающие пирсинг, и оригинальную причёску — с одной стороны волосы светлого оттенка, с другой — тёмного. Возглавлял отряд Ванденрейха, вторгшийся в Сообщество душ и совершивший нападение на Первый отряд. Был хладнокровно убит Яхве, которому не понравился его доклад и манера разговора.
• Эберн Азгияро (яп. アズギアロ・イーバーン Адзугиаро И:ба:н, Azguiaro Ebern) — впервые появляется во второй главе арки «Тысячелетняя Кровавая Война», арранкар на службе у Ванденрейха с осколком маски на левом глазу, которому было поручено нейтрализовать Банкай Ичиго Куросаки. При нападении Ибан использовал Крест Квинси и создал собственный духовный лук, который выглядел как белый изогнутый остов с большим количеством орудий на нём, а также специальный медальон, с помощью которого Азгияро попытался «запечатать» банкай Куросаки. Однако его техника была прервана Гэцугой Ичиго (что очень удивило арранкара), и Эберну пришлось отступить с помощью сокрытия в собственной тени. Был убит Яхве со словами, что его роль уже выполнена.

Отрывок, характеризующий Список пустых в «Блич»

От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.


Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.


Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.