Нородом Сианук

Нородом Сианук кхмер. នរោត្ដម សីហនុ<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Король Камбоджи
24 сентября 1993 года — 7 октября 2004 года
Предшественник:	титул восстановлен
Преемник:	Нородом Сиамони
Глава государства Камбоджи
3 апреля 1960 года — 18 марта 1970 года
Предшественник:	Нородом Сурамарит (как король Камбоджи), должность учреждена
Преемник:	должность упраздена
Король Камбоджи
24 апреля 1941 — 3 марта 1955
Предшественник:	Сисоват Монивонг
Преемник:	Нородом Сурамарит
Вероисповедание:	Буддизм
Рождение:	31 октября 1922(1922-10-31) Пномпень, Камбоджа
Смерть:	15 октября 2012(2012-10-15) (89 лет) Пекин, КНР
Род:	Нородом
Отец:	Нородом Сурамарит
Мать:	Сисоват Косамак
Супруга:	Мам Маниван Панивонг, Нородом Монинеат Сианук
Дети:	14 сыновья: Нородом Ранарит, Нородом Юванит, Нородом Сиамони, Нородом Нариндрапонг; дочери: Нородом Арун Расмей, Нородом Бопхадеви
Автограф:
Награды:

Нородо́м Сиану́к (кхмер. នរោត្តម សីហនុ; 31 октября 1922 — 15 октября 2012) — король Камбоджи с 1941 по 1955 и с 1993 по 2004 из династии Нородом.

Биография

Родился в Пномпене. Старший сын Короля Нородома Сурамарита и Королевы Сисоват Коссамак, Нородом Сианук получил начальное образование в Пномпене, в школе Ecole Francois Baudoin. Затем обучался в Сайгоне и в военном училище Сомур во Франции, бывшей тогда метрополией Индокитая. Во Франции принц Сианук познакомился с либеральными и социалистическими учениями. После смерти его деда по материнской линии короля Сисовата Монивонга 23 апреля 1941 года принц Сианук с одобрения вишистского правительства был избран королём Камбоджи и коронован в сентябре того же года.

После Второй мировой войны Сианук присоединился к национально-освободительному движению народов Индокитая, активно добиваясь от представителей Четвёртой республики признания Камбоджи, а также других стран Индокитая, суверенными государствами. В мае 1953 года он отправился в изгнание в Таиланд, объявив, что не вернётся, пока его стране не будет возвращена независимость. Кампания Сианука увенчалась успехом, и 9 ноября 1953 года Франция признала независимость Камбоджи.

На посту премьер-министра

2 марта 1955 года Нородом Сианук неожиданно отрёкся от трона, передав его своему отцу и получив через несколько месяцев пост премьер-министра и министра иностранных дел.

Убеждённый в необходимости радикальных изменений в государственном управлении и экономике Нородом Сианук пошёл на беспрецедентный для члена королевской семьи шаг — образовал левоцентристское общественно-политическое объединение Народное социалистическое сообщество (Сангкум), объединившее большинство ведущих политических сил страны (кроме Демократической партии и прокоммунистической группы Прачеачун). Сангкум уверенно победил на первых всеобщих парламентских выборах и сформировал новое правительство. Программные принципы объединения были определены самим Нородомом Сиануком и являли собой эклектическую доктрину, соединявшую принципы демократического социализма, либеральной демократии, национализма и монархизма, нацеливаясь на демократизацию камбоджийской монархии и социализацию экономики. К 1960 году Сангкум объединял уже около миллиона граждан страны.

С 1956 года находился на должности постоянного представителя Камбоджи в ООН. В 1959 году проамериканскими силами при поддержке США и Таиланда была предпринята попытка сместить Сианука, но мятеж был подавлен верными премьеру Сиануку войсками.

Глава государства

После смерти отца в апреле 1960 года Национальное собрание предложило пользовавшемуся чрезвычайным доверием Сиануку занять престол с широкими полномочиями. Однако он отказался и внёс изменения в конституцию, которые устанавливали процедуру избрания главы государства с помощью прямых выборов, а также меняли его титул и атрибутику. В июне 1960 года Нородом Сианук был избран главой государства, получив подавляющее большинство голосов.

На посту главы государства Сианук осуществил ряд глубоких социально-экономических преобразований и пытался наладить дружественные отношения как с социалистическими странами, так и со странами западного блока, сохраняя нейтралитет в холодной войне. Возмущённый вмешательством США во внутренние дела стран Индокитая, в ноябре 1963 года Нородом Сианук отказался от американской помощи. Одновременно он укреплял дружественные отношения с СССР и КНР (последние, впрочем, ухудшились после начатой Мао Цзэдуном «культурной революции»). В 1965 году глава Камбоджи при поддержке Китая разорвал дипломатические отношения с США. Более того, он даже заключил секретные договорённости с представителями Северного Вьетнама и Китая о предоставлении камбоджийской территории для переброски войск и снаряжения, а также размещения баз Демократической республики Вьетнам и НФОЮВ.

После начатого стараниями Пол Пота перехода кхмерских коммунистов к вооружённой борьбе против режима Сианука последний был вынужден пойти на компромисс с консервативными руководителями армии, по большей части правыми и проамериканскими, и назначить их выдвиженца Лон Нола новым премьер-министром.

Союзник «красных кхмеров» и Северного Вьетнама

В отсутствие Нородома Сианука 18 марта 1970 года правыми заговорщиками при поддержке США был совершён государственный переворот, и генерал Лон Нол возглавил страну. Лон Нол запретил партизанам НФОЮВ использовать морской порт Сиануквиль для транспортировки оружия и припасов, а от северовьетнамской армии потребовал покинуть страну. В ответ на это северовьетнамцы развернули крупное наступление против правительственных сил. К середине апреля камбоджийская армия находилась в тяжёлом положении, Лон Нол призвал на помощь войска Южного Вьетнама и части вооружённых сил США.

Вторжение в Камбоджу проводилось силами американской и южновьетнамской армии и представляло собой серию из 13 отдельных операций, в которых принимали участие в общей сложности от 80 до 100 тысяч военнослужащих. Южновьетнамская армия уже совершила несколько разведывательных вылазок в Камбоджу на протяжении марта—апреля. Она начала основную часть вторжения 30 апреля в районе «Клюв попугая» западнее Сайгона. На следующий день объединённые американо-вьетнамские силы развернули наступление в районе «Рыболовный крючок».

Сианук остался в эмиграции, координируя действия камбоджийского правительства в изгнании в Китае — Королевского правительства национального единства, а также Национального единого фронта Кампучии, который объединил социалистов и либералов из окружения Сианука и их недавних врагов, «красных кхмеров». Несмотря на смену власти в Камбодже, большинство стран продолжало считать именно Сианука единственным законным представителем Камбоджи в международных организациях.

Воспользовавшись всеобщим народным недовольством правлением Лон Нола, северовьетнамские части под видом военизированных соединений НЕФК вступили на территорию Камбоджи и передали значительные территории на востоке страны под контроль партизан из движения «красных кхмеров». Когда 17 апреля 1975 года «красные кхмеры» вступили в Пномпень, Нородом Сианук получил шанс вернуться на родину и даже был назначен «главой государства», но практически сразу же был отстранён от власти экстремистским крылом «красных кхмеров» из числа сторонников Пол Пота и помещён под домашний арест вместе с номинальным премьер-министром Пенн Нутом. В апреле 1976 года Сианук и Пенн Нут были освобождены от должностей (их места заняли Кхиеу Самфан и Пол Пот). Получившие неограниченную власть в Демократической Кампучии «красные кхмеры» развернули полномасштабную кампанию геноцида против собственного народа, убив до трёх (из семи) миллионов граждан страны, среди которых было большинство родственников и близких друзей Сианука, и сам бывший король находился под угрозой уничтожения. Только после взятия Пномпеня вторгшимися в страну вьетнамскими войсками и силами восставшего кампучийского генерала Хенг Самрина 7 января 1979 года и последовавшего провозглашения Народной Республики Кампучия Сиануку было разрешено выехать в Китай.

Союзник «красных кхмеров» и противник Северного Вьетнама

Так как большинство членов ООН, в том числе США, продолжали признавать (и поддерживать) режим свергнутого Пол Пота, Нородом Сианук не поддержал нового правительства НРК, а стал формальным главой коалиционного правительства в изгнании, в которое вошли Партия Демократической Кампучии («Красные кхмеры», не так давно державшие его самого под домашним арестом), Национальный фронт освобождения кхмерского народа (республиканцы и национал-либералы Сон Санна) и партия самого Сианука ФУНСИНПЕК. Коалиционное правительство опиралось на вооружённые формирования «Красных кхмеров» (Национальная армия Демократической Кампучии), гораздо меньшие Вооружённые силы национального освобождения кхмерского народа сторонников Сон Санна и наиболее слабую в военном отношении Национальную армию сианукистов самого Сианука. Все эти силы базировались в Таиланде и в труднодоступных районах камбоджийского запада.

С 1989 года начался вывод вьетнамских войск. НРК была преобразована в Государство Камбоджа. В 1991 году были заключены Парижские мирные соглашения о восстановлении Королевства Камбоджа, возвращении на трон Нородома Сианука и проведении свободных выборов.

На троне и после отречения

В ноябре 1991 года Сианук занял пост председателя Верховного совета, а после победы его партии сторонников восстановления монархии на выборах 1993 года в сентябре 1993 года «во имя единства нации» отказался от данного в 1955 году торжественного обещания не возвращаться на престол. Он вернулся на королевский трон после принятия новой конституции, официально восстанавливающей демократию и конституционную монархию Королевство Камбоджа. Сын Нородома, принц Нородом Ранарит, был назначен первым премьер-министром, а премьер НРК Хун Сен — вторым. Вскоре после данного соглашения Хун Сен отстранил Ранарита от власти и стал единоличным премьер-министром — этот пост он занимает до настоящего времени.

Сианук отрёкся от престола 7 октября 2004 года по причине преклонного возраста и состоянию здоровья, получил титул Принца. Через неделю после отречения Сианука на трон взошёл его младший сын Нородом Сиамони. После отречения от престола жил в Пхеньяне (КНДР), затем переехал в Пекин (КНР).

После отречения от трона Сианук высказывался по острым общественно-политическим вопросам, вёл личный блог в интернете. Мировой резонанс в 2004 году получило его высказывание о том, что Камбодже пора разрешить своим гражданам заключать однополые браки. Оно вызвало критику в адрес Сианука. «Я благодарен вам за все обиды, которые вы нанесли мне. Моя Камбоджа в начале 1990-х годов решила быть демократической и либеральной страной. Каждый её житель, в том числе и король, может свободно высказывать своё мнение».

Болезнь и смерть

С января 2012 года находился на лечении в пекинском госпитале. У Сианука были рак кишечника, сахарный диабет и гипертония. Умер 15 октября 2012 года в Пекине от сердечного приступа. 17 октября его тело было доставлено в Камбоджу специальным рейсом Air China в сопровождении высокопоставленных чиновников Китая и Камбоджи. По улицам Пномпеня тело провезли в повозке в форме феникса. Сотни тысяч камбоджийцев стояли вдоль улиц, многие затем пришли проститься к Королевскому дворцу.

Вклад в кинематограф

Помимо своих непосредственных политических обязанностей, Сианук внёс вклад и в кинематограф Камбоджи. Король снял по своим сценариям около 20 кинофильмов, такие как «Апсара» (1966), «Моя деревня на закате» (1992), «Увидеть Ангкор и… умереть» (1993), «Крестьянин и женщина в беде» (1998). Местная пресса неоднозначно оценивала кинематографические изыскания Сианука, считая, что у главы государства есть более важные задачи и более подходящие для их решения занятия.

Награды

• Орден Суворова I степени (1956 год, одновременно с отцом — королём Сурамаритом)

Литература

• Люди и политика. 1964 / Под ред. Вал. Зорина. — М.: Правда, 1964. — С. 183-199. — (Ежегодник журнала Мировая экономика и международные отношения за 1963 год.).
• Нородом Сианук (Люди и события) // Новое время. — М., 1960. — № 27. — С. 30.
• Shadow Over Angkor. Volume One: Memoirs of His Majesty King Norodom Sihanouk of Cambodia

Ссылки

• [www.royalark.net/Cambodia/camboa20.htm Короли Камбоджи]

Отрывок, характеризующий Нородом Сианук

Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.