Сибириада

Сибириада
Жанр	драма
Режиссёр	Андрей Кончаловский
Автор сценария	Валентин Ежов Андрей Кончаловский
Оператор	Леван Пааташвили
Композитор	Эдуард Артемьев
Кинокомпания	Киностудия «Мосфильм» Третье творческое объединение
Длительность	275 мин.
Страна	СССР СССР
Язык	русский
Год	1978
Выход фильма «Сибириада»

К:Фильмы 1978 года

«Сибириа́да» — советский четырёхсерийный эпический художественный фильм режиссёра Андрея Кончаловского. В 1979 году удостоен Гран-при Каннского кинофестиваля.

Содержание

«Сибириада» включает четыре фильма. Первые два фильма разделены на две части.

Фильм первый

Афанасий. Начало века. Действие происходит в сибирском селе Елань, где живут два рода: Устюжанины и Соломины. Афанасий Устюжанин, бывший когда-то лучшим охотником тайги, забросил все свои сельские дела и уже много лет подряд в одиночку рубит через тайгу никому не нужную дорогу в направлении ярчайшей звезды. Его сын Коля ворует продукты из склада, принадлежащего зажиточным Соломиным. Сверстница Коли Настя Соломина застает его с поличным и соглашается отдать пельмени, если он голым пробежит по снегу, его одежду в этот момент она отдает цепному псу. Коля приводит в дом Родиона, беглого террориста-народовольца, идеи которого (а также идеи Кампанеллы о Городе Солнца, про которые Родион ему рассказывает) производят на мальчика сильное впечатление.

Также в первом фильме появляется таинственный лесной житель — Вечный дед. Несмотря на то, что время действия эпопеи занимает около шестидесяти лет, Вечный дед появляется в каждом фильме в одном и том же возрасте, а местные жители, представители разных поколений — неизменно его узнают.

Анастасия. Годы двадцатые. Николай и Настя влюблены друг в друга. Узнав о революции, Николай ссорится с Настей. Настя обижается и решает выйти замуж за своего дальнего родственника, Филиппа Соломина. Однако Филипп понимает, что Настя его не любит. Николай просит прощения, но Настя его не прощает, а позорит перед селом, Соломины его избивают, бросают в лодку и пускают по течению. В тот же день от сердечного приступа умирает Афанасий, отец Коли. Одумавшись, Настя наутро догоняет лодку и уплывает с Николаем.

Фильм второй

Николай, сын Афанасия. Годы тридцатые. Николай стал большевиком-красногвардейцем, воевал с белыми казаками (при этом погибла Настя), и теперь приезжает из центра для освоения полезных ископаемых Сибири. С собой Николай привёз сына Алексея. Филипп Соломин, тоже уехавший из села, поступил на учёбу в академию. Николай предлагает сельчанам продолжить строительство дороги на Чёртову Гриву, которое начал его отец. Отказывается только Спиридон Соломин, не простивший Николаю гибель Насти и являющийся противником советской власти. Николай арестовывает его и отправляет в город. Николай с сыном обнаруживают на Чёртовой Гриве выход природного газа на поверхность, и едва не погибают. Спиридон, сбежав из-под ареста, убивает Николая. Алексей бежит из села.

Тая. Годы сороковые. Накануне войны Алексей, убежав из детдома, добирается до Елани, чтобы расправиться со Спиридоном за убийство отца. Его в бессознательном состоянии находит юная Тая Соломина и влюбляется в него. Вечный дед выхаживает Алексея. От Вечного деда Алексей узнаёт, что Спиридон сидит шестой год за убийство отца. Идет мобилизация. В Елань приезжает военком, и несовершеннолетний Алексей записывается добровольцем в армию. На Чёртовой Гриве уже восемь месяцев работают бурильщики, но военком не даёт им закончить работу.

Фильм третий

Алексей, сын Николая. Годы шестидесятые. В прологе показана сцена военных лет, когда Алексей, солдат войсковой разведки морской пехоты, спасает от гибели капитана второго ранга, не зная, что это Филипп Соломин. После окончания войны Алексей становится мастером-бурильщиком и вместе с бригадой приезжает в Елань. Он встречает постаревшего Спиридона и говорит ему, что не будет с ним расправляться, вместо этого они с товарищами поставят буровую вышку, снесут Елань и построят на этом же месте «Город Солнца». Тофик Рустамов, геолог из Азербайджана, обещает Алексею, что они будут бурить нефть на Чертовой Гриве, но на самом деле Тофик должен ставить буровую в другом месте, прямо рядом с Еланью, по директиве из Москвы. Алексей, за многие годы забывший Таю, встречает её снова. Тая приходит к Алексею и между ними случается связь, однако после этого Алексей не встречается с ней два месяца, занятый работой на буровой. Когда же он решает навестить Таю, выясняется, что у неё в доме живёт Тофик. Взбешенный таким поворотом событий Алексей допускает ошибку во время работы на буровой, в результате в скважину проваливается бурильная труба.

Фильм четвёртый

Филипп. Годы шестидесятые. Филипп, занимающий должность первого секретаря обкома, пытается противостоять строительству в области самой мощной в мире ГЭС, так как её строительство приведёт к затоплению обширной площади земель области включая его родное село Елань. Спасти ситуацию может только обнаружение в области залежей нефти. Приехав в Елань, Филипп встречает Алексея, но поначалу они не узнают друг друга. Алексей, поругавшись с Тофиком, решает уехать и зовёт с собой Таю. Она сообщает ему, что беременна и отказывается уезжать. Выйдя из дома, Алексей слышит шумы со стороны буровой, он бежит туда и видит, как над скважиной поднимается мощный фонтан нефти. Происходит возгорание и авария. Упавшая вышка накрывает одного из рабочих — Саню. Алексей кидается на помощь товарищу, спасает его, но сам при этом погибает. Позже в Москве Филипп, получив телеграмму, узнаёт из неё о нахождении нефти и газа, а также о гибели Устюжанина Алексея Николаевича в аварии. В эту минуту он вспоминает Алексея, сына Николая, солдата, спасшего ему жизнь во время войны. На съезде нефтяников, посвящённому вопросу Сибири и поиску в ней месторождений нефти и газа, Филипп сообщает о том, что там найдены большие запасы нефти и что в возникшей аварии погиб человек, фронтовик и рабочий, Алексей Устюжанин. Он просит всех почтить память погибшего минутой молчания.

В финале фильма Спиридон узнаёт от Таи о том, что род Устюжаниных ещё не закончен, так как она носит ребёнка от Алексея. На фоне пожара и разрушения Еланевского кладбища происходит встреча Филиппа со всеми жившими и умершими героями фильма, его родными и друзьями.

В ролях

Актёр Роль Владимир Самойлов Афанасий Устюжанин Афанасий Устюжанин Наталья Андрейченко Анастасия "Настя" Соломина Анастасия "Настя" Соломина Игорь Охлупин Филипп Соломин Филипп Соломин Сергей Шакуров Спиридон Соломин Спиридон Соломин Павел Кадочников Вечный Дед Вечный Дед Виталий Соломин Николай Устюжанин Николай Устюжанин Никита Михалков Алексей Устюжанин в 1960-е годы Алексей Устюжанин в 1960-е годы Людмила Гурченко Тая Соломина в 1960-е годы Тая Соломина в 1960-е годы Александр Потапов Петр Соломин Петр Соломин Леонид Плешаков Василий Соломин Василий Соломин Михаил Кононов Родион Климентов (озвучил Виктор Проскурин) Родион Климентов (озвучил Виктор Проскурин) Евгений Леонов-Гладышев Алексей Устюжанин в 1940-е годы Алексей Устюжанин в 1940-е годы Елена Коренева Тая Соломина в 1940-е годы Тая Соломина в 1940-е годы Константин Григорьев Гурьев — геолог-изыскатель Гурьев — геолог-изыскатель Евгений Перов Ерофей Соломин Ерофей Соломин

Актёр Роль Руслан Микаберидзе Тофик Рустамов Тофик Рустамов Николай Скоробогатов Ермолай Ермолай Александр Адабашьян продавец ювелирных украшений продавец ювелирных украшений Максим Мунзук Федька Федька Александр Панкратов-Чёрный Сашка Сашка Наталья Назарова сноха Соломиных сноха Соломиных Валентина Березуцкая Дарья Дарья Анна-Мария Гравер Манька Манька Всеволод Ларионов Фёдор Николаевич Фёдор Николаевич Николай Бармин ликвидатор аварии ликвидатор аварии Александр Январёв вахмистр вахмистр Георгий Штиль Фрол Фрол Геннадий Юхтин Прокопий Прокопий Дмитрий Бузылёв цыган Митя цыган Митя Александр Яковлев военком военком

Съёмочная группа

• Режиссёр: Андрей Кончаловский
• Авторы сценария: Валентин Ежов, Андрей Кончаловский
• Оператор: Леван Пааташвили
• Режиссёр хроникальных сюжетов — Артавазд Пелешян
• Художники: Александр Адабашьян, Николай Двигубский
• Композитор: Эдуард Артемьев

История создания

Фильм «Сибириада» поначалу был типичным госзаказом. В 1974 году Михалкова-Кончаловского вызвал к себе председатель Госкино СССР Филипп Ермаш и предложил поставить фильм к очередному съезду КПСС о жизни нефтяников. Режиссёр согласился, и съёмки начались. По мере работы над картиной производственно-индустриальная тема отошла на второй план и создателей больше заинтересовали темы столкновения людских поколений и судеб. Режиссёр называет жанр картины «поэма в шести сказах».

В основу «нефтяной» линии фильма легла многолетняя борьба Героя Социалистического Труда Фармана Курбан оглы Салманова за поиск нефти в Тюменской области в конце 1950-х годов.

Фильм был снят в производственном формате «УФК» на киноплёнке фирмы «Kodak». В то время она закупалась за валюту за границей и выдавалась только избранным режиссёрам.

Музыка для фильма

Перед началом съёмок картины Кончаловский дал послушать Эдуарду Артемьеву привезённую из-за границы пластинку пионера электронной музыки Вангелиса, заявив: «Мне нужна такая музыка».

</td></tr>

Siberiade
Эдуард Артемьев
Дата выпуска	1979
Записан	1979
Страна	Франция
Лейбл	Le Chant du Monde

«Сибириада» (фр. Siberiade) — виниловая пластинка композитора Эдуарда Артемьева с музыкой к одноимённому кинофильму.

Выпущена французской компанией «Le Chant du Monde» в 1979 году.

Мелодия «Поход» из фильма используется в качестве музыкальной заставки Московского международного кинофестиваля.

Список композиций

Сторона А (Side A)

1. Ma beauté a fleuri trop tôt — Моя красота цвела чересчур рано
2. Le soleil — Солнце
3. Les yeux émeraude — Изумрудные глаза
4. La chanson des tziganes de Sibérie — Песня цыган Сибири
5. Le long chemin — Длинная дорога
6. Dimitri — Дмитрий
7. Révélation — Разоблачение

Сторона B (Side B)

1. Le feu — Огонь
2. Le vent de l’espoir (char à voile) — Ветер надежды (парусная тележка)
3. Le tourbillon de l’histoire — Вихрь истории
4. Les balançoires — Качели
5. La mort du héros — Смерть героя

Титульная страница

Bande Originale du Film d’André KONTCHALOVSKI (Оригинальная звуковая дорожка фильма Андрея КОНЧАЛОВСКОГО)

SIBERIADE (СИБИРИАДА)
Musique Edouard ARTEMIEV (Музыка Эдуарда АРТЕМЬЕВА)
Le Chant du Monde
−09-
LDX 74719
(XC1K 74719 A-B)
© 1979

Made in France

Обложка

Sibérie, l’explosion du XXe siècle (Сибирь, взрыв XX-ого века)

Sibérie, la saga de l’immensité (Сибирь, сага безграничности)

Prix spécial du jury cannes 79 (специальный приз жюри Канны-79)

Основная музыкальная тема из фильма («Смерть героя», другое название «Поход») была использована дуэтом ППК и, будучи выпущенной в Европе как сингл «Resurrection» («Воскрешение»), заняла в 2001 году третье место в британских чартах. Это был первый подобный успех российских музыкантов на западном рынке поп-музыки.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Также тема «Смерть Героя» была использована в песне «Black Cold Nights» греческой Gothic/Doom группы On Thorns I Lay на их альбоме «Angeldust» (2001).

Каннский кинофестиваль

Представлять ленту на Каннском кинофестивале 1979 года поехали режиссёр Андрей Кончаловский и исполнители главных ролей: Никита Михалков, Людмила Гурченко и Наталья Андрейченко. В основной конкурсной программе была показана 3,5-часовая, сокращённая версия «Сибириады». Кончаловский настоял, чтобы между первой и второй частями картины был сделан пятиминутный антракт, так как он опасался, что зрители не выдержат смотреть фильм без перерыва. Позже Людмила Гурченко вспоминала: «Этого перерыва мы боялись. А вдруг уйдут и не придут? Эти пять минут казались вечностью. Мы смотрели на пустые кресла, боялись взглянуть друг другу в лицо. Все думали об одном и том же». Однако, после антракта зрители вернулись, и ещё до конца фильма в зале начались аплодисменты, перешедшие к финалу в овации.

Председатель жюри фестиваля Франсуаза Саган в беседе с Кончаловским сообщила, что подала заявление о выходе из состава жюри, если «Сибириада» не поделит Золотую пальмовую ветвь с фильмом «Апокалипсис сегодня» Копполы. Тем не менее скандал сумели замять, и приз поделили ленты «Апокалипсис сегодня» и «Жестяной барабан». Основным мотивом остальных членов жюри, которые уговаривали Саган, было то, что не следует делить приз между двумя сверхдержавами. Тем не менее, во время фестиваля Коппола, успевший посмотреть «Сибириаду», пригласил Кончаловского на свою яхту, стоящую в заливе, и сообщил, что не против поделить с ним главный приз киносмотра. По словам Кончаловского, «разговор был такой, будто встретились Громыко и Киссинджер, две державы».

Кроме того, российский киновед Кирилл Разлогов отмечает, что задачей официальной советской делегации и советского члена жюри Роберта Рождественского на киносмотре состояла в том, чтобы Кончаловский, у которого к тому времени сложились непростые отношения с советской властью, не получил персональный Приз за лучшую режиссуру, но удостоился бы Гран-при, что означало бы успех советской кинематографии в целом.

Восприятие

Американский кинокритик Дэйв Кер (The New York Times) назвал фильм «своего рода славянским вариантом „Унесённых ветром“, снятым под мистическим влиянием русского кинопровидца Андрея Тарковского» (следует отметить, что сам Тарковский всерьёз не воспринимал «Сибириаду»).

Литература

• Андрей Кончаловский. Низкие истины. — М.: Совершенно секретно, 1998. — 384 с. — 82 000 экз. — ISBN 5-89048-057-x.
• Андрей Кончаловский. Возвышающий обман. — М.: Совершенно секретно, 1999. — 352 с. — 30 000 экз. — ISBN 5-89048-033-2.

Ссылки

• [www.konchalovsky.ru/works/films/Siberiada/ Фильм «Сибириада» на сайте Андрея Кончаловского]
• [sibiriada2008.narod.ru/ Siberiade — проект Ивана Пиратова]

Критика

• [movies.nytimes.com/movie/review?res=990CE1DB103BF936A2575AC0A964948260 'Siberiade' winner of Cannes Prize] обзор и критика фильма, Винсент Кэнби / New York Times  (англ.)
• [www.slantmagazine.com/film/review/siberiade/2655 Siberiade] обзор и критика фильма, Ed Gonzalvez / Slant  (англ.)
• [kino-teatr.ru/kino/art/kino/276/ Правда поэзии / Александр Фёдоров]

Отрывок, характеризующий Сибириада

В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.


На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.