Сибирская военная флотилия

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Сибирская флотилия»)
Перейти к: навигация, поиск
Сибирская флотилия

Крейсер «Жемчуг» в составе Сибирской флотилии
Годы существования

17311922

Страна

Российская империя Российская империя
Российская Республика
Советская Россия
Дальневосточная Республика

Подчинение

Адмиралтейств-коллегия
Морское ведомство

Тип

Флотилия

Дислокация

Охотск (1731—1849)
Петропавловск-Камчатский (1849—1855)
Николаевск-на-Амуре (1855—1871)
Владивосток (1871—1922)

Участие в

Крымская война
Ихэтуаньское восстание
Первая мировая война
Гражданская война

Сибирская военная флотилия — несколько раз создававшееся объединение военных кораблей и судов на Дальнем Востоке России.

В литературе встречаются наименования — Сибирская флотилия, Охотская флотилия, Петропавловская флотилия.





Предыстория

Начало плаваний русских судов в Охотском море относится к 1639 году. Посланный из Бутальского острога отряд казачьего десятника И. Ю. Москвитина, поднявшись по реке Алдан и спустившись на ладьях по реке Улье 1 (11) октября 1639 года вышел к побережью Охотского моря, которое тогда именовалось Великом Ламским морем. Здесь первые русские моряки-тихоокеанцы зазимовали, построили «плотбище» (верфь), на которой были выстроены два 17-метровых мореходные судна, коча. На этих кораблях в 1640 году Иван Москвитин со товарищи обследовал побережье до района нынешнего Магадана и до Шантарских островов, а в 1641 году вернулся в Якутск[1].

Затем до конца XVII века ещё несколько русских первопроходцев совершали плавания по морям Тихого океана. К числу наиболее известных относятся:

  • возвращение на мореходном судне-дощанике, Охотским морем из устья Амура экспедиции казачьего головы В. Д. Пояркова в 1645—1646 гг.;
  • переход в 1647 году Семёна Шелковникова Охотским морем от устья Ульи к реке Охота и основание в её устье Косого острожка[2];
  • поход на парусном судне в 1648 году казака Алексея Филиппова на восток от устья реки Охота и составление первой лоции северного побережья Охотского моря[3];
  • экспедиция промышленника Ф. А. Попова и казака С. И. Дежнёва, кочи которых в 1648—1649 гг. прошли из устья Колымы до Камчатки (предположительно) и до Анадырского острога, соответственно[4]. Донесение Дежнёва о походе было найдено в Якутском архиве только в 1736 году[5];
  • экспедиция казачьего десятника М. Стадухина обследовавшая на судах-шитиках северо-восточное побережье Охотского моря от устья реки Пенжины до Охотска в 1651—1652 гг.

Важным событием для тихоокеанского мореплавания стало основание в Охотске военного порта в 1716 году. В течение 140 лет Охотск оставался главной и единственной русской военно-морской и судостроительной базой на Дальнем Востоке. В мае 1716 года корабельный мастер К. Плотницкий построил в Охотске ладью «Восток» (известную также под именами «Охота» и «Великое Ламское море»), которая стала первым и до 1727 года единственным русским военным кораблем на Тихом океане. С июля 1716 г. по мая 1717 г. эта ладья в составе экспедиции казачьего пятидесятника К. Соколова и Н. Трески совершила плавание до Большерецкого острога, тогдашней столицы Камчатки, и обратно[6]. Тем самым, было значительно упрощено сообщение с Камчаткой, ранее проходившее только посуху через Анадырь. С этого времени начались регулярные военно-транспортные и экспедиционные рейсы из Охотска на Камчатку.

В 1720—1721 гг. офицеры русского военно-морского флота, геодезисты Иван Евреинов и Федор Лужин на ладье «Восток», которой управлял кормщик Кондратий Мошков, составили первую карту района Камчатки и Курильских островов, основанную на астрономических наблюдениях[7].

В 1723 году казённый отряд в Охотском море увеличился на одну ладью, в 1727 году в Охотске был построен шитик «Фортуна», в 1729 году — боты «Лев» и «Восточный Гавриил». Годом ранее, в 1728 году, первая Камчатская экспедиция капитана 1 ранга В. И. Беринга построила в Нижнекамчатске бот «Святой Гавриил», замечательное научно-экспедиционное судно.

Эти корабли, пока ещё не оформленные организационно в формирование флота, активно участвовали в следующих исследовательских плаваниях:

Кроме того, эти корабли регулярно совершали транспортные рейсы из Охотска на западное побережье Камчатки, а активная промысловая деятельность содействовала освоению новых территорий в северной части Тихого океана.

Корабли и плавания промышленников

В 1743 году на Командорские острова отправился Е. Басов[10].

Через два года М. Неводчиков и Я. Чупров на шитике «Св. Евдоким» дошли до Ближних Алеутских островов и нанесли их на карту[8].

В 1758 году штурман С. Г. Глотов на боте «Св. Иулиан» ушел с промышленниками на Командорские и Алеутские острова и провел там четыре года. Там же, в 1759—1762 гг. побывали мореходы П. Башмаков на корабле «Св. Петр и Павел», С. Черепанов на корабле «Св. Захарий и Елизавета», А. Воробьев на корабле «Св. Иоанн Устюжский», А. Толстых на корабле «Св. Андреян и Наталья». Г.Пушкарев на боте «Св. Гавриил» в 1761 году первым из русских достиг полуострова Аляска[11].

Д. Пайков на боте «Св. Владимир» в 1761 г. впервые побывал на острове Кадьяк[12].

В 1770—1780 гг. активный промысел велся не только на Лисьих островах и у побережья Аляски и Кадьяка, но и на Командорских, Ближних и Андреяновских островах. Сюда был снаряжены экспедиции на судах «Св. Петр и Св. Павел», «Св. Александр Невский», «Св. Андрей Первозванный» и других, принадлежавших различным купеческим компаниям. В 1772 г. на промысел к Лисьим островам отправилось из Охотска три судна: «Св. Владимир» под командованием штурманского ученика Потапа Зайкова[13], «Св. Михаил» под командованием штурманского ученика Дмитрия Полутова и уже упоминавшийся галиот под командованием И. Коровина «Св. Петр и Св. Павел». П.Зайков, до своего возвращения в 1778 г. на Камчатку, побывал на острове Кадьяк. В 1773 г. на Ближние острова ходил мореход А. Сапожников на корабле «Св. Евпл», встретившийся в 1778 году на острове Уналашка с капитаном Дж. Куком[14].

В 1778 году штурман А. Очередин на «Св. Клименте» и Д. Полутов на «Св. Николае» отправились на Кадьяк и вернулись на Камчатку только в 1785 году.

В этом же году у острова Амля потерпел крушение «Св. Евпл», команда которого была спасена и доставлена в Охотск галиотом «Св. Изосим и Савватий».

В 1782 году в район Лисьей гряды пришли Евстрат Деларов на «Св. Алексее», Ф. Мухоплев на «Св. Михаиле» и галиот штурмана П. Зайкова «Св. Александр Невский». Из-за скопления промысловиков в этой районе эти мореходы объединились и пошли к берегам Америки в залив Принс-Уильям[11].

Кораблестроение

Активные ближние и дальние морские плавания потребовали организации верфей на берегах Охотского моря и Камчатки, на которых строились корабли разных типов[15].

Шитики

Год Наименование Верфь Командиры Примечание
1727 Фортуна Охотская М. П. Шпанберг (1727), К. Мошков (1728), В. А. Шестаков (1730), Родичев (1737) Построен для 1-й Камчатской экспедиции

Боты

Год Наименование Верфь Командиры Примечание
1728 Святой Гавриил Нижнекамчатская В. Беринг (с 1728 до 8.1729), И. Шестаков (до 9.1730), Я. Генс (с 9.1730 до 6.1732), И. Федоров (с 6.1732), А. Е. Шельтинг (до 9.1738; до 25.5.1739), И. Верещагин (в 9.1738), В. Вальтон (с 25.5.1739) Построен для 1-й Камчатской экспедиции (18,3x6,1x2,3 м)
1729 Восточный Гавриил Охотская Федоров (1730) Построен для экспедиции А. Ф. Шестакова
1729 Лев Охотская Лебедев (1729) Построен для экспедиции А. Ф. Шестакова
1748 Акланск Охотская Иванов (1749)
1753 Иоанн Охотская
1756 Николай Охотская Кожевуин (1767)
1763 Гавриил Охотская Дудин 1-й (1766), П. К. Креницын (1767) Участвовал в экспедиции П. К. Креницына
1787 Святой Николай
1788 Алексий Божий человек
1805 Кадьяк Охотская И. Н. Бухарин (1805)
1808 Василий Охотская
1819 Александр Охотская А. Л. Хлебалкин (1832)
1834 Алеут Охотская Пахомов (1835), Скрыпов (1836—1838), А. Л. Хлебалкин (1839—1842), Секерин (1844)
1834 Первый Нижнекамчатская
~ 1840 Уналашка Н. И. Парфенов (1840), Е. С. Кузьмин (1841—1843)
1843 Кадьяк Охотская Е. С. Кузьмин (1844—1846), Н. И. Шарыпов (1853)
~ 1845 Камчадал Новоархангельская А. А. Васильев (1845—1850)
1849 Ангара А. М. Чудинов (1850)

Гукоры

Год Наименование Верфь Командиры Примечание
1742 Святой Пётр С. Ваксель (1742—1743), Иванов (1753), Г. Пушкарев (1755) Построен на острове Беринга из остатков разбившегося пакетбота «Святой Пётр» (10,7x3,7x1,6 м)
1766 Святой Павел Охотская М. Д. Левашов (1766—1769), М. Петушков (1774—1775) Построен для экспедиции П. К. Креницына и М. Д. Левашова

Катера

Год Наименование Верфь Командиры Примечание
1791 Черный орёл Нижнекамчатская Р. Р. Галл (1791), Г. А. Сарычев (1792) Участвовал в экспедиции Д. Биллингса и Г. Сарычева
1805 Кадьяк Охотская
1806 Святой Зотик Охотская Н. И. Филатов (1812)

Галиоты

Год Наименование Верфь Командиры Примечание
1739 Охотск Охотская В. А. Ртищев (с 1739), Бахметев (по 24.10.1748) 24 октября 1748 года во время стоянки в устье р. Большая сорван с якоря, выброшен на берег и разбился.
1755 Захарий Охотская И. Балакирев (1766)
1758 Святой Павел Охотская Дудин 2-й (1766) Участвовал в экспедиции П. К. Креницына и М. Д. Левашова
1761 Святая Екатерина Охотская И. Синт (1764—1767), П. К. Креницын (с 1768 до 4.7.1770), Дудин 2-й (с 4.7.1770), В. Ловцов (1775) Участвовал в экспедиции П. К. Креницына и М. Д. Левашова
1768 Святой Павел А. Очередин (1774)
1768 Святой Пётр (17,1х5,8х2,7 м)
1769 Святой Константин Охотская
1776 Святой Георгий Охотская
1787 Охотск Охотская
1791 Святая Надежда Охотская
1799 Святой Николай Охотская В. И. Кожевин (1806)
1805 Охотск Охотская С. А. Трубников (1806)

Бригантины[16].

Год Наименование Верфь Командиры Примечание
1737 Архангел Михаил Охотская (18,29х5,49х2,29 м)
1760 Святая Елизавета Охотская
1766 Святая Екатерина Охотская
1774 Наталия Охотская
1779 Надежда Благополучия Охотская
~1780 Святой Павел Охотская
1789 Обновленные храмы России Нижнекамчатская
1796 Константин и Елена Охотская (17,68х(?)х3,5 м)
1804 Святой Феодосий Охотская
1805 Охотск Охотская
~1807 Святая Екатерина Охотская
1807 Святой Иоанн Охотская
1807 Святой Павел Охотская
1810 Дионисий Охотская

Пакетботы

Год Наименование Верфь Командиры Примечание
1741 Святой Иоанн Креститель Охотская М. П. Шпанберг (1741—1742), В. А. Хметевский (1753) Участвовал в экспедиции М. П. Шпанберга (21x5,5x1,9 м)
1740 Святой Пётр Охотская Витус Беринг (с 1740 по 8.12.1741) Участвовал во 2-й камчатской экспедиции (24,4x6,7x2,9 м)
1758 Святой Павел Охотская А. И. Чириков (1740—1742), И. Ф. Елагин (1741—1742 во время болезни А. И. Чирикова) Участвовал в экспедиции П. К. Креницына и М. Д. Левашова (24,4x6,7x2,9 м)
1789 Слава России Охотская И. И. Биллингс (с 1789 до 14.8.1791), Г. А. Сарычев (с 14.8 до 29.9.1791), P. P. Галл (с 29.9.1791 по 1792) Участвовал в экспедиции И. И. Биллингса и Г. А. Сарычева (24,6x7,2x2,9 м)
1789 Доброе намерение Охотская P.P. Галл (по 8.9.1789)

Шхуны

Год Наименование Верфь Командиры Примечание
1789 Слава России Охотская И. И. Биллингс (с 1789 до 14.8.1791), Г. А. Сарычев (с 14.8 до 29.9.1791), P. P. Галл (с 29.9.1791 по 1792) Участвовал в экспедиции И. И. Биллингса и Г. А. Сарычева (24,6x7,2x2,9 м)
1789 Доброе намерение Охотская P. P. Галл (по 8.9.1789)
1822 Николай Э. К. фон Розенбах (1823—1825), B. C. Скрыпов (1826—1827)
1853 Анадырь Нижнекамчатская А. С. Маневский (1853—1854)
1857 Пурга Куплена в США Г. Г. Тобизин (1858—1863), Пакулин (до 7.1864), А. Ф. Худынцев (с 7.1864 по 1867), Кузнецов (1868), Чепелев (1869) (24,3х6,6х2,6 м)
1859 Первая Николаевская Астафьев (1861—1862), Н. А. Наумов (1863) (26,8x7,7x(?) м)
1862 Вторая (Фарватер) Николаевская Пакулин (1863), М. А. Клыков (1865—1869), С. Л. Кириллов (1874) (17,5x6,0x1,7 м)

Шлюпы

Год Наименование Верфь Командиры Примечание
1739 Большерецк Большерецкая В. Эрт (1739), Казин (1742—1744) Участвовал в экспедиции М. П. Шпанберга (15,2x3,2x1,4 м)
~1770 Святая Екатерина Должантов (1774)
~1780 Святая Мария Охотская В 1786 он разбился близ устья р. Камчатка

Бриги

Год Наименование Верфь Командиры Примечание
1827 Николай И. И. Фофанов (1827—1830), Д. В. Олесов (1831; 1833—1837), З. А. Нестеров (1832), Кузнецов (1839), Е. С. Кузьмин (1840), П. П. Ушаков (1841—1842) (22,7x7x4 м)
1829 Камчатка Э. И. Стогов (1830), Н. М. Бутаков (1831—1834), П. И. Чепелев (1835—1836), Д. В. Олесов (1838), Шпир (1840), Н. И. Парфенов (1841)
1842 Курил Охотская К. В. Соколовский (1842), А. Н. Рыдалев (1843), П. П. Ушаков (1844—1847), А. И. Григорьев (1848—1850)

1731 г. — начало XIX века

Охотская военная флотилия была создана 21 мая 1731 года[17] и до 1850-х гг. выполняла следующие основные задачи:

  1. Перевозка грузов и пассажиров между портами Охотского моря, в особенности, между Охотском и Большерецком.
  2. Обеспечение русских научно-исследовательских экспедиций на Тихом океане.
  3. Изредка перевозила войска для Анадырской партии, созданной для покорения «немирных» чукчей и коряков; покорение вылилось в вялотекущую войну, которая продолжалась до 1760-х гг.

Военные задачи перед флотилией не ставились ввиду отсутствия возможного противника, в связи с чем суда флотилии по конструкции относились, в основном, к военно-транспортным типам — парусные галиоты, гукоры и пакетботы, парусно-гребные бригантины, дубель-шлюпки и боты. Эти корабли или не вооружались вовсе или имели на вооружении несколько мелкокалиберных орудий. В общей сложности с 1731 по 1854 год во флотилии числилось 85 судов различных классов, а единовременно — от 5 до 10 кораблей указанных типов.

Общая экономическая отсталость, слабость сельскохозяйственной и промышленной базы, малая заселенность Дальнего Востока быстро вывели флотилию на последнее место во флоте как по материальной части, так и по уровню подготовки личного состава. Охотское кораблестроение считалось самым низкокачественным военным судостроением России своего времени, что усугублялось отсутствием железоделательной и оружейной промышленности в регионе. Хотя база флотилии находилась в Охотске, адмиралтейство располагалось в Иркутске, откуда по рекам и волоком везли на флотилию якоря и пушки. Провиант также приходилось доставлять из бассейна реки Лены. Лучшие военно-морские офицерские кадры оставались служить в европейской части России. Следствием такого печального положения дел стал длинный и скорбный список разбившихся на мелях и скалах кораблей флотилии: шитик «Фортуна» 1737 г., бот «Большерецк» 1744 г., гукор «Св. Петр» 1755 г., галиот «Захарий» 1766 г., бот «Николай» 1767 г., бригантина «Наталия» 1780 г., катер «Св. Зотик» 1812 г., бриги «Елисавета» 1835 г. и «Екатерина» 1838 г., транспорт «Гижига» 1845 г. и многих других… Часто суда погибали со всеми экипажами и пассажирами, и об их судьбе становилось известно лишь спустя несколько лет.

Товаро-пассажирские перевозки занимали основную часть времени летних кампаний, но наиболее яркие моменты истории Охотской флотилии в XVIII веке связаны с её участием в исследовательских экспедициях:

  • Экспедиция С. П. Крашенинникова на Камчатку в 1737—1741 гг. (шитик «Фортуна» и галиот «Охотск»).
  • Вторая Камчатская экспедиция капитан-командора В. И. Беринга и капитана полковничьего ранга А. И. Чирикова 1733—1743 гг., бывшая частью Великой Северной экспедиции (пакетботы «Св. Петр», «Св. Павел», гукор «Св. Петр», бот «Св. Гавриил»), в ходе которой русские моряки во второй раз (после 1732 г.) достигли северо-западного побережья Америки и Аляски, открыли Алеутские и Командорские острова, открыли и исследовали Авачинскую губу[8].
  • Охотско-Курильская экспедиция капитана полковничьего ранга М. П. Шпанберга 1733—1743 гг., бывшая частью Великой Северной экспедиции (бригантина «Архангел Михаил», дубель-шлюпка «Надежда», бот «Св. Гавриил», бот «Большерецк», пакетбот «Св. Иоанн», шитик «Фортуна»). В 1739 и 1742 гг. экспедиция совершила из Большерецка два плавания вдоль Курильских островов и берегов Японии до широты Токийского залива, описала и присоединила к России южные острова Курильской гряды.
  • Экспедиции для описи северных берегов Охотского моря и Пенжинской губы на боте «Акланск» в 1749 г. и бригантине «Св. Елисавета» в 1761 г.
  • Экспедиция поручика Ивана Синдта 1764—1767 гг. на галиотах «Св. Павел» и «Св. Екатерина» для обследования участка побережья от Берингова пролива до устья реки Лены.
  • Секретная экспедиция капитан-поручика П. К. Креницына и поручика М. Д. Левашова 1764—1769 гг. по изучению и освоению Алеутских островов (галиот «Св. Екатерина», гукор «Св. Павел», галиот «Св. Павел», бот «Гавриил»)[8].
  • В категорию экспедиций, хотя и вынужденных, может быть включена «одиссея» галиота «Св. Петр», который был захвачен мятежниками во главе с А. М. Беньевским во время восстания на Камчатке 1770 г. и в 1771 г. угнан ими в китайский порт Кантон. Таким вот несколько странным образом состоялось первое посещение русскими моряками берегов Кореи и портов Китая. Часть экипажа впоследствии на французском судне кружным путём, через Францию, вернулись в Россию.
  • Северо-Восточная географическая и астрономическая морская экспедиция капитан-поручика И. И. Биллингса и капитана Г. А. Сарычева 1785—1793 гг. (суда «Паллас», «Ясашна», «Слава России», «Доброе намерение», катер «Черный орёл») из устья реки Колымы к Берингову проливу и из Охотска к берегам Аляски, в ходе которой были обследованы восточные Алеутские острова и побережье Аляски к югу от Берингова пролива, а также Южные Курилы[18].
  • Плавания купца П. С. Лебедева-Ласточкина на Курльские острова и остров Хоккайдо в 1777—1778 гг. на бригантине «Наталия».
  • Плавание поручика Адама Лаксмана в Японию 1792—1793 гг. на галиоте «Св. Екатерина» (под командованием штурмана Г. Ловцова) с целью установления торговых отношений с Японией. Во время плавания был открыт пролив между островами Итуруп и Кунашир. Единственное, чего удалось добиться от японских властей, — получить разрешение на вход в порт Нагасаки русских торговых судов[19][20].

Использование Охотской флотилии исключительно в транспортных и экспедиционных целях превратилось в своеобразную привычку, и когда появилась необходимость военной защиты интересов России на Тихом океане, свою задачу она не выполнила. Первый раз непосредственная военная угроза возникла во время русско-шведской войны 1788—1790 гг., когда на север Тихого океана был послан 16-пушечный бриг английского капера Дж. Кокса, перешедшего на шведскую службу. «К отражению этой первой серьёзной военной угрозы русские были явно не готовы, так как их селения были слабо укреплены, а неповоротливые и тихоходные галиоты промышленников имели на вооружении в лучшем случае несколько легких фальконетов. К счастью для русских, команда и капитан шведского капера, подошедшего в октябре 1789 г. к острову Уналашка, вопреки своему заданию дружески обошлись с русскими промышленниками, встретившимися им на острове»[21].

Другой угрозой стала Япония, которая в 1798—1800 гг. начала экспансию на Южные Курильские острова (в то время принадлежавшие России) и на южное побережье острова Сахалин (в то время России не принадлежавшего). Не имевшие военно-морского флота японцы действовали осторожно, с оглядкой на действия русских властей, но русское военное командование и гражданская администрация не захотели оказать силового противодействия (в связи с чем акция лейтенантов Давыдова и Хвостова на судах Русско-Американской кампании «Юнона» и «Авось» по разорению японских поселений на Сахалине и южных Курилах в 1806 и 1807 гг. были осуждены российскими властями как своевольные), а от попыток дипломатических переговоров о границе японцы регулярно уклонялись. В итоге острова Уруп, Итуруп и ряд мелких островов оказались под контролем Японии к 1800 году.

Важной вехой в освоении русскими Тихоокеанского региона стало основание купцом Г. И. Шелиховым Северо-Восточной компании, которая вначале вела жестокую конкуренцию с другими российскими купеческими компаниями (прежде всего, Лебедева-Ласточника), а потом объединилась с ними в Русско-Американскую компанию[22]. С 1783 г. Компания активно занималась колонизацией Аляски и близких к ней островов, промыслом каланов в алеутских водах. С 1784 г. главной колонией, а потом и столицей Компании в Русской Америке стал остров Кадьяк, а с 1808 г. — город Новоархангельск (Ситка). Компания, существовавшая до 1867 года, имела собственную флотилию «компанейских» кораблей и судов, которые ходили под торговыми флагами, но в ряде случаев получали право представлять интересы Российской Империи.

Между Охотской флотилией и судами Компании существовало своеобразное «разделение обязанностей», по которому флотилия обслуживала порты Охотского моря и западного побережья Камчатки, а Компания — фактории в Русской Америке. Сферой плавания русских кораблей и судов в конце XVIII — начале XIX в. были побережье Охотского моря, Камчатки, Чукотки, Алеутские острова, побережье Аляски южнее Берингова пролива и примерно до Александровского архипелага. Самым южным посещаемым пунктом Охотского моря была Удская губа. Сахалином, Шантарскими и Курильскими островами в то время мало кто интересовался, кроме иногда заплывавших промышленников.

Начало XIX века — 1855 г

Первая русская кругосветная экспедиция под командованием капитана 1 ранга Г. И. Муловского готовилась в Санкт-Петербурге ещё в 1787 году, но из-за начавшейся русско-турецкой, затем русско-шведской войны и гибели своего главного инициатора была отложена на 16 лет. Наконец, в 1803—1806 гг. состоялось первое русское кругосветное плавание на кораблях Русско-американской компании «Надежда» и «Нева» под командованием капитан-лейтенанта И. Ф. Крузенштерна и капитан-лейтенанта Ю. Ф. Лисянского. Хотя эти «корабли», как их называли в Компании, и не принадлежали к Военно-Морскому Флоту России, но по особому указанию императора они несли военные (Андреевские) флаги, а само событие стало эпохальным для русского Дальнего Востока, открыв череду кругосветных и полукругосветных плаваний кораблей из Балтийского моря в Петропавловский порт и Новоархангельск.

Первым военным кораблем Балтийского флота на Дальнем Востоке стал шлюп «Диана», пришедший в 1807—1809 гг. под командованием капитан-лейтенанта В. М. Головнина. Затем на Дальний Восток в первой половине XIX века ходили военные корабли:

  • шлюп «Камчатка» (капитан 2 ранга В. М. Головнин) в 1817—1818 гг.,
  • шлюпы «Северной дивизии» «Открытие» и «Благонамеренный» (капитан-лейтенанты М. Н. Васильев и Г. С. Шишмарев) в 1819—1820 гг.,
  • шлюп «Аполлон» (капитан 1 ранга И. С. Тулубьев и лейтенант С. П. Хрущов) в 1821—1822 гг.,
  • фрегат «Крейсер» (капитан 2 ранга М. П. Лазарев) в 1822—1823 гг.,
  • шлюп «Ладога» (каптан-лейтенант А. П. Лазарев) в 1823—1824 гг.,
  • шлюп «Предприятие» (капитан-лейтенант О. Е. Коцебу) в 1823—1824 гг.,
  • транспорт «Кроткий» (капитан-лейтенант Ф. П. Врангель) в 1825—1826 гг.,
  • шлюп «Моллер» (капитан-лейтенант М. Н. Станюкович) в 1826—1827 гг.,
  • шлюп «Сенявин» (капитан-лейтаенат Ф. П. Литке) в 1826—1827 гг.,
  • транспорт «Кроткий» (капитан-лейтенант Л. А. Гагемейстер) в 1828—1829 гг.,
  • транспорт «Америка» (капитан-лейтенант В. С. Хромченко) в 1831—1832 гг.,
  • транспорт «Америка» (капитан-лейтенант И. И. фон Шанц) в 1834—1835 гг.,
  • транспорт «Або» (капитан-лейтенант А. Л. Юнкер) в 1840—1841 гг.,
  • транспорт «Иртыш» (капитан 1 ранга И. В. Вонлярлярский) в 1843—1845 гг.,
  • транспорт «Байкал» (капитан-лейтенант Г. И. Невельской) в 1848—1849 гг.,
  • транспорт «Двина» (капитан-лейтенант П. Н. Бессарабский) в 1852—1853 гг.

Таким образом, с 1809 г. на Дальнем Востоке, помимо Охотской флотилии и «компанейских» кораблей появляется третья военно-морская составляющая — корабли Балтийского флота. В первой четверти XIX века они, в основном, занимались географическими исследованиями в Тихом океане и, отчасти, охраной калановых промыслов от американских браконьеров. Кругосветные плавания получили широкий резонанс в среде морской общественности. К концу 1820-х гг. стала очевидной экономическая неэффективность дальневосточных рейсов, в связи с чем на первый план вышли прагматические соображения: корабли стали посылать с Балтики реже, и, почти исключительно, в транспортных целях. Корабли Охотской флотилии по-прежнему, в основном, занимались транспортными рейсами в Охотском море. Разделение военно-морских сил России на Дальнем Востоке на самостоятельные «сибирскую» и «балтийскую» составляющие в лице Охотской (Сибирской) флотилии и Тихоокеанской эскадры Балтийского флота останется порочной административной практикой вплоть до 1904 г.

1844 год отмечен прекращением русского кораблестроения на Дальнем Востоке. Построенный в этом году транспорт «Гижига» стал последним кораблем охотских судостроителей. На этом строительство кораблей на Дальнем Востоке прервалось до 1934—1936 гг., исключая лишь несколько небольших судов.

Последним значительным российским военным судном, спущенным на воду в XIX в. на Дальнем Востоке, стала деревянная 400-тонная винтовая канонерская лодка «Нерпа», строившаяся с большим трудом в Николаевске-на-Амуре на протяжении почти 15 лет. «Нерпа» был заложена 19 октября 1863 г. (официально 2 февраля 1865) в мастерских Николаевского-на-Амуре военного порта, но в октябре 1866 снята со строительства и законсервирована, перезаложена 1 ноября 1873, спущена 3 марта 1877 и 3 июля 1878 зачислена в списки судов Сибирской флотилии, вступила в строй осенью 1878[23].

Фактически до 1880-х гг. на Дальнем Востоке отсутствовала какая-либо судоремонтная база.

В начале 1850-х гг. намечается быстрое оживление военно-морского присутствия России на Дальнем Востоке, связанное с назначением на пост генерал-губернатора Восточной Сибири графа Н. Н. Муравьева, будущего Муравьева-Амурского. В это время в военно-морской сфере происходят три важных события. Во-первых, в результате инициативы Г. И. Невельского Россия в 1850—1853 гг. приобрела земли в нижнем течении реки Амур, приморское побережье до Императорской (ныне Советской) гавани и остров Сахалин. К Амурской экспедиции Г. И. Невельского были приписаны транспорта Охотской флотилии «Байкал» и «Охотск». Во-вторых, в 1849—1851 гг. главный военный порт переносится из неудобной гавани Охотска в Петропавловский порт на Камчатке, а руководство флотилией переходит в руки энергичного военного губернатора Камчатки генерал-майора В. С. Завойко. И в-третьих, в 1853—1855 гг. в дальневосточные воды прибыла дипломатическая миссия графа Е. В. Путятина с целью установления дипломатических отношений с Японией. В связи с этим к 1854 г. на Дальнем Востоке оказался внушительный отряд военных кораблей Балтийского флота — 52-пушечные фрегаты «Паллада» и «Диана», 44-пушечный фрегат «Аврора», 20-пушечный корвет «Оливуца», 10-пушечный транспорт «Двина» и 4-пушечная винтовая шхуна «Восток» (первое русское паровое судно на Дальнем Востоке).

В таком состоянии военно-морские силы России на Дальнем Востоке застигло начало Крымской войны.

Не все военные корабли смогли принять в ней участие: фрегат «Диана» погиб у японских берегов в 1855 г. в результате цунами, а фрегат «Палладу» из-за ветхости и невозможности эвакуировать в устье Амура затопили в Императорской Гавани. Зато фрегат «Аврора» и транспорт «Двина» приняли активное участие в Петропавловской обороне в августе-сентябре 1854 г. Несмотря на успешное для России завершение этого боя было очевидно, что следующего, более мощного штурма Петропавловск не выдержит, поэтому в апреле-мае 1855 г. главный военный порт, а также население города были эвакуированы оттуда в Николаевский пост. Перебазирование осуществляли транспорты «Байкал», «Иртыш», боты № 1 и «Кадьяк», то есть буквально все наличные корабли Охотской флотилии (винтовая шхуна «Восток» использовалась для посыльных целей), а также присоединившиеся к ним «балтийцы» — фрегат «Аврора», корвет «Оливуца», транспорт «Двина». Жертвой войны пала шхуна Охотской флотилии «Анадырь», уничтоженная англо-французской эскадрой. Остальные балтийские и сибирские корабли 16-24 мая 1855 г. буквально под носом у блокирующего их англо-французского отряда прошли из залива Де-Кастри Татарским проливом (о существовании которого знали только в России) в устье Амура.

В 1855—1856 гг. флотилия занималась обустройством новой базы в Николаевске.

1856—1904 гг

По окончании войны, 1856 году флотилию переименовывают в Сибирскую флотилию, во главе которой становится «командир Сибирской флотилии и портов Восточного океана», и в важные переходные годы (до 1865 г.) её возглавляет контр-адмирал П. В. Казакевич. В службе флотилии начинается новый этап, связанный, прежде всего с освоением Приморского края.

Основные задачи по описанию новых берегов были возложены на корабли Балтийского флота, прибывавшие на Дальний Восток с составе так называемых «Амурских отрядов» с 1858 по 1860 г., а в 1860 году впервые объединенные в самостоятельное соединение, первоначальной называвшееся Отряд судов Балтийского флота в Китайском море, а с 1862 г. — Эскадра Балтийского флота в Тихом океане. Их основу составляли парусно-винтовые фрегаты, корветы и клипера.

Сибирская флотилия решала задачи скромнее — проводила и выводила на буксире суда от Татарского пролива через мели в Николаевск, а также осуществляла грузопассажирские перевозки из Николаевска во вновь образуемые посты, важнейшим из которых быстро стал Владивосток. Основу флотилии в 1860-70-х гг. составляли: пароходокорвет «Америка», паровые транспорты «Японец» и «Манджур», а также винтовая шхуна «Восток», парусная шхуна «Фарватер», 5-пушечный пароход «Амур», паровой бот «Суйфун». Именно пароходокорвет «Америка» во главе отряда под флагом графа Н. Н. Муравьева-Амурского первым из русских кораблей посетил бухту Золотой Рог, положив начало городу Владивосток. «Манджур» и «Японец» приняли активное участие в основании и строительстве Владивостока, причем экипаж «Японца» в 1860 году по инициативе начальника Отряда судов в Китайском море капитана 1 ранга И. Ф. Лихачева занял формально принадлежащий Китаю залив Посьет, основав там Новгородский пост. Бот «Суйфун» в 1865 году стал первым кораблем, приписанным к Владивостокскому порту, и осуществлял товаро-пассажирское сообщение между портопунктами залива Петра Великого.

Наиболее вероятным военным противником это время считалась Великобритания, с которой Россия всю вторую половину XIX в. и начало XX в. находилась в состоянии «холодной войны», которая несколько раз угрожала перерасти в войну «горячую». Главным антироссийским инструментом в руках английских политиков был цинский Китай, которого подстрекали к войне с Россией и обещали всяческую помощь. В качестве главных союзников России рассматривались Северо-Американские Соединенные Штаты (в 1860-70-х гг.), Франция и Германия (с 1880-х гг.), Япония (до конца 1890-х гг.).

Важным делом для подготовки офицерских кадров флотилии стало открытие в 1858 г. Мореходного училища в Николаевске, самым известным выпускником которого был выдающийся русский флотоводец вице-адмирал С. О. Макаров.

Во время русско-китайского политического кризиса 1860 г. (связанного с захватом русскими Посьета) флотилия готовилась к отражению нападения китайских войск и английского флота.

Изобилующее мелями, трудное для плавания устье Амура было вынужденным местом базирования, поэтому в 1871 году главной базой Сибирский флотилии стал Владивосток, хотя в 1879—1881 гг. обсуждался вопрос о переносе порта в залив Ольги. Во Владивосток в 1872 г. из Николаевска переводится военно-морской госпиталь, а в 1877 году начинается строительство Владивостокской крепости. На 1872 год флотилия состояла из пароходо-корвета «Америка», канонерских лодок «Морж», «Соболь», «Горностай», «Нерпа», паровых транспортов «Манджур» и «Японец», шхун «Восток», «Алеут», «Фарватер», «Ермак» и «Тунгус», нескольких пароходов, барказов, барж и ботов.

Канонерские лодки флотилии предназначались для обороны берегов в военное время и для несения стационерской службы в портах Китая и Кореи, то есть для демонстрации русского флага. С начала 1860-х гг. стояли, в основном, в портах Чифу, Шанхай и Чемульпо, а базировались на порты Японии — Нагасаки и Хакодате. Кроме того, на Амуре также находились невооруженные пароходы Сибирской флотилии «Шилка», «Амур», «Лена», «Сунгача», «Уссури», «Буксир», «Польза», «Успех», винтовые барказы и баржи. Пароходы, в основном, занимались хозяйственными перевозками и снабжением.

Период 1870-80-х гг. характеризовался обострением русско-британских и русско-китайских отношений в 1878 г. (Турецкий кризис), 1880 г. (Кульджинский кризис) и 1885 г. (Афганский кризис). В эти годы корабли Тихоокеанской эскадры готовились к крейсерским операциям на морских коммуникациях, а корабли Сибирской флотилии — к защите побережья Приморья от возможного нападения английского флота. В частности, в 1880 г. во Владивосток для защиты порта на пароходах Добровольного флота были доставлены шесть миноносок (предок торпедных катеров), ставшие первыми русскими торпедоносцами на Дальнем Востоке. В это же время в состав Сибирской флотилии в качестве вспомогательных крейсеров передавались пароходы Добровольного флота «Москва», «Петербург», «Россия».

Начиная с 1880—1881 гг. с Сибирский флотилии постепенно снимаются гражданские транспортные функции, поскольку гражданскими перевозками на Дальнем Востоке занялись частные компании — Добровольный флот и пароходство Г. М. Шевелева. За флотилией остаются военно-транспортные перевозки и участие в гидрографическом описании побережья Приморья, зато после продажи Аляски в 1867 г. и ликвидации Русско-Американской компании добавляется задача охраны промыслов в Охотском и Беринговом морях от Сахалина до Командорских островов. Хищническим боем котиков, а также неравноправным обменом у чукчей китового уса, моржовых клыков и песцовых мехов, в основном, занимались американские частные шхуны. Одну из них в 1886 г. задержали, конфисковали и под именем «Крейсерок» включили в состав флотилии.

В конце 1880-х гг. произошло качественного обновление корабельного состава флотилии на новые образцы техники и вооружения. В 1880-90-х гг. флотилия состояла, в основном, из канонерских лодок «Сивуч» (флагман), «Бобр», «Кореец», минного транспорта (заградителя) «Алеут» и отряда миноносок. К началу японско-китайской войны, в 1894 году добавились крейсер «Забияка», миноносцы «Сунгари», «Уссури», «Янчихе» и «Сучена». Теперь задачи флотилии распределялись следующим образом: канонерские лодки демонстрировали российское военное присутствие в Китае и Корее, миноносцы и минный транспорт готовились к обороне Владивостока, а транспорта и посыльные суда осуществляли связь и воинские перевозки.

Главной проблемой оставалась слабо развитая система базирования. Судостроительная база отсутствовала. Главное судоремонтное предприятие — Механическое заведение Владивостокского порта (нынешний «Дальзавод») — было построено только в 1883—1887 гг., первый и единственный плавучий док функционировал во Владивостоке с 1886—1891 гг., а строительство сухого дока (тоже единственного) закончено в 1897 г. Качество судоремонта, по отзывам военных моряков, даже ко времени русско-японской войны заметно отставало от качества заводов в Петербурге и Николаеве. Первый портовый ледокол (Владивосток — замерзающий порт) начал проводки судов во льдах в 1895 г. Гражданская грузопассажирская пароходная линия связала Владивосток с портами европейской части России (Одессой) в 1880 г., а железнодорожное сообщение с Санкт-Петербургом по Транссибирской магистрали открыто в 1903 г. Первый каменноугольный рудник для нужд флотилии пущен в 1895 г. в Сучане.

15 (27) марта 1898 года Россия подписала с Китаем договор об аренде на 25 лет части Квантунского полуострова с портами Порт-Артур и Дальний. Здесь с 1898 по 1904 г. стали базироваться корабли Тихоокеанской эскадры Балтийского флота. Значительные финансовые вложения были направлены на строительство в Маньчжурии КВЖД и ЮМЖД, обустройство базы флота в Порт-Артуре со своими доками, заводами и крепостными сооружениями. Развитие русского Приморского края и Владивостока, на который продолжала базироваться Сибирская флотилия, напротив, сильно затормозилось. Время показало ошибочность такой дальневосточной политики: Россия не смогла защитить свои интересы в Маньчжурии, и плоды гигантских усилий и огромных капиталовложений достались Китаю и Японии. В итоге, масштабная правительственная кампания по подъёму хозяйства Приморья была организована только в 1930-е годы.

Период с 1898 по 1904 г. характеризуется изменением внешней политики России. Резко ухудшившиеся из-за занятия русскими Квантунского полуострова отношения с Японией принуждают видеть именно японцев главными противниками в будущей войне. На задачи Сибирской флотилии это, впрочем, мало повлияло. Зато подавление в 1900 г. в Китае международными силами Ихэтуаньского («боксерского») восстания и последующее очищение от регулярных китайских войск Маньчжурии прошло при активном участии кораблей флотилии, которая была оперативно подчинена отряду Тихоокеанской эскадры под командованием контр-адмирала М. Г. Веселаго. Канонерские лодки «Бобр», «Кореец» и «Гиляк», миноносцы № 203 и 207 участвовали в штурме фортов Таку 17.06.1900 г. Минный крейсер «Гайдамак», миноносец № 206 вместе с балтийскими канонерками «Отважный» и «Гремящий» участвовали в занятии порта Инкоу 21-27.07.1900 г. Канонерские лодки «Манджур» и «Сивуч» и минный крейсер «Всадник» перевозили в Таку русские экспедиционные войска.

XX век

Русско-японская война 1904—1905 гг.

С началом войны Сибирская флотилия сразу же лишилась своей основной боевой силы — канонерских лодок, которые в это время находились в портах Китая и Кореи. «Кореец» был взорван экипажем после боя у Чемульпо. «Гиляк» и «Бобр» остались в Порт-Артуре, перешли под командование местного морского командования, активно участвовали в обороне крепости и погибли ко времени сдачи Порт-Артура японцам. Стоящий в Инкоу «Сивуч» отступал вверх по реке Ляохэ, пока не был взорван экипажем в районе города Санчахэ. «Манджур» был интернирован китайскими властями в Шанхае до конца войны. Минные крейсера «Всадник», «Гайдамак», крейсера II ранга «Забияка», «Разбойник», «Джигит», транспорт «Ангара» и несколько портовых судов и шхун также оказались в Порт-Артуре. Таким образом, в распоряжении командования флотилии остался только Оборонительный отряд Владивостока Сибирской флотилии, состоявший из двух отрядов устаревших «номерных» миноносцев (№ 201..206 и № 208..211), а также отряда транспортов («Алеут», «Якут», «Камчадал», «Камчатка», «Тунгус») и отряда из 6 миноносок. Единственный во ВладивостокеК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5156 дней] портовый ледокол «Надёжный» обслуживал корабли флота в зимний период. Транспорт «Лена» был организационно включен в состав Владивостокского отряда крейсеров. Флагманом флотилии считался минный транспорт «Алеут»К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5156 дней].

5 февраля 1904 г. Высочайшим указом образован «Флот в Тихом океане» под командованием вице-адмирала С. О. Макарова, которому подчинены все русские военные корабли на Дальнем Востоке. После гибели Макарова, 17.04.1904 г. этот флот переименован в Первую эскадру флота Тихого океана под командованием контр-адмирала П. А. Безобразова (при этом должность командующего флотом в Тихом океане не упразднялась, её занимали вице-адмирал Н. И. Скрыдлов, а с мая 1905 г. — вице-адмирал А. А. Бирилёв), тогда как готовившееся на Балтике подкрепление получило название Второй эскадры. Сибирская флотилия как соединение, впрочем, расформирована не была; её по-прежнему возглавлял командир Владивостокского порта (контр-адмирал Н. А. Гаупт, а с марта 1904 года — контр-адмирал Н. Р. Греве). Если к этому списку добавить младшего флагмана начальника Отдельного отряда крейсеров во Владивостоке контр-адмирала К. П. Иессена, который с ноября 1904 г. командовал и Первой эскадрой, то, как видим, от отсутствия высшего военно-морского начальства Владивосток не страдал, чего не скажешь о боеспособных кораблях.

Тем не менее, флотилия сражалась, как могла. «Номерные» миноносцы совершили ряд набеговых операций в Японском море и у восточных берегов Кореи — довольно удачных, но, к сожалению, второстепенных по значению. Из миноносок № 94, 97, 98, минного транспорта «Алеут» и транспортов «Селенга» и «Сунгари» сформировали партию траления Владивостокского порта под командованием лейтенанта Н. Г. Рейна, и уж её труд никак нельзя назвать второстепеннымК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5156 дней]. «Алеут», кроме того, ставил оборонительные минные загражденияК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5156 дней]. Транспорты «Якут», «Камчатка», «Тунгус» и «Лена» в августе 1904 года совершили поход в Охотское море. Семнадцать миноносок и семь плавучих батарей и полуподводная лодка «Кета» составили отряд на реке Амур, предназначенный для обороны Николаевска.

Флотилия активно пополнялась мобилизованными, реквизированными и приобретенными покупкойК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5156 дней] судами. В их число вошли транспорт-база подводных лодок «Шилка», минный заградитель «Монгугай», авиатранспорты-аэростатоносцыК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5156 дней] «Уссури», «Аргунь» и «Колыма», транспорты-базы партии траления «Селенга»К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5156 дней] и «Сунгари», транспорт «Тобол».

На самым важным прибавлением военного времени стал «Отдельный отряд миноносцев» во Владивостоке, как тогда в целях секретности называли первое в России соединение подводных лодок. Первой, в октябре 1904 года, вступила в строй маленькая «Форель» — немецкий подарок, а с середины февраля в строй вступили перевезенные по железной дороге русский «Дельфин», американский «Сом» и русские «касатки» — «Касатка», «Скат», «Налим» и «Фельдмаршал граф Шереметьев». Всего 8 лодок к маю 1905 года. Начальником отряда стал лейтенант А. В. Плотто. Лодки предназначались для обороны Владивостока на случай бомбардировки вражеской эскадрой, но в апреле — мае 1905 года совершили также несколько дальних походов в 70-100 миль к берегам Кореи и мысу Поворотному. Плавания показали невысокую боевую эффективность малых лодок — их можно было с успехом использовать только недалеко от Владивостока, только по стоящему на якоре или лежащему в дрейфе противнику и только при относительно спокойном состоянии моря. Но свою роль психологического оружия эти лодки, вероятно, сыгралиК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5156 дней], благо Россия буквально в одночасье вышла на первое место в мире по подводному флотуК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5156 дней].

Межвоенный период

2 апреля 1905 года был сформирован Отдельный отряд судов Сибирской военной флотилии[24]. В состав этого отряда вошли некоторые корабли, оставшиеся после поражения России в Русско-японской войне. Флагманским кораблём флотилии стал бронепалубный крейсер «Аскольд». На время ремонтов и докований «Аскольда» флагманом становился «Жем­чуг», второй и последний крейсер флотилии. В 1906 году в состав флотилии вошли перевезённые во Владивосток по железной дороге эскадренные миноносцы типа «Твёрдый» и два эскадренных миноносца типа «Инженер-механик Зверев». Главной задачей кораблей флотилии была стационерная служба в китайских и корейских портах.

Матросы Сибирского экипажа приняли активное участие в демонстрациях во Владивостоке. 17 октября 1907 года произошло восстание на миноносцах флотилии. На миноносце «Скорый» был убит командир лейтенант А. П. Штер, корабль отошел от причала и обстрелял здания военно-окружного суда, дом губернатора, казармы стрелкового полка. Красные флаги взвились также на миноносцах «Бодрый» и «Тревожный»[25][26]. В подавлении восстания приняла активное участие канонерская лодка «Манчжур», которая нанесла «Скорому» сильные повреждения. Столкновения восставших с оставшимися верными правительству войсками продолжались двое суток[27], после чего беспорядки прекратились. Несколько десятков матросов Сибирского экипажа были расстреляны, многие получили различные сроки каторги[28].

Несмотря на плохое техническое состояние, корабли флотилии продолжали нести постоянную стационерную службу и выполнять заграничные плавания с гардемаринами. В 1910-1912 годах все боевые корабли флотилии прошли ремонт и модернизацию с перевооружением[27].

Командующий флотилией в 1910-1911 годах — контр-адмирал К. А. Грамматчиков; в 1911-1913 годах — контр-адмирал К. В. Стеценко. С 1913 года флотилией командовал контр-адмирал М. Ф. Шульц.

Состав флотилии к 1 августа 1914 года

Первая мировая война

Во время Первой мировой войны крейсеры «Аскольд» и «Жемчуг» были задействованы в ведении боевых действий против Германии. «Жемчуг» погиб 15 октября 1914 года в Пенанге[27], а «Аскольд» пересёк Индийский океан и действовал на Средиземном море.
Наиболее боеспособные корабли флотилии в 1915-1917 годах были переведены на Северный Ледовитый океан[29] и включены в состав Флотилии Северного Ледовитого океана:
в 1915 — минный заградитель «Уссури»;
в 1916 — эскадренные миноносцы «Властный» и «Грозовой», транспорт «Ксения», а также устаревшая подводная лодка «Дельфин»;
в 1917 — эскадренные миноносцы «Капитан Юрасовский», «Лейтенант Сергеев», «Бесшумный» и «Бесстрашный».
Эскадренные миноносцы переводились на Северный Ледовитый океан несколькими группами, при этом большую часть пути они прошли на буксире[30].

На 1 января 1917 года личный состав Сибирской флотилии насчитывал 6055 матросов и кондукторов.

Гражданская война

Напишите отзыв о статье "Сибирская военная флотилия"

Примечания

  1. [flot.com/publications/books/shelf/alexeevohotsk/3.htm Выход русских на Тихий океан]. [www.webcitation.org/6F4Jeb01T Архивировано из первоисточника 12 марта 2013].
  2. [zaimka.ru/zuev-aborigines-app2-3 Охотский острог. 1647 год]. [www.webcitation.org/6F4JhLO6y Архивировано из первоисточника 12 марта 2013].
  3. [militera.lib.ru/h/tihookeanskiy_flot/01.html У истоков флота]. [www.webcitation.org/6F4JjHX1a Архивировано из первоисточника 12 марта 2013].
  4. [www.kamchadaly.ru/?&con=kpub&linkid=617&id_cont=203&t_name=kamchad_pub&n=203&id=617&title=%D1%E5%EC%E5%ED+%C4%E5%E6%ED%E5%E2#n1 Семен Дежнев]. [www.webcitation.org/6F4JjwXhn Архивировано из первоисточника 12 марта 2013].
  5. Лебедев Н. К. Завоевание земли. Т. 2 — М.: Воениздат, 1947, 228 с.
  6. [www.design.flot.com/publications/books/shelf/alexeevohotsk/5.htm Открытие морского пути из Охотска на Камчатку]. [www.webcitation.org/6F4Jl03Ec Архивировано из первоисточника 12 марта 2013].
  7. [shturman-tof.ru/Bibl/Bibl_1/Bibl_1_7_3.htm Загадочная экспедиция]. [www.webcitation.org/6F4JnVXKG Архивировано из первоисточника 12 марта 2013].
  8. 1 2 3 4 Ломоносов М. В. Краткое описание разных путешествий по северным морям и показание возможного прохода Сибирским океаном в Восточную Индию — //в кн.: Перевалов В. А.. Ломоносов и Арктика — М.- Л.: Изд. Главсевморпути, 1949, 504 с.
  9. Соколов А. Первый поход русских к Америке — С.-Пб.: Записки Гидрографического департамента Морского министерства, 1851, IX, сс. 78-107
  10. [arcticportal.ru/index.php/%D0%91%D0%90%D0%A1%D0%9E%D0%92_%D0%95.%D0%A1. Арктическая энциклопедия - Басов Е.С.]. [www.webcitation.org/6F4JpFqoM Архивировано из первоисточника 12 марта 2013].
  11. 1 2 [militera.lib.ru/explo/ira/1_03.html Промысловые экспедиции русских промышленников]. [www.webcitation.org/6F4JrDp55 Архивировано из первоисточника 12 марта 2013].
  12. [www.backup.flot.com/publications/books/shelf/alexeevohotsk/8.htm Охотск — начало пути в Северную Америку]. [www.webcitation.org/6F4Js0TCS Архивировано из первоисточника 12 марта 2013].
  13. [www.navy.su/persons/09/zaykov.htm Потап Кузьмич Зайков]. [www.webcitation.org/6F4JtnJSb Архивировано из первоисточника 12 марта 2013].
  14. [www.npacific.ru/np/library/publikacii/questhist/istor-71.htm Камчатка и русские глазами спутников Джеймса КУКА]. [www.webcitation.org/6F4JuPpRs Архивировано из первоисточника 12 марта 2013].
  15. [allfleet.info Парусный флот России]. [www.webcitation.org/6F4JwHSc7 Архивировано из первоисточника 12 марта 2013].
  16. [randewy.ru/nk/brigantsf.html Бригантины и катера Сибирской флотилии]. [www.webcitation.org/6F4Jx4A75 Архивировано из первоисточника 12 марта 2013].
  17. Раздолгин А. А., Фатеев М. А. На румбах морской славы — Л.: Судостроение, 1988, 384 с., — с. 377
  18. [www.navy.su/puteshest/xviii/putesh40.html Экспедиция Биллингса-Сарычева]. [www.webcitation.org/6F4JxxHee Архивировано из первоисточника 12 марта 2013].
  19. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/68353/Лаксман Лаксман, Адам Эрикович]. [www.webcitation.org/6F4JyhUCV Архивировано из первоисточника 12 марта 2013].
  20. [www.navy.su/persons/13/lovtsov.htm Григорий Ловцов]. [www.webcitation.org/6F4K19P2k Архивировано из первоисточника 12 марта 2013].
  21. История Русской Америки. Т. 1.militera.lib.ru/explo/ira/1_05.html )
  22. Русская Америка. По личным впечатлениям миссионеров, землепроходцев, моряков, исследователей и других очевидцев — М.: Мысль, 1994, 376 с.
  23. [www.navy.su/1850-1917/kanboat/nerpa/index.htm Канонерская лодка «Нерпа»]
  24. Платонов А. В. «Советские мониторы, канонерские лодки и бронекатера» Часть 2 —— Галея Принт, 2004 ISBN — 5-8172-0090-2
  25. [bse.chemport.ru/vladivostokskie_vosstaniya.shtml Владивостокские восстания]
  26. По некоторым данным в восстании принял участие также миноносец «Статный». См: Афонин Н. Н. Эскадренные миноносцы типа «Касатка» (1898—1925). Серия «Боевые корабли мира». — Самара: АНО «Истфлот», 2005. — 88 с.: илл. ISBN 5-98830-011-1
  27. 1 2 3 «Крейсеры „Жемчуг“ и „Изумруд“» Аллилуев, А. А.; Богданов, М. А. —— Изд-во: СПб: ЛеКо, 2004 г.; ISBN 5-902236-17-7
  28. «Крейсер „Аскольд“»; Крестьянинов, В. Я.; Молодцов, С. В. —— Изд-во: СПб: Велень, 1993 г.; ISBN 5-85817-002-1.
  29. См: Н. А. Залесский Флотилия Северного Ледовитого океана в гражданскую войну (Исторические записки т.71)
  30. Лихачёв П. В. Эскадренные миноносцы типа «Форель» (1898—1925). Серия «Боевые корабли мира». — СПб.:АНТТ-Принт, 2004. — 56 с + илл.

Литература

  • Краснознаменный Тихоокеанский флот. — М., Воениздат, 1973. — 320 с. — Изд. 2-е, испр. и доп. / С. Е. Захаров, В. Н. Багров, С. С. Бевз, М. Н. Захаров, М. П. Котухов. // Тираж 35 000 экз.

Ссылки

  • [www.fegi.ru/primorye/history/rev3_2.htm СИБИРСКАЯ ВОЕННАЯ ФЛОТИЛИЯ В 1917—1922 гг.]
  • [www.npacific.ru/np/library/encicl/18/0027.htm СИБИРСКАЯ ФЛОТИЛИЯ]
  • [flot.com/publications/books/shelf/alexeevohotsk/9.htm Охотск и первые русские кругосветные мореплавания]

Отрывок, характеризующий Сибирская военная флотилия

– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.


В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
После Смоленска Наполеон искал сражения за Дорогобужем у Вязьмы, потом у Царева Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в ста двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.
Moscou, la capitale asiatique de ce grand empire, la ville sacree des peuples d'Alexandre, Moscou avec ses innombrables eglises en forme de pagodes chinoises! [Москва, азиатская столица этой великой империи, священный город народов Александра, Москва с своими бесчисленными церквами, в форме китайских пагод!] Эта Moscou не давала покоя воображению Наполеона. На переходе из Вязьмы к Цареву Займищу Наполеон верхом ехал на своем соловом энглизированном иноходчике, сопутствуемый гвардией, караулом, пажами и адъютантами. Начальник штаба Бертье отстал для того, чтобы допросить взятого кавалерией русского пленного. Он галопом, сопутствуемый переводчиком Lelorgne d'Ideville, догнал Наполеона и с веселым лицом остановил лошадь.
– Eh bien? [Ну?] – сказал Наполеон.
– Un cosaque de Platow [Платовский казак.] говорит, что корпус Платова соединяется с большой армией, что Кутузов назначен главнокомандующим. Tres intelligent et bavard! [Очень умный и болтун!]
Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:
– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.


Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.