Сибирцев, Всеволод Михайлович

Всеволод Михайлович Сибирцев
Род деятельности:	участник борьбы за Советскую власть на Дальнем Востоке
Место смерти:	близ Дальнереченска

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Все́волод Миха́йлович Сиби́рцев (18 [30] июля 1893, Санкт-Петербург — 28 (29?) мая 1920, станция Муравьёво-Амурская) — революционер, участник Гражданской войны 1918—1920 гг на Дальнем Востоке, борец за советскую власть.

Биография

Стал членом большевистской партии уже в 1913 году. В 1910-х гг учился в Петербургском политехническом институте, в юнкерском училище.

В январе 1918 года как член большевистской партии уехал во Владивосток, где через два месяца стал секретарем исполкома Владивостокского совета.Член военного совета.

С июня 1918 года по август 1919 года находился у кого-то в плену, после чего бежал во Владивосток, где вскоре стал редактором нелегальной газеты «Коммунист» и проводил политическую агитацию среди партизан.

5 апреля 1920 года вместе с Сергеем Лазо и Алексеем Луцким был схвачен японскими интервентами, а в конце мая все трое были расстреляны, а их трупы сожжены в паровозной топке белогвардейцами (о сожжении см. Сергей Лазо) на станции Муравьёво-Амурская (сейчас — станция Лазо).

Память

В честь В. М. Сибирцева были названы: железнодорожная станция и посёлок Сибирцево Черниговского района Приморского края и рыбоконсервная плавучая база «Всеволод Сибирцев», а также ряд улиц в населённых пунктах края.

Паровоз Ел−629, в топке которого были сожжены Сибирцев и его товарищи, в 1972 году установлен как памятник на станции Уссурийск	Мемориальная табличка на тендере паровоза Ел−629	Плавбаза «Всеволод Сибирцев» во Владивостоке

Отрывок, характеризующий Сибирцев, Всеволод Михайлович

Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.