Сивуч (канонерская лодка)
«Сиву́ч» — мореходная парусно-винтовая канонерская лодка Российского императорского флота, вторая в серии, первая — «Бобр».
«Сивуч» принял самое активное участие в изучении северной части Тихого океана и сопредельных морей. Кроме того, лодка периодически служила стационером в портах Китая и Кореи. Иногда лодка привлекалась для защиты лежбищ котиков, в основном от американских браконьеров. Участвовала в подавлении ихэтуаньского восстания.
Содержание
Проект
11 апреля 1880 года Кораблестроительное отделение МТК получило от Канцелярии Морского министерства приказ С. С. Лесовского о начале работ над проектом канонерских лодок для Сибирской флотилии. Предлагалось купить и использовать чертежи канонерок английской постройки. Но так как по разным причинам они не были куплены, то 13 июня 1880 года генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич отдал приказ о начале разработки собственного проекта. И уже 3 ноября 1880 года в адрес Артиллерийского отделения были направлены первые чертежи верхней палубы и продольного разреза для нанесения на них должных орудий, крюйт-камер и бомбовых погребов. 11 ноября Артиллерийское отделение вернуло чертежи со всеми положенными отметками. А 17 ноября главный инженер-механик флота генерал-майор А. И. Соколов представил чертеж расположения паровой машины в 380 сил, котлов с водою для неё и местами хранения запасных частей; также был проведён расчёт центра тяжести и массы. После изучения чертежей, 18 декабря вышло уведомление об увеличении мощности до 500 л. с.[1]
Таким образом, 7 января 1881 года великому князю Константину Николаевичу были представлены чертежи двух канонерских лодок. Рассмотрев их, он приказал: «По двум представленным проектам канонерских лодок с 11-дм орудием для Сибирской флотилии — начать постройку обоих судов по этим проектам». Но эти планы реализованы не были, так как работы над проектом проходили в сложное для Морского ведомства время — отстранение с должности председателя Кораблестроительного отделения МТК вице-адмирала А. А.Попова , постоянная смена управляющих самого Морского ведомства (С. С. Лесовский, А. А. Пещуров, И. А. Шестаков), смена главного начальника флота (великий князь Алексей Александрович 14 июля 1881 года сменил на этом посту великого князя Константина Николаевича). А также развитие науки и внедрение новых производственных технологий привели к постоянному изменению и удорожанию проекта — на стадии проектирования постоянно вносились различные изменения и дополнения, и следовательно увеличивались сроки[1].
После подробного изучения перспективных проектов канонерских лодок зарубежной постройки, были выработаны новые требования к размерениям, вооружению и мореходным качествам, тем самым отечественный проект вобрал в себя все лучшие характеристики кораблей данного класса. 11 января 1883 года вступивший в должность И. А. Шестаков озвучил новую резолюцию: «Составить чертежи лодок со скоростью 9 узлов, одним 9-дюймовым орудием и 4 или 6-ю малыми, углубление 8 или 8,5 фут». Позже он добавил, что для Восточного океана нужны корабли большего водоизмещения и большей мощности. Чертёж паровой машины со всеми расчётами решено было заказать в Финляндии на заводе «Крейтон и Ко»[2]
После очередной переработки проекта, 2 апреля 1883 года в МТК был представлен обновлённый проект канонерской лодки: длина по грузовой ватерлинии — 187 футов 6 дюймов; ширина без обшивки — 35 футов; водоизмещение — 948 тонн; углубление на ровный киль — 9 футов 6 дюймов; глубина интрюма 14 футов; паровая машина — 1 000 сил, движителями являлись два винта с лопастями Бевина и паруса площадью 3 489,85 кв. фута. На что там дали резолюцию: «…по рассмотрении в Соединенном собрании Кораблестроительного и Артиллерийского отделений и Главного инженер-механика флота чертежей канонерской лодки для Восточного океана, Соединенное собрание нашло их соответствующими заданной программе, и потому чертежи эти и спецификацию лодки одобрило…». На это И. А. Шестаков лично наложил следующую резолюцию: «Согласен, но винтов Бевина иметь ни к чему, так как лодка под одними парусами ходить не может»[1].
Этими резолюциями, проектирование было завершено и был дан старт строительству.
Развитие проекта
На базе проекта канонерок «Бобр» и «Сивуч» был разработан новый проект канонерских лодок типа «Кореец»[3].
Строительство
5 сентября 1883 года в Стокгольме был заключен договор на строительство канонерской лодки, общей стоимостью 715 000 шведских крон, из них — 480 000 стоимость корпуса, 235 000 — машины с котлами. Представители шведской компании обещали сдать лодку к 1 августа 1884 года. Наблюдателем за постройкой был назначен подпоручик В. К. Берг[1]. Приказом от 2 декабря 1983 года лодка была наименована «Сивуч»[2].
Закладка киля прошла на верфях механического завода «Бергзунд» (нем. Bergsund-Werft) в Стокгольме 15 апреля 1884 года. В ходе строительства по инициативе завода-изготовителя лодка не избежала небольших изменений относительно первоначального проекта, но от некоторых изменений приходилось отказываться, несмотря на то, что они могли улучшить характеристики, по причине увеличения сроков строительства. Так как улучшения разработанные на заводе необходимо было сначала отправить в МТК, согласовать, а затем отправить их обратно на завод, на что уходило много времени[1].
Спуск на воду состоялся 21 июля 1884 года. После достройки, 4 октября «Сивуч» вышел на ходовые испытания, на которых показал скорость в 12,53 узла. 20 октября корабль прибыл в Кронштадт, где на него было установлено вооружение и рангоут. 28 октября 1884 года «Сивуч» принят в казну. С момента строительства командиром лодки назначен капитан 2-го ранга П. Ф. Юрьев[2].
Несмотря на все усилия, завод не смог уложиться в установленный контрактом срок, и вес лодки был превышен (полное водоизмещение «Сивуча» дошло до 1 134 тонны)[2].
Конструкция
По конструкции, лодка представляла собой плоскодонный корабль с оснасткой брига с убирающимся бушпритом с площадью главных парусов в 7 846 кв. футов, позже эта оснастка заменена на три лёгкие мачты. Были установлены два руля — носовой и кормовой[1].
Для уменьшения бортовой качки были сделаны наружные боковые кили по 100 футов длиной из двух листов стали толщиною 3/16 дюйма, которые скреплялись между собою двумя рядами заклепок и укреплялись к наружной обшивке полосами угловой стали 2×2,5 дюйма. Вертикальный киль, шедший до поперечной переборки позади носового руля, изготовлялся из стальных листов шириной 18 дюймов и толщиной 9/32 дюйма. Ахтерштевень изготавливался из кованой железной полосы 7 на 2 дюйма и крепился к обшивке двумя рядами заклепок. Форштевень изготавливался из кованой железной полосы 7×3 дюйма и склёпывался с горизонтальным (плоским) килем, изготовленным из листов стали толщиною 15/32 дюйма[1].
На борту располагались четыре шлюпки: 28-и футовый 14-ти вёсельный баркас; 28-и футовый 10-ти вёсельный катер, 6-ти весельный вельбот; 6-ти весельный ял.
Экипаж канонерской лодки составляли 9 офицеров и 130 матросов, после модернизации и установки дополнительных орудий, экипаж был увеличен.
Корпус
Стальная обшивка корпуса положенная край на край скреплялась заклёпками в один ряд, а стыки двойным рядом. Толщина обшивки разнилась: от 15/32 до 7/16 и 3/8 дюйма. Стальной фальшборт имел толщину 3/16 дюйма. Настилка верхней палубы краями склёпывалась с палубным стрингером и была толщиной 5/16 дюйма. Настилка из стальных листов гласиса 9-ти дюймового орудия была толщиною в 3/8 дюйма. Толщина нижней палубы была в 1/4 дюйма, а над машинами с котлами, кормовой и носовой крюйт-камерами была усилена дополнительными стальными листами той же толщины (общая толщина 1/2 дюйма или 12,7 мм). Продольные переборки машинного и кочегарного отделений были толщиной в 3/16 дюйма. Надводная часть корпуса снаружи шпаклевалась, а корпус окрашивался масляной краской с примесью сурика в два слоя, внутри — в три слоя[1].
Продольный набор корпуса состоял из 2 днищевых стальных стрингеров толщиной 1/4 дюйма (крепились к наружной обшивке только с одной стороны непрерывными полосами угловой стали), 2 стальных стрингеров нижней палубы толщиною 11/16 дюйма (крепились к наружной обшивке только с одной стороны непрерывными полосами угловой стали 2×2×1/2 дюйма, положенными между шпангоутами) и 2 стальных стрингеров верхней палубы шириною 26 дюймов и толщиною 15/32 дюйма (крепились к ширстреку полосами угловой стали 3×2,5 дюйма)[1].
Поперечный набор корпуса состоял из шпангоутов, сделанных из угловой стали 3,5×3, и толщиною 3/6 дюйма со шпацией в 2 фута, в районе машинного отделения и носового орудия 1 фут 6 дюймов. Обратные шпангоуты делались из угловой стали 3×2,5 с толщиною 11/32 дюйма. Корпус был разделён поперечными переборками толщиной 3/16 дюйма на 8 водонепроницаемых отделений, что повышало живучесть, также водонепроницаемыми были все двери и горловины для подачи угля в продольных переборках[1].
Корпус был отделан сосной: на верхнюю палубу укладывались доски в 3,5 дюйма; на проходе якорных цепей и под носовым орудием доски были в 4 дюйма; на нижней палубе в 2,5 дюйма; разборные щиты покрывали борта между палубами и трюм; каютные переборки также делались из сосны. Из красного дерева делась: трапы в капитанской каюте, кают-компании и на мостике; мебель в капитанской и офицерских каютах. Из тика — рубки над входными люками и световые люки. Из ясеня — трапы в отделении для команды[1].
Силовая установка
Силовая установка состояла из двух горизонтальных паровых машин двойного расширения с шестью паровыми котлами, которая работала на два гребных вала. Развивала мощность в 1 000 лошадиных сил (в источниках указывается 1 140 л.с.[4]), и обеспечивала ход более 10 узлов. Пар от котлов также использовался для отопления помещений. Чтобы не мешать парусам, дымоходы были выведены в одну трубу телескопического вида[1].
Угольные ямы, вместимостью 162 тонны, располагались с бортов вдоль машинного и кочегарного отделений[1].
Ручные помпы Даунтона, эжекторы и донки установленные в машинном и кочегарном отделениях обеспечивали откачку воды из трюма, мытьё палубы и тушение пожара[2].
Вооружение
Вооружение устанавливалось в Кронштадте:
- Одно носовое 9-дюймовое (229-мм) орудие в закрытом небронированном помещении с уголом обстрела по 36° на борт от диаметральной плоскости;
- Одно кормовое 6-дюймовое (152-мм) орудие;
- Шесть 9-фунтовых (107-мм) пушек Круппа по 3 на борт.
Боезапас для 6- и 9-дюймовых орудий составлял 125 снарядов, для 9-фунтовых — 150. Позже были добавлены несколько 37-47 мм скорострельных орудий. Предусмотрительно крюйт-камеры были снабжены системой вентиляции, и возможностью затопления[1].
Служба
21 июля 1885 года МКЛ «Сивуч» под командованием капитана 2-го ранга П. Ф. Юрьева начала переход из Кронштадта на Дальний Восток. Во время перехода, осенью 1885 года, «Забияку», «Пластун» и «Сивуч» зачислили в отряд Средиземного моря под командованием контр-адмирала Н. И. Казнакова. От Бреста некоторую часть пути лодку сопровождал клипер «Забияка». Подойдя к Греции, корабли участвовали в блокаде побережья. В Александрии лодка прошла докование и продолжила переход. Во Владивосток лодка прибыла 20 июня 1886 года, а уже через три месяца отправилась в Тяньцзин[2].
С момента прибытия МКЛ «Сивуч» являлась флагманом Сибирской флотилии вплоть до 1894 года.
С 20 по 25 июля 1886 года «Сивуч» в бухте Золотой Рог в составе отряда кораблей Российской империи встречал с дружественным визитом отряд бэйянских кораблей под начальством командующего флотом адмирала Дин Жучана («Динъюань», «Чин-Иен», «Цзиюань», «Чаоюн», «Янвэй», «Вэйюань»)[5][6]. Осенью 1886 года командиром назначен капитан 2-го ранга О. В. Старк.
В марте 1887 года лодка провела гидрографические работы и произвела съёмку берегов Кореи южнее пограничной реки Туманган (ныне Туманная). Также был обследован остров (Красный, Чокто), который назвали по фамилии члена экспедиции лейтенанта А. П. Муравьёва. Далее, 7 июля «Сивуч» прибыл в Сеул в качестве стационера, с промежуточным заходом в Чемульпо. 11 июля МКЛ «Сивуч» был официально перечислен из Балтийского флота в Сибирский флотский экипаж.
В 1888—1889 годах канонерка являлась флагманским кораблем Сибирской флотилии с контр-адмиралом П. И. Ермолаевым на борту. В октябре 1888 года «Сивучу», так как пароход «Амур» выбыл из кампании, пришлось выполнять рейсы: в пятницу — из Владивостока на Славянку, в субботу — из Славянки к устью реки Монгугай (ныне река Барабашевка), затем на Владивосток, а в воскресенье — из Владивостока на устье реки Монгугай и Славянку[7][8].
8 мая 1889 года командиром назначен капитан 1-го ранга А. П. Кашерининов. Летом 1889 года лодка проводила исследования в районе северо-западного побережья Японского моря и в Татарском проливе с начальником Южно-Уссурийской горной экспедиции[9].
С 30 марта по 6 мая 1890 года лодка участвовала в походе эскадры Тихого океана под командованием вице-адмирала П. Н. Назимова. Далее экспедиция в Берингово море до мыса Восточного (ныне Дежнёва) с заходами в Анадырский залив, залив Корфа и бухту Преображения[9]. 8 октября 1890 года назначен новый командир — капитан 2-го ранга А. П. Плаксин.
В начале июля 1891 года совершила плавание в Бангкок (Сиам). Командир лодки, капитан 2-го ранга А. П. Плаксин от имени русского правительства вручил королю Чулалонгкорну орден Андрея Первозванного и личное письмо императора Российского Александра III, за что был награждён от правительства Сиам орденом Белого Слона II степени. Также орденами Белого слона были награждены лейтенант И. В. Сухотин — III степени и лейтенант Пац-Помарнацкий — IV степени. Мичман Травинский, мичман С. М. Михайлов-Расловлев, судовой врач Семёнов, старший инженер-механик Саменский получили Орден Сиамской Короны V степени[10].
С 1891 на 1892 год лодка под командованием капитана 2-го ранга Н. А. Астромова под флагом командующего Тихоокеанской эскадрой контр-адмирала П. П. Тыртова ходила к берегам Цинской империи и Японии[9]. А в мае 1892 года с геологами проводила разведку угля в районе реки Сучан (ныне Партизанская)[9]. 27 сентября Астромов временно принял под командование крейсер 2-го ранга «Забияка», а на его место поставлен старший офицер лодки капитан 2-го ранга Сухотин. 3 ноября Астромов передал крейсер капитану 2-го ранга А. М. Доможирову, который был назначен ещё 22 сентября, и вернулся на свой корабль[11].
По настоянию графа Н. Н. Муравьёва-Амурского и командующего Тихоокеанской эскадрой Ф. В. Дубасовова и по приказанию Николая II для безопасности Порт-Артура, так как его могли изолировать, был основан для русской эскадры ещё один незамерзающий пункт базирования в заливе Талиенван. 8 и 9 декабря 1897 года крейсер «Дмитрий Донской» и канлодки «Сивуч» и «Гремящий» вошли и бросили якорь в заливе, порт назвали Дальний (ныне входит в современный Далянь). 14 сентября 1899 года император пожаловал: …За труды по занятию портов Квантунского полуострова Артур и Талиенван ордена офицерам штаба начальника Тихоокеанской эскадры, кораблей «Сисой Великий», «Наварин», «Россия», «Рюрик», «Память Азова», «Адмирал Корнилов», «Дмитрий Донской», «Владимир Мономах», «Забияка», «Всадник», «Гремящий», «Отважный», «Кореец», «Манджур», «Сивуч» и пароходов Добровольного флота «Ярославль», «Саратов», «Екатеринославль», «Владимир», «Петербург» и «Воронеж»…[4]
24 мая 1900 года в Дагу прибыл крейсер «Россия» в сопровождении «Сивуча» под флагом старшего флагмана и начальника эскадры Тихого океана вице-адмирала Я. А. Гильтебрандта[12].
Ихэтуаньское восстание
В ночь со 2 на 3-е июня 1900 года по приказу Я. А. Гильтебрандта лодка под командованием капитана 2-го ранга Сухотина совместно с броненосцем «Пертопавловск», крейсером «Дмитрий Донской» и канлодками «Манджур» и «Гремящий» под флагом младшего флагмана контр-адмирала М. Г. Веселаго была отправлена в Порт-Артур для переброски войск оттуда в Таку для атаки на форт. Когда корабли прибыли, то битва уже закончилась и форты были взяты.
5 июня совместно с эскадренными броненосцами «Петропавловск» и «Наварин», крейсером «Дмитрий Донской», канонерками «Манджур» и «Гремящий» и одним пароходом стрелкового полка были переброшены полубатарея с частью обоза 9-го полка и взвод казаков для усиления осажденного в Тяньцзине отряда полковника Анисимова Константина Андреевича[13].
С 21 по 27 июля «Сивуч», «Манджур» и «Всадник» доставили в Таку русские экспедиционные войска[14].
13 сентября лодки «Сивуч» и «Бобр» с двумя германскими МКЛ по распоряжению русского коменданта обстреляли вооруженную 15-ю орудиями китайскую импань находившуюся в 1½ верстах от Тонку. После чего Германский десант взял импань, уничтожил орудия, захватил склады пироксилина и динамита[14].
После подписания «Заключительного протокола» вице-адмирал Алексеев Евгений Иванович провёл смотр боевых кораблей и предписал перевооружить канонерские лодки «Бобр» и «Сивуч» более современной артиллерией[13].
11 февраля 1902 года командиром назначен капитан 2-го ранга А. А. Гинтер.
Русско-японская война
1904 год МКЛ «Сивуч» встретила в Инкоу, когда стояла в земляном доке на ремонте[2]. С 1 января 1904 года на канонерку был назначен новый командир — капитан 2-го ранга А. Н. Стратанович, который принял её 14 января. По завершению ремонта, лодка осталась в китайском порту стационером[13].
Экипаж «Сивуча» на начало войны:
- командир — капитан 2 ранга А. Н. Стратонович;
- старший офицер — лейтенант Н. П. Петров;
- артиллерийский офицер — лейтенант А. П. Перковский;
- ротный командир[15] — мичман Н. Н. Коркунов;
- вахтенный начальник — мичман П. А. Новопашенный;
- вахтенный начальник — мичман В. Г. Кизеветтер;
- вахтенный начальник — мичман Е. Е. Стогов;
- вахтенный начальник — мичман А. А. Колчак;
- судовой механик — младший инженер-механик Г. Мезанов;
- судовой механик — младший инженер-механик П. М. Сергеев;
- судовой врач — П. П. Русанов.
После начала русско-японской войны, 7 марта 1904 года лодка назначена в распоряжение начальника Инкоужского отряда обороны. 6 апреля командир назначен исполняющим должность начальника порта Инкоу, с оставлением в должности командира канонерской лодки. В мае капитан 2-го ранга Н. Л. Симон (ранее, старший офицер 1901-1902 гг) с 4-я катерами прикомандирован к МКЛ «Сивуч» для её охранения.
После того, как русские войска отошли вглубь Маньчжурии, а японцы заняли район Гайчжоу и начали наступление на Инкоу, обстановка вокруг порта начала накаляться. 15 июля командир возлагает обязанности старшего офицера на Н. Л. Симона, и в этот же день начинает подниматься в верх по реке Ляохэ. Пройдя около 125 вёрст до Санчахэ, лодка встала так как дальнейшее продвижение было невозможным из-за перекатов и малых глубин. Во избежание захвата противником, 20 июля А. Н. Стратанович приказал экипажу сгрузить ценные вещи и взорвать лодку[2]. Подрыв осуществил Н. Л. Симон.
По другим данным — «Сивуч» снялся с якоря и начал продвигаться в верховья реки Ляохэ 1 июля, бросил якорь у деревни Санчихэ 4 июля. Лодка была взорвана по приказанию командующего армией 20 июля[16].
- 5 июля 1904 года Новопашенный Пётр Алексеевич награждён Орденом Святой Анны 4-й степени «за проявленную храбрость».
- 28 июля 1904 года Перковский Александр Петрович награждён Орденом Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом «за труды и командование при обеспечении порта Инкоу и за проводку канонерской лодки „Сивуч“».
- 8 августа 1904 года Стратанович А. Н. был награждён мечами к ордену Святой Анны 2-й степени «за труды и распорядительность по охране порта Инкоу и проводке канонерской лодки по реке Ляо».
Известные люди, служившие на корабле
Командиры
- 1884 — осень 1886 капитан 2-го ранга Юрьев, Пётр Фёдорович
- осень 1886 — 08.05.1889 капитан 2-го ранга Старк, Оскар Викторович
- 08.05.1889 — 08.10.1890 капитан 1-го ранга Кашерининов, Александр Парменович
- 08.10.1890 — 1891 капитан 2-го ранга А. П. Плаксин
- 1891 — 27.09.1892 капитан 2-го ранга Астромов, Николай Александрович
- 27.09.1892 — 03.11.1892 капитан 2-го ранга Сухотин (ВРИО)
- 03.11.1892 — 11.04.1894 капитан 2-го ранга (c 01.01.1894 капитан 1-го ранга) Астромов, Николай Александрович
- 1895 — 1895 капитан 2-го ранга Греве, Николай Романович
- 1895 — 1895 капитан 2-го ранга Беклемишев, Николай Александрович
- ???? — ???? капитан 2-го ранга Савицкий
- 1900 — ???? капитан 2-го ранга Сухотин
- 1901 — 11.02.1902 Трусов, Евгений Александрович
- 11.02.1902 — 01.01.1904 капитан 2-го ранга Гинтер, Анатолий Августович
- 14.01.1904 — 20.07.1904 капитан 2-го ранга Стратанович, Александр Николаевич
Старшие офицеры
- 15.06.1884 — 24.10.1887 лейтенант Энквист Оскар Адольфович
- ???? — 27.09.1892 капитан 2-го ранга Сухотин (ранее лейтенант)
- 03.11.1892 — ???? капитан 2-го ранга Сухотин
- 10.09.1901 — 28.10.1902 Симон Николай Людвигович
- 1902 — 15.07.1904 лейтенант Петров Николай Павлович
- 15.07.1904 — 20.07.1904 капитан 2 ранга Симон Николай Людвигович (ВРИО);
Другие должности
- 1903 — 21.06.1904 мичман Тягин Борис Евстафьевич — старший штурман
- 1887 — 1887 прапорщик корпуса морской артиллерии Берсенев Фёдор Аркадьевич — артиллерийский офицер
- 19.03.1897 — 04.05.1897 лейтенант Шамов Александр Сергеевич — артиллерийский офицер
- лейтенант Перковский Александр Петрович — артиллерийский офицер
- мичман Н. Н. Коркунов — ротный командир[15]
- 1889 — 1890 Виноградский Илья Александрович — вахтенный начальник
- 1893 — 1893 Трубецкой Владимир Владимирович — вахтенный начальник
- ??.04.1904 — 20.07.1904 мичман Новопашенный Пётр Алексеевич — вахтенный начальник
- мичман В. Г. Кизеветтер — вахтенный начальник
- мичман Е. Е. Стогов — вахтенный начальник
- мичман А. А. Колчак — вахтенный начальник
- Саменский — старший судовой инженер-механик
- младший инженер-механик Г. Мезанов — судовой механик
- младший инженер-механик П. М. Сергеев 2-й — судовой механик
- Семёнов — судовой врач
- П. П. Русанов — судовой врач
- лейтенант Пац-Помарнацкий
- мичман Травинский
- мичман Mихайлов-Pасловлев Cepгей Mиxaйлович
Напишите отзыв о статье "Сивуч (канонерская лодка)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 С. В. Несолёный, 2011, с. 5-13.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Н. Н. Афонин, 1986.
- ↑ В. Катаев, 2012, с. 8-9.
- ↑ 1 2 А. Б. Широкорад, 2003.
- ↑ Владивосток, 1886.
- ↑ Рассел, Коэн, 2012.
- ↑ РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 98. Л152
- ↑ И. Ф. Шугалей, 2014.
- ↑ 1 2 3 4 [vladcity.com/ships/historic-ships-and-boats/sivooch/ Сивуч - канонерская лодка] (рус.). Город Владивосток в цифрах и фотографиях.
- ↑ Басенко, Прыткова, Фомичев, 1997.
- ↑ Приказ № 23542
- ↑ Широкорад А. Б., 2003.
- ↑ 1 2 3 Составители: Дивин В. А., Егоров В. Г., Землин Н. Н., Ковальчук В. М., Кровяков Н. С., Мазунин Н. П., Новиков Н. В., Никульченков К. И., Носов И. В., Селяничев А. К. Боевая летопись русского флота: Хроника важнейших событий военной истории русского флота с IX в. по 1917 год / Под редакцией доктора военно-морских наук капитана 1 ранга Н. В. Новикова. — М.: Воениздат МВС СССР. Академия Наук Союза ССР. Институт истории, 1948. — 492 с.
- ↑ 1 2 Янчевецкий Д. У стен недвижного Китая. Дневник корреспондента «Нового Края» на театре военных действий в Китае в 1900 году Дмитрия Янчевецкого. — СПб.: «Новый Край», 1903.
- ↑ 1 2 В зависимости от численности команды были штатные должности ротных командиров, которые как и матросы числились в соответствующем флотском экипаже
- ↑ Губер К. П. [keu-ocr.narod.ru/Lebedev/ Порт-Артур. Действия флота в 1904 году] / Научный редактор доктор исторических наук Соболев В. С.. — СПб., 2003. — 500 экз.
Литература
- Несолёный С. В. [cmboat.ru/kn/kn3 Проектирование и постройка канонерских лодок «Бобр» и «Сивуч»] // Канонерские лодки первой эскадры флота тихого океана в русско-японской войне. 1904-1905 гг. / Научный редактор кандидат исторических наук, доцент Нефёдова К. Ф.. — СПб.: «ИстФлот», 2011. — 96 с. — (Боевые корабли мира). — ISBN 978-5-98830-55-0.
- Афонин Н. Н. Канонерские лодки «Сивуч» и «Бобр» // Судостроение : Журнал. — 1986. — № 9. — С. 68-70.
- Виктор Катаев. «Кореец» в лучах славы «Варяга». Все о легендарной канонерской лодке. — М.: «Яуза», «Эксмо», 2012. — 1700 экз. — ISBN 978-5-699-61028-0.
- Широкорад А. Б. Падение Порт-Артура. — М.: ООО «Издательство ACT», 2003. — ISBN 5-17-018841-2.
- Широкорад А. Б. Россия — Англия: неизвестная война, 1857–1907. — М.: ООО «Издательство ACT», 2003. — 512 с. — (Военно-историческая библиотека). — 5 000 экз. — ISBN 5–17–017796–8.
- // «Владивосток» : Газета. — Владивосток, 1886. — 25 июля.
- Джесси Рассел, Рональд Коэн. Визит кораблей ВМС Цинской империи во Владивосток в 1886 г. — VSD, 2012. — 62 с. — ISBN 978-5-5135-0867-0.
- Шугалей И. Ф. [coollib.com/b/286797/read Из истории Тихоокеанского флота]. — M.: «Вече», 2014. — 384 с. — (Морская летопись). — 2000 экз. — ISBN 978-5-4444-1817-8.
- Басенко Ю. В., Прыткова Г. М., Фомичев Е. А. [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Suedostasien/XIX/1860-1880/Russ_Siam/1-20/16.htm 16. Из рапорта командира русской канонерской лодки «Сивуч» капитана 2-го ранга А. П. Плаксина вице-адмиралу П. Н. Назимову. 29 июля/10 августа 1891 г.] // Россия-Сиам. 1863-1917. Документы и материалы. — М.: Международные отношения, 1997. — 320 с. — ISBN 5-7133-0943-6.
- Тарас А. Е. Корабли Российского императорского флота 1892-1917 гг. — «Харвест», 2000. — (Библиотека военной истории). — ISBN 9854338886.
- Критико-историческое исследование, составленное германским большим генеральным штабом. Осада Порт-Артура. Перевод с немецкого. — СПб., 1908.
- Скворцов А.В. Канонерские лодки Балтийского флота «Гиляк», «Кореец», «Бобр», «Сивуч» // «Гангут» : Журнал. — СПб.: Гангут, 2000. — № 34—35. — С. 29—38.
- РГАВМФ Ф. 1290. «Сивуч», канонерская лодка сибирской флотилии (1884-1904). Дел 6; 1901,1904 Оп. 1
- ЦГАВМФ, ф. 410, оп. 2
- ЦГАВМФ, ф. 417, оп. 1
- ЦГАВМФ, ф. 930, оп. 7
Ссылки
- [rjw.narod.ru/1tihook/sivuch.htm ТТХ, рисунок и фото]
- [sarto.narod.ru/1esk/sivutch.htm ТТХ]
- [www.pallada.narod.ru/kor/sivuch.htm Рисунок]
- [asia-business.ru/netcat_files/Image/MILITARY/Ship2/foto15.jpg Фото]
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Сивуч (канонерская лодка)
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.
От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»
В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
