Сигер, Боб

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Боб Сигер
Bob Seger

Боб Сигер в 2013 году
Основная информация
Полное имя

Роберт Кларк Сигер

Дата рождения

6 мая 1945(1945-05-06) (78 лет)

Место рождения

Детройт, Мичиган

Годы активности

1961 — настоящее время

Страна

США США

Профессии

Автор-исполнитель

Инструменты

Вокал, гитара, фортепиано

Жанры

хартленд-рок, кантри-рок, рутс-рок, поп-рок,
хард-рок

Лейблы

Hideout, Cameo, Capitol, Palladium

[www.bobseger.com seger.com]

Боб Сигер (англ. Bob Seger, полное имя Роберт Кларк Сигер — Robert Clark Seger, 6 мая 1945 г.) — американский рок-музыкант и автор песен.



Биография

Родился 6 мая 1945 г. Начал карьеру в музыке в 1961 г. После нескольких лет локальной известности в родном городе Детройт, в 1968-м Сигер собрал команду «The Bob Seger System», и, подписав контракт с «Capitol Records», выпустил альбом «Ramblin' Gamblin' Man». Работа оказалось успешной, а заглавный трек добрался до 17 места чарта журнала «Billboard».

За громким дебютом последовало несколько лет относительно неудачных альбомов и синглов, снова популярных только в Детройте и окрестностях. Лишь в середине 70-х, когда Боб собрал группу «Silver Bullet Band» и перезаключил контракт с «Capitol Records», к нему вернулся общенациональный успех. Концертный альбом «Live Bullet» провел в американских чартах три года и несколько раз пересекал платиновый рубеж. Аудитория Сигера сразу же увеличилась во много раз, а на этой волне и новый студийный альбом «Night Moves» попал в Top-10. Диск включал в себя три основных хита: заглавный трек, балладу «Mainstreet» и AOR «Rock and Roll Never Forgets». В 1978 г. Сигер закрепил свой успех, выпустив «Stranger in Town», который сопровождался четырьмя синглами, побывавшими в Топ-30 («Still the Same», «Hollywood Nights», «We’ve Got Tonite», «Old Time Rock & Roll»).

В 1979 г. Сигер помог «Eagles» записать песню «Heartache Tonight», а в благодарность за это Дон Хенли, Тимоти Шмидт и Гленн Фрай отметились на его альбоме «Against the Wind» (1980). Эта пластинка, получившая две премии «Грэмми», стала первой работой Сигера, возглавившей чарты «Billboard». Вслед за «Against the Wind» вышел концертный альбом «Nine Tonight», также имевший мультиплатиновый статус и поднявшийся до третьего места в национальном хит-параде.

Во время записи следующего альбома, «The Distance», Сигер привлек к работе сессионных музыкантов, но хотя альбом содержал хит «Shame on the Moon», а его тираж перевалил за отметку 1 млн экземпляров, продажи относительно предыдущих релизов заметно упали. Активность Сигера пошла на спад — интервал между выходом альбомов увеличился до 4-5 лет, концерты стали более редким явлением. В 1986—1987 гг. Боб успешно провел своё последнее большое турне, а в это время в эфире крутились его новые хиты, «American Storm», «Like a Rock» и «Shakedown».

В 1991 г. Сигер еще раз попал в Top-10 с «The Fire Inside», но уже его следующая работа («It’s a Mystery») имела всего лишь золотой статус. Во второй половине 90-х Боб отошел от дел и наслаждался тихой семейной жизнью, однако после того как его имя занесли в Зал славы рок-н-ролла (2004), музыкант вернулся к музыке. В 2006 г. вышел альбом «Face the Promise», а на последовавшее турне билеты расходились за считанные минуты.

Дискография

Сольные альбомы
Сборники
Концертные альбомы
Bob Seger
& The Silver Bullet Band
The Bob Seger System


Напишите отзыв о статье "Сигер, Боб"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Сигер, Боб

– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.