Сигизмунд (император Священной Римской империи)
| Сигизмунд I Люксембург лат. Sigismundus, венг. Zsigmond, чеш. Zikmund, нем. Siegmund<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Император Сигизмунд, Пизанелло</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> | ||||
| ||||
|---|---|---|---|---|
| 1387 — 9 декабря 1437 | ||||
| Коронация: | 31 марта 1387, Секешфехервар | |||
| Соправитель: | Мария I Анжуйская (11 ноября 1385 — 17 мая 1395) | |||
| Предшественник: | Мария I Анжуйская | |||
| Преемник: | Альбрехт II | |||
| ||||
| 20 сентября 1410 — 9 декабря 1437 | ||||
| Коронация: | 21 июля 1411, Ахен | |||
| Предшественник: | Рупрехт Пфальцский | |||
| Преемник: | Альбрехт II | |||
| ||||
| 16 августа 1419 — 9 декабря 1437 | ||||
| (под именем Зикмунд) | ||||
| Коронация: | 28 июля 1420, Прага | |||
| Предшественник: | Вацлав IV | |||
| Преемник: | Альбрехт II | |||
| ||||
| 3 мая 1433 — 9 декабря 1437 | ||||
| Коронация: | 3 мая 1433, Рим | |||
| Предшественник: | Карл IV | |||
| Преемник: | Фридрих III | |||
| ||||
| 16 августа 1419 — 9 декабря 1437 | ||||
| Предшественник: | Венцель II Люксембургский | |||
| Преемник: | Елизавета Люксембургская | |||
| ||||
| 29 ноября 1378 — 1388 | ||||
| Предшественник: | Венцель | |||
| Преемник: | Йост Моравский | |||
| 1411 — 1415 | ||||
| Предшественник: | Йост Моравский | |||
| Преемник: | Фридрих I | |||
| Рождение: | 15 февраля 1368 Нюрнберг или Прага | |||
| Смерть: | 9 декабря 1437 (69 лет) Зноймо, Моравия | |||
| Место погребения: | Гроссвардейн | |||
| Род: | Люксембурги | |||
| Отец: | Карл IV | |||
| Мать: | Елизавета Померанская | |||
| Супруга: | 1-я: Мария I Анжуйская 2-я: Барбара Цилли | |||
| Дети: | От 1-го брака: сын: мёртворожденный сын От 2-го брака: дочь: Елизавета | |||
Сигизму́нд I Люксембу́рг (лат. Sigismundus, венг. Zsigmond, чеш. Zikmund, нем. Siegmund; 15 февраля 1368[1], Нюрнберг или Прага — 9 декабря 1437, Зноймо, Моравия) — курфюрст Бранденбурга с 1378 по 1388 и с 1411 по 1415 годы, король Венгрии с 1387 года (один из самых долго правивших венгерских королей), король Германии (римский король) с 20 сентября 1410 года; король Чехии с 16 августа 1419 по 7 июня 1421 года (коронация 28 июля 1420 года (1-й раз), с 16 августа 1436 (2-й раз)); король Ломбардии с 25 ноября 1431 года, император Священной Римской империи с 3 мая 1433 года — являлся последним императором из дома Люксембургов. Сигизмунд был одной из движущих сил Констанцского собора, прекратившего папский раскол, но другим последствием которого были гуситские войны, которые доминировали в его жизни в последующий период.
Содержание
Биография
Ранний возраст
Родился в Нюрнберге[2] или Праге[3], сын императора Карла IV и его четвёртой жены Елизаветы Померанской, внучки по женской линии польского короля Казимира III.
В 1374 году был помолвлен с Марией Анжуйской, второй дочерью венгерского и польского короля Лайоша Великого. Мария стала наследницей обеих корон после смерти в 1377 или 1378 году своей старшей сестры Екатерины, помолвленной с французским принцем Людовиком Валуа.
Сигизмунд стал маркграфом Бранденбурга, когда в 1378 году умер его отец. Посланный к венгерскому двору, Сигизмунд прижился в Венгрии, но в 1381 году 13-летний Сигизмунд был послан своим старшим братом и защитником, королём Германии и Чехии Венцелем, в Краков, чтобы изучить польский язык, познать страну и людей и впоследствии стать польским королём. Венцель также отдал ему землю Ноймарк, для обеспечения связи между Польшей и Бранденбургом.
Однако после смерти Лайоша польская знать собравшись на съезд и постановила признать польской королевой только ту, которая постоянно будет жить в Польше. Поскольку Мария уже была королевой Венгрии, которую она оставлять не собиралась, то в Польшу приехала её сестра Ядвига, которая вышла замуж за литовского князя Владислава II Ягайло. Сигизмунд вынужден был покинуть Польшу.
Король Венгрии
11 ноября 1385 года, в городе Зволен, Сигизмунд женился на Марии. Однако вскоре Мария и её мать, Елизавета Боснийская, выступавшая как регент Венгрии, были захвачены восставшими хорватами, возглавляемыми епископом Павлом, и его братьями Иванишем и младшим Ладиславом. В январе 1387 года королева-мать была задушена (существовало подозрение, что Сигизмунд был причастен к убийству, поскольку его тяготило сильное влияние королевы-матери). Сама Мария была освобождена только в июне 1387 года войсками Сигизмунда при посредничестве Венеции (король Боснии Твртко I, дядя Марии, был знатным гражданином Венеции). Мария примирилась с хорватами, но не смогла простить Сигизмунду смерти своей матери, хотя тот наказал убийц, и они жили каждый своей жизнью и каждый имел свой двор. Она умерла 17 мая 1395 года во время верховой конной прогулки, когда была на последних сроках беременности.
При поддержке знати, Сигизмунд короновался королём Венгрии 31 марта 1387 года в городе Секешфехервар.
В то же время остро нуждаясь в деньгах, Сигизмунд за 565 тысяч гульденов заложил Бранденбург своему двоюродному брату Йосту Моравскому, маркграфу Моравии.
Девять последующих лет Сигизмунд провёл в беспрерывной борьбе за свой неустойчивый трон. Поддержки приходилось добиваться при помощи уступок значительных кусков королевской собственности. Восстановление авторитета центральной власти заняло десятилетия. Часть венгров, возглавляемая знатным родом Горай поддерживала Сигизмунда, южные провинции между Савой и Дравой, земли хорватов, при поддержке боснийского короля Твртко I, провозгласили своим королём Владислава короля Неаполя, сына убитого Карла III.
Король Хорватии
Сигизмунд лично возглавлял армию против хорватов и боснийцев. Первый период войны закончился в 1395 году поражением хорватов, после чего Сигизмунд счёл себя достаточно сильным, чтобы начать крестовый поход против турок. Поход поддержал папа Бонифаций IX, под знамена Сигизмунда собрались добровольцы со всей Европы, наиболее сильный контингент пришел из Франции. Имея сильную армию, крестоносцы захватили несколько болгарских городов и начали осаду крепости Никопол, контролирующей нижний Дунай. Султан Баязид I, который готовил осаду Константинополя, быстро среагировал и в Никопольском сражении полностью уничтожил армию крестоносцев. Сигизмунду, чьи войска стояли во второй линии, удалось бежать. Когда новость о битве достигла Хорватии, там без ожидания более подробных сведений объявили Сигизмунда мёртвым, а Владислава законным королём. После того, как стало ясно, что Сигизмунд жив, хорватский парламент и король обменялись примирительными посланиями и достигли договорённости о встрече для решения всех проблем.
Во время встречи, получившей впоследствии имя «Кровавый сабор в Крижевцах», 27 февраля 1397 года сторонники Сигизмунда убили бана Степана Ласковича и членов хорватского парламента, после чего вместе с королём бежали на венгерскую территорию[4]. Это событие привело к ещё 12 годам войны.
5 августа 1403 года Владислав был коронован в Загребе, как король Хорватии и Венгрии венгерским архиепископом хорватского происхождения. Эта война, сильно подорвавшая власть хорватской знати и парламента, закончилась в 1409 году, когда Владислав продал Далмацию за 100 000 дукатов Венецианской республике[5].
После победы Сигизмунд основал личный рыцарский орден Дракона для охранения Креста Господня и борьбы с язычниками, прежде всего с турками. Членами ордена стали в основном союзники Сигизмунда. Наиболее влиятельные монархи Европы также вступили в орден.
Король Германии
После смерти в 1410 году короля Германии Рупрехта, Сигизмунд, игнорируя протесты старшего брата Венцеля, избрался новым королём Германии при поддержке трёх выборщиков 10 сентября 1410 года, но 1 октября его двоюродный брат Йост Моравский, владевший купленным у Сигизмунда титулом курфюрста Бранденбурга, был избран на другом съезде четырьмя выборщиками. Йост не успел короноваться — его смерть 18 января 1411 года разрешила конфликт и Сигизмунд был вновь избран 21 июля 1411 года, получив обратно и титул курфюрста Бранденбурга. Коронация Сигизмунда произошла 8 ноября 1414 года а Аахене.
Против Польши
В 1410 году Сигизмунд вступил в союз с Тевтонским орденом против короля Владислава Ягайло. За 300 000 дукатов он должен был атаковать Польшу с юга после 24 июня. Однако недовольство его собственной знати остановило его от участия в сражении при Грюнвальде в июле того года.
Констанцский собор
В 1414 году созвал Констанцский собор, предназначенный для ликвидации Великого раскола (1378—1415 годы) и выбора общего папы. Эту задачу он выполнил, однако вошёл в историю прежде всего вынесением смертного приговора Яну Гусу, что и привело к многолетним гуситским войнам. По преданию, на Констанцском соборе, в ответ на сделанное ему замечание, что, употребив слово schisma в женском роде, он нарушил латинскую грамматику, Сигизмунд ответил: «Ego sum rex Romānus et supra grammaticos» (Я — римский император и выше грамматиков).
Там же, на Констанцском соборе, 30 апреля 1415 года Сигизмунд, в награду за услуги, оказанные ему Фридрихом Гогенцоллерном, даровал последнему титулы маркграфа и курфюрста Бранденбурга с оговоркой, что может взять у него маркграфство, уплатив 400 000 гульденов.
Гуситские войны
Вместе с папой римским Мартином V возглавил борьбу европейской феодальной реакции против гуситов (1420—1431 годы) в виде пяти крестовых походов. Гуситы сумели разбить все собиравшиеся против них крестоносные рати. На Чаславском сейме 1421 года король Чехии Сигизмунд был низложен. Тем не менее, борьба гуситов завершилась их поражением вследствие внутренних противоречий в стране.
Предки
| Сигизмунд (император Священной Римской империи) — предки |
|---|
Браки и дети
- 1-я жена: (с 11 ноября 1385 года) Мария Анжуйская (1371 — 17 мая 1395), королева Венгрии, дочь короля Польши и Венгрии Лайоша I Великого и его второй жены Елизаветы Боснийской. Она умерла при преждевременных родах вместе с ребёнком. Дети:
- 2-я жена: (с 1408 года) Барбара Цилли из рода графов Цельских (1390 — 11 июля 1451), дочь Германа II, графа Целе, и графини Анны Шаунберг. Дети:
- Елизавета Люксембургская (28 февраля 1409 — 19 декабря 1442), в 1421 году вышла замуж за Альбрехта II Австрийского.
В искусстве
В кинематографе
- Война за веру: Последний повстанец / Jan Rohác z Dube (1947; Чехословакия) режиссёр Владимир Борский, в роли Сигизмунда Отакар Цермак.
- Война за веру: Магистр / Jan Hus (1954; Чехословакия) режиссёр Отакар Вавра, в роли Сигизмунда Ян Пивец.
- Война за веру: Полководец / Jan Žižka (1957; Чехословакия) режиссёр Отакар Вавра, в роли Сигизмунда Ян Пивец.
- Война за веру: Против всех / Proti vsem (1958; Чехословакия) режиссёр Отакар Вавра, в роли императора Сигизмунда Ян Пивец.
- В австрийско-чешском телевизионном фильме «Странствующая блудница: Предсказание» (англ.) (2012) роль Сигизмунда исполнил немецкий актёр Гётц Отто.
Напишите отзыв о статье "Сигизмунд (император Священной Римской империи)"
Примечания
- ↑ В источниках встречается дата 15 февраля 1361 года. См. Theodor Lindner. Sigmund (Kaiser) // Allgemeine Deutsche Biographie (ADB). — Bd. 34. — Lpz.: Duncker & Humblot, 1892. — S. 267—282. (нем.)
- ↑ [www.manfred-hiebl.de/genealogie-mittelalter/deutschland_koenige_2/sigismund_deutscher_koenig_1437_luxemburger/sigismund_von_luxemburg_deutscher_koenig_+_1437.html Sigismund Deutscher König] (нем.). Mittelalterliche Genealogie im Deutschen Reich bis zum Ende der Staufer. Проверено 11 июня 2012.
- ↑ [fmg.ac/Projects/MedLands/BOHEMIA.htm#ZikmundIdied1437 Kings of Bohemia (Luxembourg)] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 11 июня 2012.
- ↑ [www.historyfiles.co.uk/KingListsEurope/EasternCroatia.htm European Kingdoms Eastern Europe:Croatia]
- ↑ [www.arcipelagoadriatico.it/storia/dalmazia/6d.html Storia & arte Dalmazia:IL DOMINIO UNGHERESE]
Литература
- Theodor Lindner. Sigmund (Kaiser) // Allgemeine Deutsche Biographie (ADB). — Bd. 34. — Lpz.: Duncker & Humblot, 1892. — S. 267—282. (нем.)
- Пашкин Н. Г. [elar.urfu.ru/handle/10995/3091 Сигизмунд Люксембург: германский император в византийском панегирике] // Античная древность и средние века. — Екатеринбург: [Изд-во Урал. ун-та], 2009. — Вып. 39. — С. 383-388.
Ссылки
- [www.bautz.de/bbkl/s/sigismund_d_k.shtml Биография в Biographisch-bibliograpfisches Kirchenlexikon] (Проверено 22 августа 2011)
- [www.echo.msk.ru/programs/vsetak/896738-echo/ Сигизмунд I Люксембургский. Жизнь и смерть в борьбе за короны]. Программа «Эха Москвы» из цикла «Всё так».
- Lindner T. [www.deutsche-biographie.de/sfz56308.html Sigmund] (нем.) // Allgemeine Deutsche Biographie. — 1892. — Bd. 34. — S. 267-282. (Проверено 22 августа 2011)
- [fmg.ac/Projects/MedLands/BOHEMIA.htm#ZikmundIdied1437 Kings of Bohemia (Luxembourg)] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 11 июня 2012.
- [www.manfred-hiebl.de/genealogie-mittelalter/deutschland_koenige_2/sigismund_deutscher_koenig_1437_luxemburger/sigismund_von_luxemburg_deutscher_koenig_+_1437.html Sigismund Deutscher König] (нем.). Mittelalterliche Genealogie im Deutschen Reich bis zum Ende der Staufer. Проверено 11 июня 2012.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Сигизмунд (император Священной Римской империи)
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.
Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.
Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?
– Эдак никогда не выздоровеешь, – говорила она, за досадой забывая свое горе, – ежели ты не будешь слушаться доктора и не вовремя принимать лекарство! Ведь нельзя шутить этим, когда у тебя может сделаться пневмония, – говорила графиня, и в произношении этого непонятного не для нее одной слова, она уже находила большое утешение. Что бы делала Соня, ежели бы у ней не было радостного сознания того, что она не раздевалась три ночи первое время для того, чтобы быть наготове исполнять в точности все предписания доктора, и что она теперь не спит ночи, для того чтобы не пропустить часы, в которые надо давать маловредные пилюли из золотой коробочки? Даже самой Наташе, которая хотя и говорила, что никакие лекарства не вылечат ее и что все это глупости, – и ей было радостно видеть, что для нее делали так много пожертвований, что ей надо было в известные часы принимать лекарства, и даже ей радостно было то, что она, пренебрегая исполнением предписанного, могла показывать, что она не верит в лечение и не дорожит своей жизнью.
Доктор ездил каждый день, щупал пульс, смотрел язык и, не обращая внимания на ее убитое лицо, шутил с ней. Но зато, когда он выходил в другую комнату, графиня поспешно выходила за ним, и он, принимая серьезный вид и покачивая задумчиво головой, говорил, что, хотя и есть опасность, он надеется на действие этого последнего лекарства, и что надо ждать и посмотреть; что болезнь больше нравственная, но…
Графиня, стараясь скрыть этот поступок от себя и от доктора, всовывала ему в руку золотой и всякий раз с успокоенным сердцем возвращалась к больной.
Признаки болезни Наташи состояли в том, что она мало ела, мало спала, кашляла и никогда не оживлялась. Доктора говорили, что больную нельзя оставлять без медицинской помощи, и поэтому в душном воздухе держали ее в городе. И лето 1812 года Ростовы не уезжали в деревню.
Несмотря на большое количество проглоченных пилюль, капель и порошков из баночек и коробочек, из которых madame Schoss, охотница до этих вещиц, собрала большую коллекцию, несмотря на отсутствие привычной деревенской жизни, молодость брала свое: горе Наташи начало покрываться слоем впечатлений прожитой жизни, оно перестало такой мучительной болью лежать ей на сердце, начинало становиться прошедшим, и Наташа стала физически оправляться.
Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.
Ей отрадно было думать, что она не лучше, как она прежде думала, а хуже и гораздо хуже всех, всех, кто только есть на свете. Но этого мало было. Она знала это и спрашивала себя: «Что ж дальше?А дальше ничего не было. Не было никакой радости в жизни, а жизнь проходила. Наташа, видимо, старалась только никому не быть в тягость и никому не мешать, но для себя ей ничего не нужно было. Она удалялась от всех домашних, и только с братом Петей ей было легко. С ним она любила бывать больше, чем с другими; и иногда, когда была с ним с глазу на глаз, смеялась. Она почти не выезжала из дому и из приезжавших к ним рада была только одному Пьеру. Нельзя было нежнее, осторожнее и вместе с тем серьезнее обращаться, чем обращался с нею граф Безухов. Наташа Осссознательно чувствовала эту нежность обращения и потому находила большое удовольствие в его обществе. Но она даже не была благодарна ему за его нежность; ничто хорошее со стороны Пьера не казалось ей усилием. Пьеру, казалось, так естественно быть добрым со всеми, что не было никакой заслуги в его доброте. Иногда Наташа замечала смущение и неловкость Пьера в ее присутствии, в особенности, когда он хотел сделать для нее что нибудь приятное или когда он боялся, чтобы что нибудь в разговоре не навело Наташу на тяжелые воспоминания. Она замечала это и приписывала это его общей доброте и застенчивости, которая, по ее понятиям, таковая же, как с нею, должна была быть и со всеми. После тех нечаянных слов о том, что, ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова для утешения плачущего ребенка. Не оттого, что Пьер был женатый человек, но оттого, что Наташа чувствовала между собою и им в высшей степени ту силу нравственных преград – отсутствие которой она чувствовала с Kyрагиным, – ей никогда в голову не приходило, чтобы из ее отношений с Пьером могла выйти не только любовь с ее или, еще менее, с его стороны, но даже и тот род нежной, признающей себя, поэтической дружбы между мужчиной и женщиной, которой она знала несколько примеров.
