Сигурими

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сигурими
алб. Drejtoria e Sigurimit të Shtetit
Директорат государственной безопасности
Страна

НСРА НСРА

Создана

1943

Распущена (преобразована)

1991

Юрисдикция

Министерство внутренних дел

Штаб-квартира

Тирана

Средняя численность

10—30 тысяч

Преемственная
служба

Национальная служба информации

Руководство
министр внутренних дел НРА/НСРА

Хаджи Леши
Кочи Дзодзе
Тук Якова
Мехмет Шеху
Кадри Хазбиу
Фечор Шеху
Хекуран Исаи
Симон Стефани

Сигурими (алб. Drejtoria e Sigurimit të Shtetit; Директорат государственной безопасности) — албанская спецслужба и тайная политическая полиция в период коммунистического режима. Занималась политическим сыском, разведкой и контрразведкой. Подчинялась высшему партийному руководству, являлась инструментом политических репрессий и партийных чисток. Преобразована в новую разведывательную службу после падения коммунистического режима.





История

Создание

Партийная служба безопасности в Национально-освободительной армии (UNÇ) была создана по инициативе Энвера Ходжи 20 марта 1943 года. Первоначально структура представляла собой отдельную дивизию UNÇ из 5 тысяч отборных бойцов. Первым командующим был Хаджи Леши. Опора на «дивизию внутренней безопасности» помогла Энверу Ходже закрепить своё положение лидера албанской компартии (АПТ)[1].

В 1944 году компартия пришла к власти в Албании. 19 апреля в структуре «дивизии безопасности» была учреждена информационная служба. В новое министерство внутренних дел Drejtoria e Sigurimit të Shtetit — Директорат государственной безопасности вошёл в качестве подразделения. Обычно название спецслужбы сокращалось до термина Sigurimi — Сигурими (алб. sigurimi — безопасность). Главой Сигурими по должности являлся министр внутренних дел. Непосредственное руководство осуществлял один из его заместителей. В конечном счёте структура замыкалась на первого секретаря ЦК компартии Энвера Ходжу.

Первым министром внутренних дел Народной Республики Албании стал Хаджи Леши. В 1946 году его сменил Кочи Дзодзе. В этот период Сигурими строилась по модели не только советского НКВДМГБ, но и югославской спецслужбы UDB (Леши и особенно Дзодзе были тесно связаны с югославскими коммунистами).

Репрессивный орган

На Сигурими была возложена задача обеспечения безопасности коммунистического режима, уничтожения оппозиции и подавления недовольства. Объектами репрессий стали националисты из Балли Комбетар, монархисты, т. н. «буржуазные элементы» и албанские католики. Широко практиковались произвольные аресты, пытки и убийства[2].

В 1948 году произошёл советско-югославский раскол. Энвер Ходжа безоговорочно принял сторону Сталина в конфликте с Тито. В албанской компартии прошла жёсткая чистка, «титовцы» подверглись репрессиям. Кочи Дзодзе был арестован, осуждён и повешен, его сподвижник Панди Кристо приговорён к 20 годам заключения.

На посту министра внутренних дел — и, соответственно, главы Сигурими — Дзодзе сменил вначале Тук Якова, затем ближайший сподвижник Ходжи Мехмет Шеху[3]. После назначения Шеху премьер-министром в 1954 году МВД и Сигурими возглавил Кадри Хазбиу, возглавлявший карательные органы в течение четверти века. В 1979 его сменил племянник премьер-министра Фечор Шеху.

Рубеж ужесточения режима обозначила бессудная расправа в феврале 1951 года. 19 февраля произошёл взрыв в советском посольстве в Тиране (жертв и серьёзных разрушений теракт не повлёк). 20 февраля прошло экстренное заседание политбюро ЦК компартии под председательством Ходжи. В ночь на 26 февраля 1951 были убиты без суда 22 представителя оппозиционно настроенной албанской интеллигенции и предпринимательства[4]. Приказ был отдан Ходжей, исполнение организовал Шеху, политическое обвинение оформил военный прокурор Сири Чарчани. Составили расстрельный список начальники управлений Сигурими майор Пило Шанто, капитан Расим Дедья, майор Эдип Чучи.

Сигурими сыграла важную роль в утверждении сталинистского режима Энвера Ходжи — самого жёсткого в Восточной Европе. Аресты, показательные процессы, политические казни проводились даже в 1970—1980-х годах, когда в европейских государствах «соцлагеря» это давно перестало практиковаться. Наиболее известны «партийный заговор» 1956 и «военный заговор» 19741975.

В 1956 году сторонники реформ в духе XX съезда КПСС попытались отстранить Ходжу от власти на партийной конференции в Тиране[5]. Во главе этой группы стояли генералы Панайот Плаку[6] и Дали Ндреу[7]. Попытка была сорвана, Плаку бежал в Югославию, где вскоре убит агентами Сигурими, Ндреу расстрелян вместе с беременной женой Лири Гегой[8]. Лидеры партийной оппозиции — Тук Якова, Бедри Спахиу, Лири Белишова — были приговорены к длительным срокам заключения.

В 1975 году был осуждён и расстрелян министр обороны Бекир Балуку с группой своих приближённых[9]. Ранее, в конце 1950-х, был обвинён в измене и умер в заключении Тук Якова.

Было запрещено и сурово преследовалось исповедание любой религии. За тайное крещение ребёнка в 1971 году был арестован Сигурими и расстрелян католический священник Штьефен Курти[10].

Тайная полиция установила над албанским обществом плотный карательный контроль. Количество политических казней за сорокалетнее правление Энвера Ходжи оценивается в 5—7 тысяч человек, более 34 тысяч были осуждены на различные тюремные сроки, из них около 1 тысячи умерли в заключении[11]. Интернированию и депортациям подверглись 50 тысяч человек[12]. По имеющимся данным, задержания, допросы, принудительные работы, полицейский надзор применялись к трети населения Албании[13][14].

Международная деятельность

После ХХ съезда КПСС произошёл НРА постепенно свернула отношения с СССР. В декабре 1961 были разорваны советско-албанские дипломатические отношения, в 1962 НРА вышла из СЭВ, в 1968 из Организации Варшавского договора (1968). Во внешней политике режим Ходжи переориентировался на КНР. Для Сигурими это означало развитие сотрудничества с китайскими спецслужбами.

Сигурими участвовала в создании китайской сети разведки и маоистского политического влияния в Восточной Европе. В частности, Сигурими курировала ортодоксальную компартию Польши, находившуюся в ПНР на нелегальном положении. Её лидер Казимеж Мияль скрывался от ареста в Албании[15].

Другим постоянным направлением деятельности Сигурими являлась поддержка албанских националистов в югославском Косово.

На последнем этапе

В начале 1980-х резко обострились противоречия между Энвером Ходжей и Мехметом Шеху. 17 декабря 1981 год власти объявили о самоубийстве Шеху. Вскоре он был посмертно обвинён в государственной измене. Его племянник Фечор Шеху был снят с должности министра внутренних дел и арестован.

В сентябре 1982 антикоммунистическая Группа Шевдета Мустафы сумела проникнуть в Албанию с целью убийства Ходжи — несмотря на мощный заслон армии и Сигурими. Вина была возложена на министра обороны Кадри Хазбиу и министра внутренних дел Фечора Шеху. В 1983 состоялся очередной политический процесс — против группы родственников и сторонников Мехмета Шеху. Кадри Хазбиу и Фечор Шеху были приговорены к смертной казни и расстреляны (вдова Мехмета Шеху Фикирете умерла в тюрьме). Судьбы Кочи Дзодзе, Тука Яковы, Мехмета Шеху, Кадри Хазбиу, Фечора Шеху привели к тому, что МВД НРА/НСРА сравнивается с «нехорошей квартирой» из Мастера и Маргариты[16].

С января 1982 по февраль 1989 МВД и Сигурими возглавлял крупный партийный функционер Хекуран Исаи. Под его руководством Сигурими сыграла важную роль в исходе внутрипартийной борьбы за власть после смерти Энвера Ходжи в апреле 1985 года. Несколько сподвижников Ходжи были убиты сотрудниками Сигурими прямо в здании ЦК, вдова Ходжи Неджмие и его сыновья арестованы. Сигурими превратилась в охранную структуру нового первого секретаря ЦК Рамиза Алии. Парадоксально, что защищать позиции Алии приходилось от ортодоксальных ходжаистов, типа Ленки Чуко.

Последним руководителем албанского МВД и госбезопасности коммунистического периода стал в 1989 году функционер ЦК АПТ Симон Стефани. C 1989 по 1991 год перед Сигурими ставилась задача предотвратить распространение на Албанию восточноевропейских антикоммунистических революций. Этого не удалось — с конца 1990 в стране начались массовые протесты. Отмечались случаи применения оружия против демонстрантов. 2 апреля 1991 четыре человека были убиты в Шкодере[17].

В марте 1991 правительство Алии вынуждено было пойти на проведение многопартийных выборов. По официальным данным, победу одержала АПТ. Год спустя оппозиция добилась повторных выборов, на которых победила оппозиционная Демократическая партия Албании. Коммунистический режим перестал существовать. Ещё летом 1991 года Сигурими была формально упразднена.

Структура

В структуру Сигурими входили три управления:

  • I — контрразведка
    • 1 департамент — надзор и обезвреживание подозреваемых в шпионаже
    • 2 департамент — контроль над иностранными посольствами
    • 3 департамент — сбор информации о сотрудниках МВД
    • 4 департамент — ведение документации
    • 5 департамент — техническое обеспечение, видеонаблюдение, прослушивание телефонных переговоров (офис располагался в здании, которое во время немецкой оккупации использовало гестапо[18])
    • 6 департамент — контроль на министерством обороны и армией
    • 7 департамент — раскрытие экономических нарушений
    • 8 департамент — агентурная работа в албанской диаспоре и эмигрантских организациях; контроль над тюрьмами и трудовыми лагерями, организация сети осведомителей
  • II — безопасность высшего руководства
    • 1 департамент — охрана, обеспечение жилищных, транспортных, бытовых услуг
    • 2 департамент — юридическое сопровождение
    • 3 департамент — специальное техническое обеспечение
    • 4 департамент — ведение документации
  • III — разведка
    • 1 департамент — Европа
    • 2 департамент — Ближний Восток
    • 3 департамент — Америка
    • 4 департамент — агентура в диаспоре
    • 5 департамент — ведение документации
    • 6 департамент — техническое обеспечение

Функционеры Сигурими, количеством до 10 тысяч человек, составляли в НРА/НСРА элитную социальную группу. Сигурими располагала также штатом информаторов до 30 тысяч человек (население Албании при правлении Ходжи составляло от 1,2 до 2,7 миллиона человек). Они подразделялись на три категории:

  • резиденты — оперативные помощники функционеров, посредники в контактах с осведомителями
  • агенты — руководители групп сбора информации
  • осведомители

Сигурими являлась инструментом партийной диктатуры и, наряду с МВД, подчинялась политбюро ЦК АПТ во главе с первым секретарём[19]. Министр внутренних дел по должности состоял в политбюро и был напрямую подотчётен первому лицу партии — сначала Ходже, потом Алии.

Преобразование

Летом 1991 года на месте упраздённой Сигурими была создана Национальная информационная служба (алб. Shërbimi Informativ Kombëtar, SHIK) — официально деидеологизированная структура, не находящаяся в партийном подчинении. Однако, по многочисленным экспертным оценкам, значительную часть сотрудников составили бывшие функционеры Сигурими, ориентированные на Рамиза Алию (тогда — президент Албании) и Социалистическую партию (реформированная АПТ).

В 19921997 опереться на SHIK пытался новый президент от Демократической партии Сали Бериша. Бывший врач ЦК АПТ, обслуживавший самого Ходжу, в методах правления многое заимствовал у покойного диктатора[20].

С 1997 года SHIK преобразована в Государственную службу информации (алб. Shërbimi Informativ Shtetëror, SHISH).

Весной 2015 года парламент Албании одобрил закон, который впервые открыл доступ к архивам Сигурими полиции по заявкам граждан, которые подвергались слежке в годы коммунистического режима[21].

Напишите отзыв о статье "Сигурими"

Примечания

  1. [www.country-studies.com/albania/directorate-of-state-security.html Directorate of State Security]
  2. [gazetashqiperiajone.wordpress.com/2016/03/16/pllake-perkujtimore-tek-drejtoria-e-sipuneve-nga-tanush-kaso/ Pllake përkujtimore tek Drejtoria e Sipuneve…nga Tanush Kaso]
  3. [studall.org/all-88452.html Поворотный 1948 год]
  4. [www.zemrashqiptare.net/news/id_7046/Uran-Butka:-Masakra-e-1951,-Prokurori-dhe-Gjyqtari:-I-pushkatuam-pa-gjyq-22-vet%C3%AB.html Masakra e 1951, Prokurori dhe Gjyqtari: I pushkatuam pa gjyq 22 vetë]
  5. Owen Pearson. Albania as Dictatorship and Democracy. I.B.Tauris & Co Ltd, Albania in the Twentieth Century. 2006. ISBN 9781845111052.
  6. [maqedoniashqiptare.com/2016/02/dosja-e-pergjakur-e-panajot-plakut/ Dosja e përgjakur e Panajot Plakut]
  7. [telegraf.al/dosier/dr-vangjel-kasapi-dali-ndreu-personalitet-i-shtabit-te-pergjithshem-te-uncsh-se Dali Ndreu — personalitet i Shtabit të Përgjithshëm të UNÇSH-së]
  8. www.tiranaobserver.al/news-item/4-misteret-e-liri-geges-dhe-dali-ndreut-si-u-ekzekutua-shtatzene-anetarja-e-byrose-politike/ 4 misteret e Liri Gegës dhe Dali Ndreut: Si u ekzekutua shtatzënë anëtarja e Byrosë Politike]
  9. [sot.com.al/dossier/si-i-krijonte-armiqt%C3%AB-e-klasave-sigurimi-i-shtetit-t%C3%AB-enver-hoxha Si i krijonte armiqtë e klasave Sigurimi i Shtetit të Enver Hoxha]
  10. [shqiptarja.com/news.php?IDNotizia=255987 Dom Shtjefën Kurti, martiri që nuk u gjunjëzua prej komunizmit]
  11. [www.worldbulletin.net/index.php?aType=haber&ArticleID=55389 Albanians want Hoxha stripped of hero titles]
  12. [www.pakufije.com/2014/12/01/a-mund-te-quhet-thjesht-diktature-regjimi-komunist-shqiptar/ A mund të quhet thjesht diktaturë regjimi komunist shqiptar?]
  13. Lavinia Stan. Transitional Justice in Eastern Europe and the former Soviet Union: Reckoning with the communist past. Routledge; 1 edition, 2008.
  14. [www.liquisearch.com/sigurimi/activities Sigurimi — Activities]
  15. [histmag.org/Kazimierz-Mijal-marksista-bezkompromisowy-10590;2 Kazimierz Mijal — marksista bezkompromisowy]
  16. [rufabula.com/articles/2015/09/25/the-feat-of-shevdet Подвиг Шевдета]
  17. [www.zeriamerikes.com/a/ne-shkoder-perkujtohet-demonstrata-antikomuniste-e-2-prillit-1991-145763025/730702.html Në Shkodër përkujtohet Demonstrata Antikomuniste e 2 prillit 1991]
  18. [www.shekulli.com.al/p.php?id=207728 Historia e "Shtëpisë me Gjethe"]
  19. [www.trepca.net/2001/09/010923-sigurimi-albania.htm Si funksiononte Sigurimi i Shtetit]
  20. [www.opendemocracy.net/bernd-fischer/albania-and-enver-hoxhas-legacy Albania and Enver Hoxha’s legacy]
  21. [www.bbc.com/russian/international/2015/05/150501_albania_lustration_law Албания открывает доступ к архивам госбезопасности]

Отрывок, характеризующий Сигурими

С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.