Сиде

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Город
Сиде
тур. Side
Страна
Турция
Иль
Анталья
Координаты
Часовой пояс
Телефонный код
+90 242

Сиде (тур. Side, др.-греч. Σίδη) — древнегреческий город, расположенный на юго-западном средиземноморском побережье Анатолии. Сиде — ныне популярный туристический курорт — находится около деревни Селимийе в 75 км к востоку от Антальи и в 15 км к западу от Манавгата, в провинции Анталья, Турция.





История

По античным историческим источникам известно, что греческая колония в Сиде возникла в VII в. до н. э., когда её основали выходцы из Кимы Эолийской. Греческие поселенцы встретили здесь население, говорившее на местном сидетском языке. Были обнаружены надписи на этом своеобразном языке. Слово Сиде на анатолийском диалекте означает «гранат». Также местные назвали город в честь нимфы Сиде (по сути дела, так они называли богиню древнегреческого пантеона, Артемиду — одним из символов которой является гранат). Сиде являлся самым важным и большим портом Памфилии. Сиде построен на полуострове и имел с двух сторон по порту. В V в. до н. э., в Сиде в период персидской гегемонии, появляются собственные монеты. В 334 году до н. э. жители города без всякого сопротивления сложили оружие перед Александром Македонским. Позже они попали сначала под власть Птолемеев, а затем Селевкидов. В 190 г. до н. э. Сиде стал ареной морской войны между Родосом и Сирией. Сирийским флотом командовал знаменитый карфагенский полководец Ганнибал. Затем Сиде вошёл в состав Пергама, вместе с которым и отошёл к Риму. В 2 в. до н. э. Сиде сделался центром торговли, культуры и развлечений. В I в. до н. э. пираты из Киликии захватили город, после чего ему сопутствовала недобрая слава. Сиде превратился в морскую судоверфь и центр работорговли.

В 67 году до н. э. римский полководец Помпей расправился с пиратами. В благодарность народ Сиде воздвиг статуи в его честь, тем самым спасая свою репутацию. В римский период Сиде достиг расцвета.

Сиде по-прежнему оставался торговым центром и невольничьим рынком. Были установлены торговые взаимоотношения с Египтом. В этот период Сиде обладал большим флотом. В стране распространяется христианство. Уже в V и VI вв. в эпоху Византийской империи в Сиде появляется епископская кафедра Восточной Памфилии. В VII в. большая часть южной Анатолии подверглась арабскому нашествию. Арабы полностью сожгли город и уничтожили его. Город Сиде, когда-то славившийся как большой и образцовый, в результате арабского нашествия и грабежа опустел, и его жители переселились в Анталью (VIII в.).

Климат

Сиде находится в зоне Средиземноморского климата, с жарким, сухим летом и с прохладной, мягкой зимой. Средние температура зимы не опускаются ниже отметки 10 °C, пик летней температуры может достигать 45 °C (очень редко). Средняя температура моря в зимние месяцы составляет около 17 °C, в летние месяцы около 28 °C. Наиболее комфортными для отдыха считаются месяцы, начиная с мая по октябрь, когда в Сиде главенствует жаркая, безоблачная и безветренная погода с минимальным количеством осадков[1] .

Достопримечательности

Город находился в постоянной опасности, и был окружен крепостными стенами как со стороны моря, так и суши. Несмотря на частые землетрясения, крепостные стены и башни, со стороны суши сохранены в хорошем состоянии. Хуже сохранились крепостные стены со стороны моря. Ворота у восточных стен служили входными воротами. Рядом с центральными воротами эллинистического периода построено по башне, а ворота выходят на площадь в форме буквы U. Пройдя через площадь, и минуя её, был выход в город. Вторые, меньшие ворота, дошедшие до нашего времени относятся также к эллинистическому периоду, однако эти ворота имеют квадратные башенки и квадратной формы площадь. Главный проспект, который начинается от входа в эти ворота поведет вас по всему полуострову до самого западного его конца.

В центральной части исторического центра города рядом с воротами как часть средневековых городских укреплений расположен самый большой сохранившийся амфитеатр в Турции, вмещавший более 20 тысяч зрителей. Ныне восстановлена даже часть сценического пространства и очищены проходы под трибунами и галереи. Судя по укреплениям просцениума, в 1-4 вв. театр использовался не только для театральных празднеств, но и для гладиаторских боев и травли зверей. А позднее - как городские каменоломни. Такая же судьба постигла и великолепные здания агоры, о которых можно судить по их фрагментам. На полуострове за городскими стенами сохранились значительные руины римских построек, а на набережной - несколько высоких колонн храма Аполлона. Руины построек эллинистического и римского времени хорошо заметны под водой и простираются на многие километры вдоль всего морского побережья.

Напишите отзыв о статье "Сиде"

Примечания

  1. К. Филиппович [www.hierapolis-info.ru/weather-in-turkey-in-side.html Погода и климат на курорте Сиде в Турции] www.hierapolis-info.ru

Ссылки


Отрывок, характеризующий Сиде

Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]