Сидзоку
Сидзоку (яп. 士族) — сословие нетитулованной знати в Японии, существовавшее в 1869—1947 годах. Было сформировано из средних и мелких самураев.
Содержание
История
После возвращения земель и населения Императору в июле 1869 года императорское правительство Японии добилось ликвидации отношений «господин — слуга» между региональными правителями даймё и зависимыми от них самураями. Власть сформировала из последних новое сословие знати сидзоку. В 1870 году низшие слои самураев были выделены в отдельное сословие рядовых (соцудзоку), однако из-за протестов его упразднили через два года. В 1872 году правительство закрепило за средними и мелкими самураями наследственное звание сидзоку, а представителям низших слоёв дало это звание на одно поколение. В 1873 году к сидзоку принадлежали около 410 тысяч семей (более 1,89 млн человек).
Нетитулованная аристократия была вторым привилегированным сословием после титулованной аристократии кадзоку и занимала более высокую ступень в социальной иерархии Японии, чем простое население. Представители нетитулованной аристократии содержались за счёт государственного бюджета и имели право носить мечи. Однако в 1873 году в Японии была введена всеобщая воинская повинность, что снизило военное значение аристократии, а запрет на ношение мечей и упразднение государственного содержания лишили её последних привилегий. К концу 1870-х годов правовая грань между аристократией и простыми людьми была практически ликвидирована.
Для заработка часть аристократов стали учёными, преподавателями, политиками, администраторами, военными или полицейскими. Некоторые из них превратились в лидеров в своём роде занятий. Однако большинство занялось коммерцией и быстро обанкротились. В стране даже появилось выражение «торговать как аристократ» (яп. 士族の商法). Впав в бедность, много аристократов попрошайничали или занимались разбоем на дорогах.
Для спасения нетитулованной аристократии императорское правительство выдало им единовременные субсидии и способствовало их переселению на Хоккайдо, направляя на занятие сельским хозяйством. Однако правительственные меры были недостаточными, что вызвало радикализацию недовольных. Часть сидзоку поднимала восстания, самым мощным из которых было Сацумское в 1877 году, а другая часть приняла активное участие в общественно-политическом движении за свободу и народные права, а также демократизацию страны.
Несмотря на то, что к началу XX века сидзоку утратило свои сословные привилегии, её представители ценили своё звание и редко вступали в брак с простыми людьми.
Сословие сидзоку было ликвидировано после Второй мировой войны в 1947 году в связи с вступлением в силу новой Конституции Японии.
См. также
Напишите отзыв о статье "Сидзоку"
Литература
- Служилые слои на традиционном Дальнем Востоке / С. В. Волков; Моск. гос. ун-т им. М. В. Ломоносова, Междунар. центр корееведения. — М. : Вост. лит., 1999. — 310, [2] с. — ISBN 5-02-018092-0
- Книга Самурая. — Санкт-Петербург : Евразия, 2008. — 612 с. — ISBN 978-5-8071-0300-9
Ссылки
- [www8.ocn.ne.jp/~shizoku/ Общество изучения семей сидзоку]
Отрывок, характеризующий Сидзоку
Он придвинулся и продолжал толкование.– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211
