Сидоров, Алексей Иванович (историк)
Поделись знанием:
Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.
Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.
В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.
Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.
Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
| Алексе́й Ива́нович Си́доров | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Страна: | |
| Научная сфера: | |
| Место работы: |
Институт истории СССР АН СССР |
| Учёная степень: |
кандидат исторических наук, кандидат богословия, |
| Учёное звание: | |
| Альма-матер: | |
| Известен как: | |
Алексе́й Ива́нович Си́доров (род. 27 ноября 1944, пос. Салтыковка Московская область, СССР) — российский историк и патролог, переводчик. Кандидат исторических наук, кандидат богословия, доктор церковной истории, профессор.[1]
Содержание
Биография
В 1962 году окончил среднюю школу, позднее работал на заводе токарем[1].
В 1963—1966 годах проходил службу в Вооружённых Силах СССР[1].
В 1966—1969 годах работал механиком и инженером[1].
В 1969—1975 годах учился на кафедре истории древнего мира и кафедре древних языков исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова[1].
В 1981 году окончил заочную аспирантуру Института всеобщей истории АН СССР и защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата исторических наук по теме «Проблема гностицизма и синкретизм позднеантичной культуры». Работал младшим научным сотрудником, научным сотрудником и старшим научным сотрудником в Институте истории СССР[1].
В 1988 году стал преподавателем истории древней Церкви и заведующим кафедрой патрологии Московской духовной академии[1].
В 1990 году экстерном окончил Московскую духовную семинарию, а в 1991 году — Московскую духовную академию[1].
С 1991 года — доцент Московской духовной академии[1].
С 1993 по 2008 год работал ведущим научным сотрудником Института мировой литературы РАН, где возглавлял группу византийской литературы[1].
В 1994—2000 годах преподавал патрологию в РПИ св. Иоанна Богослова и в Православном Свято-Тихоновском богословском институте[1].
С 1997 года — профессор Московской духовной академии и ПСТБИ[1].
В 1999 году в ПСТБИ защищал магистерскую диссертацию по теме «Древнее монашество в истории и литературных памятниках», однако решением Специализированного учёного совета ПСТБИ за выдающуюся научно-педагогическую деятельность и совокупность научных работ была присуждена степень доктора церковной истории[1].
Автор более 100 научных работ (из них 10 книг).[1]
Научная деятельность
Большая часть трудов А. И. Сидорова составляют переводы творений святых отцов Церкви и древнецерковных писателей, которые также снабженные обширными вступительными статьями и подробными комментариями. Это касается сочинений преподобного Максима Исповедника, аввы Евагрия, блаженного Феодорита Кирского, преподобного Анастасия Синаита, святителя Григория Паламы, а также древним памятникам аскетической и монашеской письменности. Кроме этого для духовных академий и богословских институтов им написано учебное пособие «Курс патрологии». Труд «Древнехристианский аскетизм и зарождение монашества» посвящён вопросу Возникновения церковной письменности. А. И. Сидоров является вдохновителем, составителем, главным редактором и комментатором пяти книжных серий: Святоотеческое наследие (вышло 5 томов), Библиотека отцов и учителей Церкви (вышло 15 томов), Православное монашество и аскетика в исследованиях и памятниках (вышло 4 тома), Святые отцы и учители Церкви в исследованиях православных ученых (вышло 4 тома) и заключительная серия: Полное собрание святых отцов Церкви и церковных писателей в русском переводе (вышло 3 тома, готовится четвёртый). Также под его началом готовится издание Полного собрания церковно-исторических трудов выдающегося русского церковного историка В. В. Болотова.[1]
Научные труды
Монографии
- на русском языке
- Сидоров А. И. Творения преподобного Максима Исповедника. Книга I. Богословские и аскетические трактаты. Вступительная статья, перевод и комментарии. М., 1993
- Сидоров А. И. Избранные творения преподобного Максима Исповедника. М., 2004
- Сидоров А. И. Творения преподобного Максима Исповедника. Книга II. Вопросоответы к Фалассию. Часть 1. Вопросы I-LV. Вступительная статья, перевод и комментарии. М., 1994
- Сидоров А. И. Творения аввы Евагрия. Аскетические и богословские трактаты. Вступительная статья, перевод и комментарии. М., 1994
- Сидоров А. И. Бл. Феодорит Кирский. История боголюбцев. Вступительная статья, перевод и комментарии. М., 1996
- Сидоров А. И. Сидоров А. И.. Курс патрологии. Возникновение церковной письменности. М., 1996
- Сидоров А. И. Творения древних отцов-подвижников. Св. Аммон, св. Серапион Тмуитский, преп. Макарий Египетский, св. Григорий Нисский, Стефан Фиваидский, блаж. Иперехий. Перевод, вступительная статья и комментарии. М., 1997
- Сидоров А. И. Древнехристианский аскетизм и зарождение монашества. М., 1998
- Сидоров А. И. У истоков культуры святости. Памятники древнецерковной аскетической и монашеской письменности. Вступительная статья, перевод и комментарии. М., 2002
- Сидоров А. И., Никифоров М. В. Преподобный Анастасий Синаит. Избранные творения. Вступительная статья, перевод и комментарии. М., 2003
- Сидоров А. И. Свт. Григорий Палама. Сто пятьдесят глав. Вступительная статья, перевод и комментарии. Краснодар, 2006
- на сербском языке
- Сидоров А. И. Преподобни Максим Исповедник. Епоха, живот, стваралаштво. Сремеки Карловци, 1998.
- Дела древних отца подвижника. Уводни членак и коментари А. И. Сидорова. — Београд: Задужбина Светог манастира Хиландара, 2006.
Статьи
- Сидоров А. И. К вопросу о взаимоотношении эллинского и восточного мировоззрения в позднюю античность // XIV Международная конференция античников соцстран. Тезисы докладов. — Ереван, 1976.
- Сидоров А. И. Современная зарубежная литература по гностицизму (Критико-аналитический обзор) // Сборник «Современные зарубежные исследования по античной философии». — М., 1978.
- Сидоров А. И. Плотин и гностики // Вестник древней истории. — 1979. — № 1.
- Сидоров А. И. Неоплатонизм и манихейство // Вестник древней истории. — 1980. — № 3.
- Сидоров А. И. Открытие фрагмента из «Евангелия» Мани // VIII Всесоюзная конференция Вестника древней истории. Тезисы докладов. — М., 1981.
- Сидоров А. И. Гностицизм и философия (учение Василида по Ипполиту) // Ежегодник «Религии мира. История и современность». —М., 1982.
- Сидоров А. И. Проблема гностицизма и синкретизм позднеантичной культуры в историографии // Сборник «Актуальные проблемы классической филологии». — М., 1982.
- Сидоров А. И. Манихейство в изображении Августина // Вестник древней истории. — 1983. — № 2.
- Сидоров А. И. Некоторые замечания к биографии Максима Исповедника // Византийский временник. — 1986. — Т. 47.
- Сидоров А. И. Некоторые замечания по поводу изучения «Изборника Святослава 1073 г.» // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. 1985 год. — М., 1986.
- Сидоров А. И. Некоторые проблемы ранневизантийской философии // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. 1985 год. —М., 1986.
- Сидоров А. И. Преподобный Максим Исповедник. «Толкование на Отче наш». Вступительная статья, перевод и комментарии // Журнал Московской Патриархии. — 1986. — № 7-8.
- Сидоров А. И. Преподобный Максим Исповедник. «Тайноводство». Вступительная статья, перевод и комментарии // Журнал Московской Патриархии. — 1986. — № 4, 5, 7, 8, 10.
- Сидоров А. И. Гностическая философия истории // Палестинский Сборник. — 1987. — Вып. 29 (92)
- Сидоров А. И. Арианство в свете современных исследований // Вестник древней истории. — 1988. — № 2.
- Сидоров А. И. «Монофелитская» уния по свидетельству «Повествования о делах армянских» // Историко-филологический журнал. — Ереван, 1988. — № 3.
- Сидоров А. И. Иоанн Грамматик Кесарийский. К характеристике византийской философии в VI в. // Византийский временник. — 1988. — Т. 49
- Сидоров А. И. Проблема «единого действия» у Анастасия I Антиохийского. К вопросу о создании идейных предпосылок монофелитских споров // Byzantinoslavica. — 1989. — T. 50. — № 1.
- Сидоров А. И. История монофелитских споров в изображении Анастасия Синаита и Псевдо-Анастасия Синаита // Византийский временник. — 1989. — Т. 50.
- Сидоров А. И. Логика и диалектика Иоанна Филопона: о характере переходной эпохи в развитии философской мысли от античности к средневековью // Историко-философский ежегодник 89. — М., 1989.
- Сидоров А. И. Преподобный Максим Исповедник. «Различные богословские и домостроительные главы». «Толкование на 59 Псалом». Перевод и комментарии // Символ. — № 22. — 1989.
- Сидоров А. И. Христианство
- Христианство // Преподавание истории в школе. — 1990. — № 5
- Христианство // Религии мира. Пособие для учителя. — М., 1994.
- Сидоров А. И. Преподобный Анастасий Синаит. «Об устроении человека по образу и подобию Божию». Слово первое. Перевод и комментарии // Символ. — № 23. — 1990.
- Сидоров А. И. Послание Евсевия Кесарийского к Констанции (к вопросу об идейных истоках иконоборчества) // Византийский временник. — 1991. — Т. 51.
- Сидоров А. И. Политика и богословие в Византии VII в. Вступительная статья, редакция перевода и комментарии к «Житию преп. Максима Исповедника» // Ретроспективная и сравнительная политология. Вып. I. — М., 1991.
- Сидоров А. И. Максим Исповедник. «Мистагогия». Предисловие, перевод и комментарии // Восток. — 1991. — № 2.
- Сидоров А. И. Феодор Раифский и Феодор Фаранский (по поводу одного из авторов «Изборника Святослава» 1073 г.) // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. 1990 год. — М., 1991.
- Сидоров А. И. Творческое наследие Максима Исповедника в Древней Руси (на материале «Изборника Святослава» 1073 г.) // Традиции древнейшей славянской письменности и языковая культура восточных славян. — М., 1991.
- Сидоров А. И. Анонимный трактат «Метод священной молитвы и внимания» и его место традиции исихазма // XVIII Международный конгресс византинистов. Резюме сообщений. — М., 1991
- Сидоров А. И. Преподобный Макарий Египетский. «Новые поучения». Перевод и комментарии // Символ. — № 26. — 1991.
- Сидоров А. И. «Триады» святителя Григория Паламы // Журнал Московской Патриархии. — 1992. — № 5.
- Сидоров А. И. Путь христианского любомудрия (О преподобном Никите Стифате) // Журнал Московской Патриархии. — 1992. — № 6.
- Сидоров А. И. Логико-богословский трактат в «Путеводителе» Анастасия Синаита // Памятники науки и техники. 1990 год. — М., 1992.
- Сидоров А. И. Учение двенадцати Апостолов. Перевод и комментарии // Символ. — 1993. — № 29.
- Сидоров А. И. «Дидахе» (вероучительный и литургико-канонический памятник первохристианской эпохи) // Символ. — 1993. — № 29.
- Сидоров А. И. Трактат «Метод священной молитвы и внимания» и его место в истории исихазма // Символ. — 1995. — № 34 (2 а.л.).
- Сидоров А. И. Библиотека отцов и учителей Церкви. Предисловие к серии // Св. Иустин Философ и Мученик. Творения. — М., 1995.
- Сидоров А. И. С. Л. Епифанович и его книга о преп. Максиме Исповеднике. Предисловие // Епифанович С. Л. Преподобный Максим Исповедник и византийское богословие. — М., 1996.
- Сидоров А. И. Святые отцы и учители Церкви в исследованиях православных ученых. Предисловие к серии // Архимандрит Киприан (Керн). Антропология св. Григория Паламы. — М., 1996.
- Сидоров А. И. Архимандрит Киприан Керн и традиция православного изучения поздневизантийского исихазма // Архимандрит Киприан (Керн). Антропология св. Григория Паламы. — М., 1996.
- Сидоров А. И. Монументальный труд по святоотеческой аскетике С. М. Зарина. Предисловие // Аскетизм по православно-христианскому учению. Этико-богословское исследование Сергея Зарина. — М., 1996
- Сидоров А. И. Священное Писание в египетском монашестве IV в. (На материале греческих творений св. Аммона) // Традиции и наследие Христианского Востока. Материалы международной конференции. — М., 1996
- Сидоров А. И. Преосвященный Филарет (Гумилевский) — основатель русской патрологической школы. Предисловие // Историческое учение об отцах Церкви Филарета (Гумилевского), Архиепископа Черниговского и Нежинского. — М., 1996.
- Сидоров А. И. «Мысли» (гл.1-3) Евагрия Понтийского: тип богословского мышления // Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского Богословского Института. Материалы 1992—1996. — М., 1996.
- Сидоров А. И. Предисловие // Творения св. Григория Чудотворца и св. Мефодия епископа и мученика. — М., 1996.
- Сидоров А. И. Преосвященный Иларион (Троицкий) как богослов и церковный ученый // Архиепископ Иларион (Троицкий). Очерки из истории догмата о Церкви. — М., 1997.
- Сидоров А. И. Св. Аммон: личность и творения // Богословские труды, сб.33, 1997.
- Сидоров А. И. Преподобный Максим Исповедник. Вопросоответы к Фалассию LVI-LVIII. Перевод и комментарии // Альфа и Омега. — № 3 (14). — 1997.
- Сидоров А. И. Преподобный Максим Исповедник и его эпоха в изображении Х.Урса фон Бальтазара // Альфа и Омега. — № 3 (14). — 1997.
- Сидоров А. И. Неофита Монаха и Затворника Десять Слов о заповедях Христовых. Вступительная статья, перевод и комментарии // Альфа и Омега. — № 1 (15). — 1998.
- Сидоров А. И. Библейско-критический труд Оригена: «Гекзаплы» // Альфа и Омега. — № 2 (16). — 1998.
- Сидоров А. И. Начало Александрийской школы: Пантен. Климент Александрийский // Учёные записки Российского Православного Университета ап. Иоанна Богослова. — Вып. 3. — 1998.
- Сидоров А. И., Сагарда А. И. Антиохийская богословская школа и её представители // Учёные записки Российского Православного Университета ап. Иоанна Богослова. — Вып. 3. — 1998.
- Сидоров А. И. Святитель Феолипт Филадельфийский: его эпоха и его учение о Церкви // Альфа и Омега. — № 3 (17). — 1998.
- Сидоров А. И. Проблемы творчества преподобного Исаака Сирина. По поводу книги иеромонаха (Алфеева) «Мир Исаака Сирина» // Православное Книжное Обозрение. Специальное приложение.
- Сидоров А. И. Преподобный Анастасий Синаит. Три Слова об устроении человека по образу и по подобию Божиему. Слово первое. Перевод и комментарии // Альфа и Омега. — № 4 (18). — 1998.
- Сидоров А. И. Преподобный Максим Исповедник. Вопросоответы к Фалассию. Вопрос LIX // Альфа и Омега. — № 1 (19). — 1999.
- Сидоров А. И. Преподобный Анастасий Синаит. Три Слова об устроении человека по образу и по подобию Божиему. Слово второе // Альфа и Омега. — № 1 (19). — 1999.
- Сидоров А. И. Профессор Николай Никанорович Глубоковский (1863—1937). Предисловие // Глубоковский Н. Н. Святый Апостол Лука. Евангелист и Дееписатель. — М., 1999.
- Сидоров А. И. Василий Васильевич Болотов — человек и учёный. Вступительная статья // Болотов В. В. Собрание церковно-исторических трудов, т.1. Учение Оригена о Святой Троице. — М., 1999.
- Сидоров А. И. Преподобный Анастасий Синаит. Три Слова об устроении человека по образу и по подобию Божиему. Слово третье // Альфа и Омега. — № 2 (20). — 1999.
- Сидоров А. И. Митрополит Макарий (Оксиюк) и его церковно-научная деятельность. Вступительная статья // Митрополит Макарий (Оксиюк). Эсхатология св. Григория Нисского. — М., 1999.
- Сидоров А. И. Классический труд по православному догматическому богословию. Предисловие. // Митрополит Московский и Коломенский Макарий. Православно-догматическое богословие. — М., 1999.
- Сидоров А. И. Преподобный Макарий Египетский и проблема «Макарьевского корпуса» // Альфа и Омега. — № 3 (21)—4 (22). — 1999.
- Сидоров А. И. Жизнь и труды святителя Григория Великого (Двоеслова). Вступительная статья // Святитель Григорий Великий Двоеслов. Избранные творения. — М., 1999.
- Сидоров А. И. Преподобный Максим Исповедник. Вопросоответы к Фалассию. Вопрос LX. Перевод и комментарии // Альфа и Омега. — № 1 (23). — 2000.
- Сидоров А. И. Предисловие // Правила святых Апостол и святых отец с толкованиями. — М., 2000.
- Сидоров А. И. Святитель Афанасий Великий. О девстве, или о подвижничестве (Слово спасения к девственнице). Вступительная статья, редакция перевода и комментарии // Альфа и Омега. — № 2 (24). — 2000.
- Сидоров А. И. Примечания к кн.: Протопресвитер Иоанн Мейендорф. Иисус Христос в восточном православном богословии. — М., 2000.
- Сидоров А. И. Актуальные проблемы современной патрологической науки в России (Тезисы выступления) // Православное богословие на пороге третьего тысячелетия. Материалы богословской конференции Русской Православной Церкви. — М., 2000.
- Сидоров А. И. Святитель Феолипт Филадельфийский. Послания к монахине Евлогии. Послание I—II. Предисловие, перевод и комментарии // Альфа и Омега. — № 3 (25). — 2000.
- Сидоров А. И.Епископ Аммон. Послание об образе жития и отчасти о жизни Пахомия и Феодора. Предисловие, перевод, комментарии // Альфа и Омега. — № 4 (26). — 2000.; Альфа и Омега. — № 1 (27). — 2001.
- Сидоров А. И. Святитель Кирилл Александрийский. Его жизнь, церковное служение и творения // Творения святителя Кирилла епископа Александрийского. Книга 1. — М., 2000.
- Сидоров А. И. Примечания // Болотов В. В. Собрание церковно-исторических трудов. Т.3. — М., 2001.
- Сидоров А. И. Сущность соборного сознания в древнецерковной письменности: единство в многообразии // Патристика. Новые переводы, статьи. — Нижний Новгород, 2001.
- Сидоров А. И. Жизненный путь Оригена // Патристика. Новые переводы, статьи. — Нижний Новгород, 2001.
- Сидоров А. И. Преподобный Макарий Египетский. Его жизнь, творения и богословие // Творения преподобного Макария Египетского. — М., 2002.
- Сидоров А. И. Предисловие // Николаева О. Православие и свобода. — М., 2002.
- Сидоров А. И. Примечания // Болотов В. В. Собрание церковно-исторических трудов. Т. 4. — М., 2002.
- Сидоров А. И., Юдин В. Д. Профессор Александр Львович Катанский (1836—1919) // Катанский А. Л. Догматическое учение о семи церковных таинствах в творениях древнейших отцов и учителей Церкви до Оригена включительно. — М., 2003.
- Сидоров А. И. Предисловие // Сокровищница духовной мудрости. Антология святоотеческой мысли, т. I. М.,2003 (0,2 а.л.).
- Сидоров А. И. Предисловие // Творения блаженного Феодорита епископа Кирского. — М., 2003.
- Сидоров А. И. Святитель Григорий Палама. «Сто пятьдесят глав, посвященных вопросам естественнонаучным, богословским, нравственным и относящимся к духовному деланию, а также предназначенных к очищению от варлаамитской ереси». Часть первая. Вступительная статья, перевод, комментарии // Богословские труды. сб.38, 2003.
- Сидоров А. И. Преподобный Максим Исповедник. «Вопросоответы к Фалассию». Вопрос LXI. Перевод и комментарии // Богословские труды. сб.38, 2003.
- Сидоров А. И. Святой Ефрем, патриарх Антиохийский: его жизнь, литературная деятельность и защита им Халкидонского собора // Свидетель истины. Памяти протопресвитера Иоанна Мейендорфа. — Екатеринбург, 2003.
- Сидоров А. И. Некоторые аспекты экклесиологии преподобного Максима Исповедника // Альфа и Омега. — № 1 (39). — 2004.
- Сидоров А. И., Тимофеев А. А. Предисловие и общая редакция // Попов И. В. Труды по патрологии, т. I. Святые отцы II—IV вв. Сергиев Посад, 2004.
- Сидоров А. И. Святитель Григорий Палама. «Сто пятьдесят глав, посвященных вопросам естественнонаучным, богословским, нравственным и относящимся к духовному деланию, а также предназначенных к очищению от варлаамитской ереси». Часть вторая. Перевод и комментарии // Богословские труды. сб.39. 2004.
- Сидоров А. И. Экзегетические труды Оригена: Гомилии на Ветхий Завет // Альфа и Омега. — № 2. — (40). — 2004.
- Сидоров А. И. Святитель Феолипт Филадельфийский. Послания к монахине Евлогии. Послания третье, четвёртое и пятое. Перевод и комментарии // Альфа и Омега. — № 3 (41). — 2004.
- Сидоров А. И. Смерть как наказание и смерть как благодеяние согласно учению преп. Максима Исповедника («Вопросоответы к Фалассию», 61) // Приложение к кн.: Избранные творения преподобного Максима Исповедника. — М., 2004.
- Сидоров А. И. Вступительная статья // Ларше Ж.-К. Преподобный Максим Исповедник — посредник между Востоком и Западом. М., 2004
- Сидоров А. И. Экзегетические труды Оригена: Толкования на Ветхий Завет // Альфа и Омега. — № 1. (42). — 2005.
- Сидоров А. И. Экзегетические труды Оригена: Толкования на Ветхий Завет (продолжение) // Альфа и Омега. — № 2 (43). — 2005.
- Сидоров А. И. Жизненный путь Евагрия Понтийского // Труды Минской Духовной Академии. — № 3. — 2005.
- Сидоров А. И. Святитель Феолипт Филадельфийский. Оглашения Ι-ΙΙΙ. Вступительная статья, перевод и комментарии // Альфа и Омега. — № 3 (44). — 2005.
- Сидоров А. И. Вопрос о пределах ведения Господа нашего Иисуса Христа и его решение в контексте святоотеческого Предания // Богословский вестник. — № 5-6, 2005—2006. — Сергиев Посад, 2006.
- Сидоров А. И. Святитель Феолипт Филадельфийский. Оглашения IV—VI. Перевод и комментарии // Альфа и Омега. — № 1 (45). — 2006.
- Сидоров А. И. Предисловие (в соавторстве с А. А. Зайцевым) к Собранию творений преподобного Иустина (Поповича), т. II. — М., 2006.
- Сидоров А. И. Святитель Феолипт Филадельфийский. Оглашения VII. Перевод и комментарии // Альфа и Омега. — № 2 (46). — 2006.
- Сидоров А. И. Святой Амвросий Медиоланский как представитель золотого века святоотеческой письменности. Предисловие// Адамов И. И. Святитель Амвросий Медиоланский. — Сергиев Посад, 2006.
- Сидоров А. И. Святитель Феолипт Филадельфийский. Оглашения VIII—IX. Перевод и комментарии // Альфа и Омега, № 3 (47), 2006.
Святой Лукиан Антиохийский и его ученики (К предыстории Антиохийской школы) // Альфа и Омега. — № 1. — (48) и Альфа и Омега. — № 2 (49). — 2007.
- Сидоров А. И. История Церкви как историческая и богословская наука // Альфа и Омега. — № 2 (49). — 2007.
- Сидоров А. И. Основные тенденции развития и характерные черты древнехристианской и ранневизантийской экзегезы (II — начало VIII вв.) // Экзегетика и герменевтика Священного Писания. Выпуск 1. Сборник материалов I и II Богословских научных конференций, проходивших в МДА 27.10.2005 и 22 — 23.11.2006. Сергиев Посад.
- Сидоров А. И. Преподобный Максим Исповедник. Вопросоответы к Фалассию. Вопрос LXII. Перевод и комментарии // Альфа и Омега. — № 3 (50). — 2007.
- Сидоров А. И. Древнецерковная историческая письменность (Основные этапы становления древнецерковной историографии) // Альфа и Омега. — № 3 (50). — 2007; № 1 (51). — 2008; № 2 (52). — 2008;
- Сидоров А. И. Святоотеческое учение о таинстве покаяния (некоторые аспекты) // Альфа и Омега, № 1 (51), 2008.
- Сидоров А. И. Экзегетические труды Оригена: Толкования на Новый Завет // Альфа и Омега. — № 1. (51). — 2008; № 2 (52). — 2008.
- Сидоров А. И. Преподобный Анастасий Синаит. Вопросы и ответы. Перевод и комментарии (2 а.л.) // Альфа и Омега. — № 2 (52).
- Сидоров А. И. Святитель Василий Великий. Жизнь, церковное служение и творения // Святитель Василий Великий. Творения, т. I. — М., 2008.
- Сидоров А. И. Герметизм. // Философский энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия, 1983. — С. 112.
- Сидоров А. И. Гностицизм. // Философский энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия, 1983. — С. 118—119.
- Сидоров А. И. Манихейство. // Философский энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия, 1983. — С. 339.
- Сидоров А. И. Нумений // Философский энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия, 1983. — С. 442.
Рецензии
- Сидоров А. И. Рецензия на книгу К.Рудольфа «Гностицизм. Сущность и история одной позднеантичной религии». Лейпциг, 1977 // Вестник древней истории. — 1981. — № 1.
- Сидоров А. И. Рецензия на материалы Международного симпозиума, посвященного творчеству Максима Исповедника // Византийский временник. — 1984. — Т. 45.
- Сидоров А. И. Рецензия на критическое издание «Вопросоответов к Фалассию» и «Вопросов и недоумений» Максима Исповедника // Византийский временник. — 1988. — Т. 49
- Сидоров А. И. Рецензия на критические издания трудов Анастасия Синаита, Никифора Влеммида и анонимного автора трактата «Против иудеев» // Византийский временник. — 1989. — Т. 50.
- Сидоров А. И. Рецензия на критическое издание греческих катен на книги Бытие и Исход // Византийский временник. — 1991. — Т. 51.
- Сидоров А. И. Рецензия на критическое издание сочинений Иоанна Кантакузина и Леонтия Иерусалимского // Византийский временник. — 1991. — Т. 52.
Напишите отзыв о статье "Сидоров, Алексей Иванович (историк)"
Ссылки
- Сидоров А. И. [www.bogoslov.ru/text/1243271.html Как богатые пытаются войти в Царство Небесное (Ирина Хумнена Палеологиня, в монашестве — Евлогия)] // Богослов.ру, 15.11.2010
- Сидоров А. И. [www.bogoslov.ru/text/3039890.html Экзегеза прп. Максима Исповедника] // Богослов.ру, 23.01.2013
Примечания
Отрывок, характеризующий Сидоров, Алексей Иванович (историк)
Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.
Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.
В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.
Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.
Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Категории:
- Родившиеся 27 ноября
- Родившиеся в 1944 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Салтыковке
- Кандидаты исторических наук
- Кандидаты богословия
- Доктора церковной истории
- Учёные по алфавиту
- Выпускники исторического факультета МГУ
- Авторы энциклопедий и словарей
- Историки СССР
- Историки России
- Патрологи
- Преподаватели Московской духовной академии
- Преподаватели Российского православного университета святого Иоанна Богослова
- Сотрудники ИРИ РАН
- Сотрудники ИМЛИ
- Преподаватели ПСТГУ
