Сиенское Палио

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Сиенское Палио (известное в Италии как Il Palio) — это традиционные скачки, проходящие дважды в год: 2 июля и 16 августа в Сиене, Италия. Из 17 имеющихся в Сиене контрад в состязании 2 июля участвуют 10, а 16 августа – остальные 7; на следующий год участники меняются местами (эти 7 выступают 2 июля и к ним по жеребьёвке добавляются ещё три участника из десятки прошлого года). Каждая контрада имеет свой герб и традиционные цвета, в которые одевается представляющий её всадник.

Палио, проходящее 2 июля, названо Палио ди Провензано в честь Мадонны ди Провензано, одноимённой церкви в Сиене. Палио, проходящее 16 августа, называется Палио делла Ассунта в честь Вознесения Богоматери.

Великолепный ритуал, Кортео Сторико, предшествующий скачкам, притягивает зрителей со всего света. Флаги и гербы контрад вывешиваются на здании Палаццо Коммунале на площади.

Сами бега, во время которых наездники управляют неосёдланными лошадьми, включают в себя три круга по площади дель Кампо, длиной в 333 метра (таким образом, общая длина дистанции - ровно 1 километр) на которую специально кладут толстый слой земли. Длятся они обычно не больше 90 секунд. Иногда жокеи слетают с лошадей во время крутых поворотов, после чего лошади часто заканчивают гонку в одиночку. В действительности, Палио выигрывается лошадью, представляющей контраду. В случае такой победы наездник не получает наградных денег за победу на скачках.

Заканчиваются бега шествиями по городу, которые длятся всю ночь.

История

Самые ранние из известных предшественников скачек проходили в средние века.

Когда правитель Тосканы запретил сражение быков в 1590 году, контрады организовали скачки на площади дель Кампо. Первые такие скачки были на быках и назывались буффалатэ. Затем их заменили скачки на ослах, называвшиеся асинате, а гонки на лошадях проходили в других местах. Первое Палио в современном понимании было устроено в 1656 году. Поначалу в год устраивались только одни скачки, 2 июля. Вторые, 16 августа, были добавлены позже.

17 контрад

Семнадцать контрад Сиены: Акуила (Орёл), Бруко (Гусеница), Кьоччола (Улитка), Чиветта (Домовый сыч), Драго (Дракон), Джираффа (Жираф), Истриче (Дикобраз), Леокорно (Единорог), Лупа (Волчица), Никкьо (Раковина), Ока (Гусь), Онда (Волна), Пантера (Чёрная пантера), Сельва (Лес), Тартука (Черепаха), Торре (Башня) и Вальдимонтоне (дословно «Долина барана» — часто сокращающееся до Монтоне).

Источники

• Brown, Margaret Mcdonough and Titus Buckhardt (1960). Siena, the City of the Virgin. Oxford: Oxford University Press.
• Drechsler, Wolfgang (2006). «The Contrade, the Palio and the Ben Comune: Lessons from Siena», Trames 10(2), 99-125.
• Dundes, Alan and Alessandro Falassi (2005). La Terra in Piazza. An Interpretation of the Palio of Siena. 2nd of the new edn. (Orig. 1972). Siena: Nuova Immagine. (Standard work, but meanwhile very controversial because of its Freudian interpretation.)
• Falassi, Alessandro (1985). « Pageant: Siena’s Everlasting Republic», The Drama Review 29(3), 82-92.
• Handelman, Don (1998), Models and Mirrors: Towards an Anthropology of Public Events, Cambridge: Cambridge University Press.
• Silverman, Sydel (1979). «On the Use of History in Anthropology: The Palio of Siena», American Ethnologist 6(3), 413—436. (Most important counter-model to Dundes & Falassi.)
• Pascal, C. Bennett (1981). «October Horse», Harvard Studies in Classical Philology 85, 261—291.
• Spicer, Dorothy Gladys (1958). Festivals of Western Europe. Wilson.
• 1911 Encyclopædia Britannica, [www.1911encyclopedia.org/Siena Siena]

Ссылки

• [www.ilpalio.siena.it Архив Сиенского Палио I]  (итал.)
  • [www.ilpalio.org/palioenglish.htm Архив Сиенского Палио II]  (англ.)
• [it.wikisource.org/wiki/Regolamento_del_Palio_di_Siena Положения Сиенского Палио]  (итал.)

Отрывок, характеризующий Сиенское Палио

Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.