Сикорский, Владислав

Владислав Сикорский Władysław Sikorski<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Правительства Польши в изгнании
30 сентября 1939 года — 4 июля 1943 года
Президент:	Владислав Рачкевич
Предшественник:	Владислав Рачкевич
Преемник:	Станислав Миколайчик
Председатель Совета Министров Польши
16 декабря 1922 года — 26 мая 1923 года
Президент:	Станислав Войцеховский
Предшественник:	Юлиан Новак
Преемник:	Винценты Витос
Министр внутренних дел Польши
16 декабря 1922 года — 26 мая 1923 года
Предшественник:	Антони Каминьский Людвик Даровский (и.о.)
Преемник:	Владислав Кирник
Министр военных дел Польши
14 февраля 1924 года — 14 ноября 1925 года
Предшественник:	Казимир Соснковский
Преемник:	Стефан Маевский (и.о.) Люциан Желиговский
Министр военных дел Польши в изгнании
30 сентября 1939 года — 26 сентября 1942 года
Предшественник:	должность учреждена; Тадеуш Кашпшицкий как министр военных дел Польши
Преемник:	Мариан Влодзимеж Кукель
Министр юстиции Польши в изгнании
16 октября 1939 года — 20 июля 1940 года
Предшественник:	должность учреждена; Витольд Грабовский как министр юстиции Польши
Преемник:	Мариан Сейда
Вероисповедание:	Католик
Рождение:	20 мая 1881(1881-05-20) село Тушув-Народовый, Подкарпатское воеводство, Королевство Галиции и Лодомерии, Австро-Венгерская империя
Смерть:	4 июля 1943(1943-07-04) (62 года) близ Гибралтара
Место погребения:	кладбище польских лётчиков в Ньюарке около Ноттингема, графство Ноттингемшир, Великобритания. Перезахоронен – Вавель, Краков, Польша
Военная служба
Принадлежность:	Польша
Звание:	Генерал брони
Автограф:
Награды:

Влади́слав Сико́рский (польск. Władysław Sikorski; 20 мая 1881 — 4 июля 1943) — польский военачальник и политик, генерал брони (генерал-полковник), премьер-министр правительства Польши в изгнании.

Биография

Ранние годы

Сикорский родился 20 мая 1881 года в селе Тушув-Народовый Подкарпатского воеводства в Галиции, на территории Австро-Венгрии. Учился в Жешуве, закончил гимназию во Львове. В 1902 году поступил на факультет дорог и мостов Львовского политехнического института. В 1908 году Сикорский стал одним из создателей львовского Союза Активной Борьбы, затем в 1910 году — председателем местного военизированного польского союза «Стрелец» (Strzelec, Zwiazek Strzelecki). С 1912 года - референт, затем генеральный секретарь Временной комиссии Конфедерации национально-освободительных партий. С 1914 года - член галицийского Главного Народного комитета, с 1916 года — начальник его военного отдела. В этот период начался серьёзный конфликт между ним и Юзефом Пилсудским: в отличие от Пилсудского, Сикорский выступал за воссоздание польского государства под эгидой Австро-Венгрии, Пилсудский же предполагал более сложную геополитическую комбинацию. В 1916—1918 гг. Сикорский занимался вербовкой поляков в австрийскую армию.

В составе Войска Польского и Советско-польская война

С ноября 1918 года Владислав Сикорский в составе Войска Польского: начальник штаба войсковых групп «Восток» в Галиции, командующий группой «Бартатув» и «группой полковника Сикорского».

Во время Советско-польской войны Владислав Сикорский командовал 9-й дивизией пехоты и Полесской группой войск в Киевской операции, 5-й армией в варшавской операции, а также 3-ей армией в боях за Замостье. Во время битвы за Варшаву частям под командованием Сикорского удалось остановить большевистские войска к северу от польской столицы, что дало время Пилсудскому для проведения победоносной контрнаступательной операции. За участие в битве за Варшаву Сикорский был награждён самым почётным польским военным орденом «Virtuti Militari». В апреле 1921 года Сикорский сменил Юзефа Пилсудского на посту главнокомандующего польской армии и возглавил Генеральный штаб.

Премьер-министр

16 декабря 1922 года после убийства Президента Габриэля Нарутовича маршал (председатель) Сейма Мацей Ратай предложил кандидатуру главнокомандующего польской армии Владислава Сикорского на пост Председателя Совета Министров, одновременно исполняющего обязанности министра внутренних дел. Сикорский занимал эту должность до 26 мая 1923 года. Правительство Сикорского сумело восстановить внутреннюю стабильность и добиться от стран Запада признания польских восточных границ.

В составе Войска Польского

В 1923—1924 годах Сикорский являлся генеральным инспектором пехоты. В 1924—1925 годах Сикорский — военный министр во втором правительстве Владислава Грабского. В 1925 году он возглавил 6-й округ Войска Польского во Львове. Очередной конфликт с Юзефом Пилсудским вынудил его оставить этот пост в 1928 году.

Майский переворот

Во время Майского переворота 1926 года Сикорский не покинул командование военного округа во Львове, но и не оказал никакой помощи правительству, чем значительно облегчил задачу мятежникам во главе с Юзефом Пилсудским.

В 1928 году эмигрировал во Францию, где находился в оппозиции к польскому правительству. Учился во Франции в Высшей военной школе. В 1938 г. вернулся в Польшу. До 1939 года числился в распоряжении военного министра, не занимая никаких официальных постов.

Вторая мировая война

Вторая мировая война началась 1 сентября 1939 года нападением Германии и Словакии на Польшу. С началом войны генерал Сикорский пытался добиться от маршала Эдварда Рыдз-Смиглы назначения на фронт, но ответа не получил. После поражения Польши перешёл границу с Румынией, откуда прибыл в Париж. Во Франции 28 сентября приступил к формированию польской армии в эмиграции.

30 сентября 1939 года Сикорский стал премьер-министром польского эмиграционного правительства (и оставался им до гибели в 1943 году). 7 ноября указом Президента Республики Польской Сикорский был назначен Генеральным инспектором (главнокомандующим) вооруженных сил. Созданная им во Франции армия насчитывала 84 тысячи человек. После вторжения немцев во Францию поляки вместе с французами и англичанами активно участвовали в боях. После разгрома Франции уцелевшие польские подразделения переправились в Англию и влились в состав вооруженных сил Великобритании.

Армия Андерса

После германского вторжения в СССР 30 июля 1941 года Сикорский подписал с И. М. Майским, советским послом в Англии, договор с СССР о возобновлении дипломатических отношений и пакт о создании польской армии на Востоке. В 1941—1942 годах он участвовал в создании Польской армии Андерса, формировавшейся в районе Бузулука и впоследствии переброшенной на Ближний Восток.

Однако вскоре обнаружение и обнародование немцами Катынского захоронения привело к разрыву Сикорского с Москвой. В апреле 1943 года эти отношения были формально разорваны правительством Сталина, после того как Сикорский потребовал расследования Катынского расстрела польских военных.

Катастрофа в Атлантике

В связи с обнаружившимися в апреле 1943 года фактами Катынского расстрела Сикорский выступил с резкими обвинениями в адрес СССР, в частности, требуя от Черчилля разрыва отношений с СССР. Спустя несколько недель генерал Владислав Сикорский, его дочь Зофья и начальник штаба Тадеуш Климецкий погибли в авиакатастрофе 4 июля 1943 года близ Гибралтара. Самолёт «Liberator II AL523» рухнул в море через 16 секунд после взлёта. Целью Сикорского была инспекция контингентов армии Андерса на Ближнем Востоке.

Некоторые современные историки утверждают, что это скорее всего не было случайностью. Английский пилот, который никогда не надевал спасательный жилет, именно в этом полёте надел его и остался жив.

Генерал был с почестями, в присутствии премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля, похоронен на кладбище польских летчиков в Ньюарке, около Ноттингема (графство Ноттингемшир). 17 сентября 1993 года его прах был перевезён в Польшу и захоронен на Вавеле в Кракове.

До конца не выясненное происшествие породило множество слухов, догадок и версий. В ноябре 2008 года его тело было эксгумировано и проверено польскими экспертами с целью подтверждения версии о причастности к его гибели советских спецслужб, но никаких фактов обнаружено не было.

В книге Грегори Дугласа «Шеф гестапо Генрих Мюллер. Вербовочные беседы», Г. Мюллер утверждал, что немцы нашли способ перехватывать защищенный телефонный сигнал между двумя главами правительств США и Англии и позже нашли способ расшифровать записи телефонных разговоров. После расшифровки якобы стало ясно, что Владислава Сикорского убил Уинстон Черчилль по соглашению с Рузвельтом.

«Не могу себе представить, чтобы вы могли забыть о наших разговорах на эту тему. Наши взгляды на эту проблему совпадали», — сказал английский премьер-министр. Рузвельт же заявил, что «никогда не говорил, что нужно устранить Сикорского. Несомненно, я выражал мнение, что нужно надеть на него удила, но ликвидация Сикорского была отвратительным преступлением». «Черчилль: — Вы прекрасно знаете, что вопрос о Сикорском мы решили вместе во всех деталях, и вы полностью согласились с моим предложением. Теперь вы не можете ставить под сомнение свою часть ответственности».

Так же утверждение, что убийство Сикорского было организовано Черчиллем, поддерживает немецкий историк Альфред Шицкель.

Награды

• Орден Белого орла
• Командорский крест со звездой ордена «Virtuti Militari»
• Серебряный крест ордена «Virtuti Militari»
• Орден «Крест Грюнвальда» 1 степени (2.VII.1946)
• Кавалер Большого креста ордена «Возрождения Польши»
• Командор ордена «Возрождения Польши»
• Крест Храбрых (четырежды)
• Золотой Крест Заслуги
• Кавалер Большого креста ордена Почётного легиона
• Крест Заслуги войск Центральной Литвы

Отрывок, характеризующий Сикорский, Владислав

И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
M lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему , соблазнителю, эту историю. Теперь этот он , настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.
Маленькая княгиня, как старая полковая лошадь, услыхав звук трубы, бессознательно и забывая свое положение, готовилась к привычному галопу кокетства, без всякой задней мысли или борьбы, а с наивным, легкомысленным весельем.
Несмотря на то, что Анатоль в женском обществе ставил себя обыкновенно в положение человека, которому надоедала беготня за ним женщин, он чувствовал тщеславное удовольствие, видя свое влияние на этих трех женщин. Кроме того он начинал испытывать к хорошенькой и вызывающей Bourienne то страстное, зверское чувство, которое на него находило с чрезвычайной быстротой и побуждало его к самым грубым и смелым поступкам.
Общество после чаю перешло в диванную, и княжну попросили поиграть на клавикордах. Анатоль облокотился перед ней подле m lle Bourienne, и глаза его, смеясь и радуясь, смотрели на княжну Марью. Княжна Марья с мучительным и радостным волнением чувствовала на себе его взгляд. Любимая соната переносила ее в самый задушевно поэтический мир, а чувствуемый на себе взгляд придавал этому миру еще большую поэтичность. Взгляд же Анатоля, хотя и был устремлен на нее, относился не к ней, а к движениям ножки m lle Bourienne, которую он в это время трогал своею ногою под фортепиано. M lle Bourienne смотрела тоже на княжну, и в ее прекрасных глазах было тоже новое для княжны Марьи выражение испуганной радости и надежды.
«Как она меня любит! – думала княжна Марья. – Как я счастлива теперь и как могу быть счастлива с таким другом и таким мужем! Неужели мужем?» думала она, не смея взглянуть на его лицо, чувствуя всё тот же взгляд, устремленный на себя.
Ввечеру, когда после ужина стали расходиться, Анатоль поцеловал руку княжны. Она сама не знала, как у ней достало смелости, но она прямо взглянула на приблизившееся к ее близоруким глазам прекрасное лицо. После княжны он подошел к руке m lle Bourienne (это было неприлично, но он делал всё так уверенно и просто), и m lle Bourienne вспыхнула и испуганно взглянула на княжну.
«Quelle delicatesse» [Какая деликатность,] – подумала княжна. – Неужели Ame (так звали m lle Bourienne) думает, что я могу ревновать ее и не ценить ее чистую нежность и преданность ко мне. – Она подошла к m lle Bourienne и крепко ее поцеловала. Анатоль подошел к руке маленькой княгини.
– Non, non, non! Quand votre pere m'ecrira, que vous vous conduisez bien, je vous donnerai ma main a baiser. Pas avant. [Нет, нет, нет! Когда отец ваш напишет мне, что вы себя ведете хорошо, тогда я дам вам поцеловать руку. Не прежде.] – И, подняв пальчик и улыбаясь, она вышла из комнаты.


Все разошлись, и, кроме Анатоля, который заснул тотчас же, как лег на постель, никто долго не спал эту ночь.
«Неужели он мой муж, именно этот чужой, красивый, добрый мужчина; главное – добрый», думала княжна Марья, и страх, который почти никогда не приходил к ней, нашел на нее. Она боялась оглянуться; ей чудилось, что кто то стоит тут за ширмами, в темном углу. И этот кто то был он – дьявол, и он – этот мужчина с белым лбом, черными бровями и румяным ртом.
Она позвонила горничную и попросила ее лечь в ее комнате.
M lle Bourienne в этот вечер долго ходила по зимнему саду, тщетно ожидая кого то и то улыбаясь кому то, то до слез трогаясь воображаемыми словами рauvre mere, упрекающей ее за ее падение.
Маленькая княгиня ворчала на горничную за то, что постель была нехороша. Нельзя было ей лечь ни на бок, ни на грудь. Всё было тяжело и неловко. Живот ее мешал ей. Он мешал ей больше, чем когда нибудь, именно нынче, потому что присутствие Анатоля перенесло ее живее в другое время, когда этого не было и ей было всё легко и весело. Она сидела в кофточке и чепце на кресле. Катя, сонная и с спутанной косой, в третий раз перебивала и переворачивала тяжелую перину, что то приговаривая.
– Я тебе говорила, что всё буграми и ямами, – твердила маленькая княгиня, – я бы сама рада была заснуть, стало быть, я не виновата, – и голос ее задрожал, как у собирающегося плакать ребенка.
Старый князь тоже не спал. Тихон сквозь сон слышал, как он сердито шагал и фыркал носом. Старому князю казалось, что он был оскорблен за свою дочь. Оскорбление самое больное, потому что оно относилось не к нему, а к другому, к дочери, которую он любит больше себя. Он сказал себе, что он передумает всё это дело и найдет то, что справедливо и должно сделать, но вместо того он только больше раздражал себя.
«Первый встречный показался – и отец и всё забыто, и бежит кверху, причесывается и хвостом виляет, и сама на себя не похожа! Рада бросить отца! И знала, что я замечу. Фр… фр… фр… И разве я не вижу, что этот дурень смотрит только на Бурьенку (надо ее прогнать)! И как гордости настолько нет, чтобы понять это! Хоть не для себя, коли нет гордости, так для меня, по крайней мере. Надо ей показать, что этот болван об ней и не думает, а только смотрит на Bourienne. Нет у ней гордости, но я покажу ей это»…
Сказав дочери, что она заблуждается, что Анатоль намерен ухаживать за Bourienne, старый князь знал, что он раздражит самолюбие княжны Марьи, и его дело (желание не разлучаться с дочерью) будет выиграно, и потому успокоился на этом. Он кликнул Тихона и стал раздеваться.
«И чорт их принес! – думал он в то время, как Тихон накрывал ночной рубашкой его сухое, старческое тело, обросшее на груди седыми волосами. – Я их не звал. Приехали расстраивать мою жизнь. И немного ее осталось».
– К чорту! – проговорил он в то время, как голова его еще была покрыта рубашкой.
Тихон знал привычку князя иногда вслух выражать свои мысли, а потому с неизменным лицом встретил вопросительно сердитый взгляд лица, появившегося из под рубашки.
– Легли? – спросил князь.
Тихон, как и все хорошие лакеи, знал чутьем направление мыслей барина. Он угадал, что спрашивали о князе Василье с сыном.
– Изволили лечь и огонь потушили, ваше сиятельство.
– Не за чем, не за чем… – быстро проговорил князь и, всунув ноги в туфли и руки в халат, пошел к дивану, на котором он спал.
Несмотря на то, что между Анатолем и m lle Bourienne ничего не было сказано, они совершенно поняли друг друга в отношении первой части романа, до появления pauvre mere, поняли, что им нужно много сказать друг другу тайно, и потому с утра они искали случая увидаться наедине. В то время как княжна прошла в обычный час к отцу, m lle Bourienne сошлась с Анатолем в зимнем саду.
Княжна Марья подходила в этот день с особенным трепетом к двери кабинета. Ей казалось, что не только все знают, что нынче совершится решение ее судьбы, но что и знают то, что она об этом думает. Она читала это выражение в лице Тихона и в лице камердинера князя Василья, который с горячей водой встретился в коридоре и низко поклонился ей.
Старый князь в это утро был чрезвычайно ласков и старателен в своем обращении с дочерью. Это выражение старательности хорошо знала княжна Марья. Это было то выражение, которое бывало на его лице в те минуты, когда сухие руки его сжимались в кулак от досады за то, что княжна Марья не понимала арифметической задачи, и он, вставая, отходил от нее и тихим голосом повторял несколько раз одни и те же слова.
Он тотчас же приступил к делу и начал разговор, говоря «вы».
– Мне сделали пропозицию насчет вас, – сказал он, неестественно улыбаясь. – Вы, я думаю, догадались, – продолжал он, – что князь Василий приехал сюда и привез с собой своего воспитанника (почему то князь Николай Андреич называл Анатоля воспитанником) не для моих прекрасных глаз. Мне вчера сделали пропозицию насчет вас. А так как вы знаете мои правила, я отнесся к вам.
– Как мне вас понимать, mon pere? – проговорила княжна, бледнея и краснея.
– Как понимать! – сердито крикнул отец. – Князь Василий находит тебя по своему вкусу для невестки и делает тебе пропозицию за своего воспитанника. Вот как понимать. Как понимать?!… А я у тебя спрашиваю.
– Я не знаю, как вы, mon pere, – шопотом проговорила княжна.
– Я? я? что ж я то? меня то оставьте в стороне. Не я пойду замуж. Что вы? вот это желательно знать.
Княжна видела, что отец недоброжелательно смотрел на это дело, но ей в ту же минуту пришла мысль, что теперь или никогда решится судьба ее жизни. Она опустила глаза, чтобы не видеть взгляда, под влиянием которого она чувствовала, что не могла думать, а могла по привычке только повиноваться, и сказала:
– Я желаю только одного – исполнить вашу волю, – сказала она, – но ежели бы мое желание нужно было выразить…
Она не успела договорить. Князь перебил ее.
– И прекрасно, – закричал он. – Он тебя возьмет с приданным, да кстати захватит m lle Bourienne. Та будет женой, а ты…
Князь остановился. Он заметил впечатление, произведенное этими словами на дочь. Она опустила голову и собиралась плакать.
– Ну, ну, шучу, шучу, – сказал он. – Помни одно, княжна: я держусь тех правил, что девица имеет полное право выбирать. И даю тебе свободу. Помни одно: от твоего решения зависит счастье жизни твоей. Обо мне нечего говорить.
– Да я не знаю… mon pere.
– Нечего говорить! Ему велят, он не только на тебе, на ком хочешь женится; а ты свободна выбирать… Поди к себе, обдумай и через час приди ко мне и при нем скажи: да или нет. Я знаю, ты станешь молиться. Ну, пожалуй, молись. Только лучше подумай. Ступай. Да или нет, да или нет, да или нет! – кричал он еще в то время, как княжна, как в тумане, шатаясь, уже вышла из кабинета.
Судьба ее решилась и решилась счастливо. Но что отец сказал о m lle Bourienne, – этот намек был ужасен. Неправда, положим, но всё таки это было ужасно, она не могла не думать об этом. Она шла прямо перед собой через зимний сад, ничего не видя и не слыша, как вдруг знакомый шопот m lle Bourienne разбудил ее. Она подняла глаза и в двух шагах от себя увидала Анатоля, который обнимал француженку и что то шептал ей. Анатоль с страшным выражением на красивом лице оглянулся на княжну Марью и не выпустил в первую секунду талию m lle Bourienne, которая не видала ее.
«Кто тут? Зачем? Подождите!» как будто говорило лицо Анатоля. Княжна Марья молча глядела на них. Она не могла понять этого. Наконец, m lle Bourienne вскрикнула и убежала, а Анатоль с веселой улыбкой поклонился княжне Марье, как будто приглашая ее посмеяться над этим странным случаем, и, пожав плечами, прошел в дверь, ведшую на его половину.
Через час Тихон пришел звать княжну Марью. Он звал ее к князю и прибавил, что и князь Василий Сергеич там. Княжна, в то время как пришел Тихон, сидела на диване в своей комнате и держала в своих объятиях плачущую m lla Bourienne. Княжна Марья тихо гладила ее по голове. Прекрасные глаза княжны, со всем своим прежним спокойствием и лучистостью, смотрели с нежной любовью и сожалением на хорошенькое личико m lle Bourienne.
– Non, princesse, je suis perdue pour toujours dans votre coeur, [Нет, княжна, я навсегда утратила ваше расположение,] – говорила m lle Bourienne.
– Pourquoi? Je vous aime plus, que jamais, – говорила княжна Марья, – et je tacherai de faire tout ce qui est en mon pouvoir pour votre bonheur. [Почему же? Я вас люблю больше, чем когда либо, и постараюсь сделать для вашего счастия всё, что в моей власти.]
– Mais vous me meprisez, vous si pure, vous ne comprendrez jamais cet egarement de la passion. Ah, ce n'est que ma pauvre mere… [Но вы так чисты, вы презираете меня; вы никогда не поймете этого увлечения страсти. Ах, моя бедная мать…]
– Je comprends tout, [Я всё понимаю,] – отвечала княжна Марья, грустно улыбаясь. – Успокойтесь, мой друг. Я пойду к отцу, – сказала она и вышла.
Князь Василий, загнув высоко ногу, с табакеркой в руках и как бы расчувствованный донельзя, как бы сам сожалея и смеясь над своей чувствительностью, сидел с улыбкой умиления на лице, когда вошла княжна Марья. Он поспешно поднес щепоть табаку к носу.
– Ah, ma bonne, ma bonne, [Ах, милая, милая.] – сказал он, вставая и взяв ее за обе руки. Он вздохнул и прибавил: – Le sort de mon fils est en vos mains. Decidez, ma bonne, ma chere, ma douee Marieie qui j'ai toujours aimee, comme ma fille. [Судьба моего сына в ваших руках. Решите, моя милая, моя дорогая, моя кроткая Мари, которую я всегда любил, как дочь.]
Он отошел. Действительная слеза показалась на его глазах.
– Фр… фр… – фыркал князь Николай Андреич.
– Князь от имени своего воспитанника… сына, тебе делает пропозицию. Хочешь ли ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? Ты говори: да или нет! – закричал он, – а потом я удерживаю за собой право сказать и свое мнение. Да, мое мнение и только свое мнение, – прибавил князь Николай Андреич, обращаясь к князю Василью и отвечая на его умоляющее выражение. – Да или нет?