Сикст V

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сикст V
Sixtus PP. V<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
227-й папа римский
24 апреля 1585 — 27 августа 1590
Интронизация: 1 мая 1585
Церковь: Римско-католическая церковь
Предшественник: Григорий XIII
Преемник: Урбан VII
 
Имя при рождении: Феличе Перетти Монтальто
Оригинал имени
при рождении:
Felice Peretti Montalto
Рождение: 17 января 1521(1521-01-17)
Гроттаммаре, Папская область
Смерть: 27 августа 1590(1590-08-27) (69 лет)
Рим
Принятие священного сана: 1547
Епископская хиротония: 12 января 1567
Кардинал с: 17 мая 1570

Сикст V (лат. Sixtus PP. V; в миру Феличе Перетти ди Монтальто, итал. Felice Peretti di Montalto; 13 декабря 1521 — 27 августа 1590) — папа римский с 24 апреля 1585 по 27 августа 1590.



Биография

Феличе Перетти родился 13 декабря 1521 в Гроттаммаре в бедной семье. Согласно «Церковным хроникам» Андрии Змаевича, отец Сикста V, которого также звали Феличе Перетти, с рождения звался «Сречко Перич» (серб. Srećko Perić), происходил из рода Шишичей (по другой версии, неподтвержденной, из рода Свилановичей) и родился в поселке Биельске Крушевице неподалеку от городка Биела в Бока-Которском заливе Адриатического моря (ныне Черногория).

Будучи ребенком, отец будущего римского папы прислуживал в католическом монастыре в Которе, и перешел из православия в католичество, а впоследствии один из монастырских братьев, родом итальянец, взял его с собой в Италию. Он обосновался в Анконе, где вскоре женился и поменял имя на итальянский манер, став «Феличе Перетти». Более о происхождении семьи Перетти ничего не известно, но когда Феличе-младший стал папой Сикстом V, он перестроил церковь Св. Иеронима в Риме (закончена в 1589), которая обычно использовалась католиками, говорившими на «иллирийском» (то есть славянском) языке. Также Сикст V своей буллой «Sapientiam Sanctorum» от 1 августа 1589 основал колледж для славянских священников, который впоследствии был преобразован в Папский Хорватский Колледж Св.Иеронима.

Повзрослев, Феличе Перетти вступил в орден францисканцев, где отличился как хороший проповедник и пропагандист контрреформационных лозунгов Тридентского собора. Павел IV доверил ему функции инквизитора в Венеции, а Пий V назначил его генералом ордена и кардиналом. В период понтификата Григория XIII Перетти оказался не у дел, поскольку папа попросту не выносил его.

С первых месяцев своего понтификата Сикст V постановил покончить с бандитизмом, который со времен его предшественника безнаказанно процветал в Риме и на ведущих к нему дорогах. Папа применил жестокие меры: приказал рубить пойманным разбойникам головы и выставлять на всеобщее обозрение на мосту, который вел к Замку св. Ангела. Папский флот отбросил пиратов, угрожавших подвозу продуктов для жителей Рима. В 1588 Сикст V реорганизовал римскую курию, главные учреждения которой — Конгрегации — просуществовали до нынешнего дня. Он приказал осушить Понтийские болота, благодаря чему малярия перестала быть серьёзной проблемой для Рима. Предусмотрительность Сикста способствовала увеличению папской казны.

Менее удачными были его дипломатические акции. Большого труда стоило ему удержаться на нейтральных позициях между Францией и Испанией. Надежда на то, что мощь испанской армады сломит протестантскую Англию, развеялась в 1588 вместе с гибелью кораблей Филиппа II в проливе Ла-Манш.

В правление Сикста V Вечный город украсился новыми постройками, были приведены в порядок улицы и площади, сооружены четыре фонтана на Квиринале. Перед главными соборами папа приказал поставить обелиски, которые ещё во времена Древнего Рима были привезены из Египта и лежали заброшенными среди руин императорских дворцов. Сикст V лично покровительствовал творчеству итальянского поэта Торквато Тассо (15441595), автора поэмы «Освобожденный Иерусалим». Могила Сикста находится в обновленной им Сикстинской капелле в соборе Санта Мария Маджоре.

Напишите отзыв о статье "Сикст V"

Ссылки

Сикст // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Сикст V



Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.