Силва, Габриэл

Габриэл Силва
Общая информация
Полное имя	Габриэл Мойзес Антунес да Силва
Родился	13 мая 1991(1991-05-13) (32 года) Пирасикаба, Бразилия
Гражданство	Бразилия
Рост	179 см
Вес	75 кг
Позиция	защитник
Информация о клубе
Клуб	Гранада
Номер	12
Карьера
Молодёжные клубы
2007—2008	Риу-Клару
2008—2010	Палмейрас
Клубная карьера*
2010—2011	Палмейрас	46 (2)
2011	Удинезе	0 (0)
2012	Гранада	0 (0)
2012	→  Новара	3 (0)
2012—2015	Удинезе	60 (2)
2015—2016	→  Карпи	16 (0)
2016	→  Дженоа	11 (0)
2016—н. в.	→  Гранада	0 (0)
Национальная сборная**
2011	Бразилия (до 20)	9 (1)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов, откорректировано по состоянию на 15 мая 2016. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Габриэл Мойзе́с Антунес да Силва (порт.-браз. Gabriel Moisés Antunes da Silva; 13 мая 1991, Пирасикаба) — бразильский футболист, левый защитник клуба «Гранада».

Карьера

Габриэл Силва начал карьеру в возрасте 15-ти лет в клубе «Риу-Клару». В 2008 году он перешёл в «Палмейрас», где последовательно прошёл команды в возрасте до 17-ти, до 18-ти, до 19-ти и до 20 лет. 28 января 2010 года Габриэл дебютировал в первой команде клуба, в матче против «Монти-Азул». За этот клуб футболист играл два сезона, проведя, в общей сложности, 46 матчей и забил 2 гола: первый 18 июля 2010 года в ворота «Аваи», а второй — 8 октября того же года в ворота того же «Аваи». В ноябре 2011 года Силва был куплен за 9,6 млн реалов итальянским клубом «Удинезе», но уже через два месяца защитник был передан в испанскую команду «Гранада» из-за лимита на игроков-не членов ЕС в клубе. Такая сделка стала возможна из-за того, что владельцем и «Удинезе», и «Гранады» был итальянский бизнесмен, Джампаоло Поццо. В начале 2012 года Габриэл Силва был арендован «Новарой». 19 февраля он дебютировал в составе клуба в матче с «Аталантой». А всего за клуб провёл лишь 3 игры.

Летом 2012 года Габриэл вновь оказался в «Удинезе». 28 октября он дебютировал в составе команды в матче с «Ромой». В первом сезоне в составе команды бразилец провёл только 19 матчей и забил 1 гол: он часто проигрывал место в основе Пабло Армеро. Но с уходом колумбийца в «Наполи», занял твёрдое место в стартовом составе «Удинезе». Летом 2014 года, после аренды в нескольких клубах, в состав клуба из Удине вернулся Армеро и вновь вытеснил Силву из основы команды. В результате чего, а также тяжелой травмы, полученной в начале сезона, в сезоне 2014/15 бразилец провёл на поле лишь 12 матчей. В 2015 году Габриэл был арендован клубом «Карпи», в котором дебютировал 16 августа в матче Кубка Италии с «Ливорно». В январе 2016 года защитник на правах аренды перешёл в «Дженоа». Дебютной игрой бразильца стал матч с «Ювентусом», в котором его команда проиграла 0:1. Летом 2016 года Габриэл Силва был арендован «Гранадой».

Достижения

• Чемпион Южной Америки (до 20 лет): 2011
• Чемпион мира (до 20 лет): 2011

Ссылки

• [int.soccerway.com/players/gabriel-moises-antunes-da-silva/103653 Профиль на сайте soccerway.com] (англ.)
• [www.calcio.com/profilo_giocatori/gabriel-silva/ Профиль на calcio.com]

Отрывок, характеризующий Силва, Габриэл

Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.