Силезия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 51°06′13″ с. ш. 17°02′23″ в. д. / 51.103521° с. ш. 17.039594° в. д. / 51.103521; 17.039594 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=51.103521&mlon=17.039594&zoom=9 (O)] (Я)

Силезия
польск. Śląsk, чеш. Slezsko, нем. Schlesien/Schläsing[1], сил. Ślůnsk
Страны: Германия, Польша, Чехия
Языки: силезский, польский, немецкий, чешский
Валюта: Евро, польский злотый, чешская крона
Население: поляки, силезцы, чехи, немцы
Часовой пояс: CET (UTC+1), летом CEST (UTC+2)

Силе́зия (Шлёнское, Шлезск, Шлешск сил. Ślůnsk, польск. Śląsk, чеш. Slezsko, нем. Schlesien, сил.-нем. Schläsing) — историческая область в Центральной Европе (долина Одера[2]). Бо́льшая часть Силезии входит в состав Польши, меньшие находятся в Чехии и Германии. Крупнейшие города: Вроцлав, Катовице.





Административное деление

Польская часть Силезии разделена на воеводства:

Опольское и Силезское воеводства составляют Верхнюю Силезию. Меньшая часть Силезии в пределах Чехии носит название Чешская Силезия, которая вместе с северной частью Моравии составляют Моравско-Силезский регион Чехии. Оставшиеся земли составляют Оломоуцкий край.

Традиционно территория Силезии ограничивалась реками Гвизда (Квиса) и Бобр. Земли к западу от Гвизды — Верхняя Лужица. Однако поскольку часть Силезии входила в прусскую провинцию Нижняя Силезия, в Германии Нижнесилезская Верхняя Лужица и Хойерсверда тоже считаются частью Силезии. Эти районы наряду с Нижнесилезским воеводством Польши составляют географический регион Нижняя Силезия.

История

В поздней античности, некоторые римские авторы (Тацит, Птолемей и др.) описали на этих территориях племена лигиев (лугиев), квадов, вандалов, слингиев (или селингов) и другие, которые были названы этими историками «германцами» (под именем «германцев» римские писатели могли подразумевать и иные оседлые «варварские» племена Севера, в частности, славянК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5429 дней]). Квады и вандалы — германские племена, впоследствии, в эпоху Великого переселения народов, покинувшие эту территорию, лугии и селинги — возможно, славяне, засвидетельствованные на этой территории в более поздний период (лужичане, сленжане); по другой версииК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5429 дней], славяне Силезии получили имя сленжан позже, по вандальскому (германскому) племени слингиев, ранее жившему на этой территории. В IX—X вв. значительная часть области была подчинена Великоморавским — затем Чешским — государством.

  • К 999 вся Силезия вошла в состав Польши; область к западу от реки Бобер принадлежала Германии (маркграфство Мейсен). Христианство распространяется в Силезию из Познани, где с 968 г. было епископство; в 1051 г. основано епископство в Бреславле (ныне Вроцлав). При разделе Польши между сыновьями Болеслава Кривоустого (1138) Силезию получил старший сын короля Владислав. Владислав в 1146 г. признал над собой сюзеренитет Священной Римской империи но вскоре был изгнан; в 1163 император Фридрих I Барбаросса выступает в пользу его сыновей, лишенных престола, занимает Силезию и сажает их там. Из них Болеслав I Долговязый стал основателем герцогства Бреславль (Нижняя Силезия); Мечислав — основателем княжества Ратибор (Верхняя Силезия), а Конрад — княжества Глогау; но последний умер в 1178 г. без наследников, и его владения были присоединены к герцогству Бреславльскому.
  • Среди герцогов Нижней Силезии наиболее известны Генрих I Бородатый (ум. 1238), супруг св. Ядвиги, который после победоносной войны достиг в 1233 г. регентства в Польше и владения Краковом, и сын его Генрих II Благочестивый, погибший в битве с монголами при Легнице в 1241 г.
  • 1241 — Силезия опустошена монголами. Нижняя Силезия подверглась разделу, и были образованы герцогства Бреславль, Лигниц и Глогау; Верхняя Силезия также распалась на герцогства Тешен, Оппельн и Ратибор; последнее в 1340 г. присоединено к Троппау, ленному владению чешских королей. К началу XIV века в Силезии насчитывалось 18 княжеств и княжество-епископство Нейсее.
  • В 1327 г. чешский король Иоанн был признан сюзереном всеми герцогами Верхней Силезии и Бреславльским, а в 1329 г. — и большинством герцогов Нижней Силезии.
  • В 1335 г. он заставил польского короля Казимира III Великого отречься от верховных прав на Силезию. Чешский король Карл (он же германский император Карл IV Люксембургский) унаследовал княжества Яуэр и Швейдниц, которые ещё не признавали власти Чехии, после чего вся Силезия стала достоянием чешской короны и вошла в состав Германской империи. Тем не менее Силезия рассматривалась как самостоятельное целое; общие дела её ведали так называемые сеймы силезских князей. Население Силезии относилось враждебно к учению Гуса, как и к чешским элементам вообще, и потому во время Гуситских войн Силезию опустошали гуситские армии.
  • В 1526 Силезия, вместе со всем Чешским королевством, отошла к австрийским Габсбургам. Герцоги силезские не препятствовали распространению реформации в Силезии. В ином положении очутились те части Силезии, которые принадлежали непосредственно германскому императору, управлявшему ими через посредство особого генерал-губернатора. Особенно Фердинанд II старался вернуть жителей Силезии к католицизму. Во время Тридцатилетней войны эта страна, в которой протестантизм пустил глубокие корни, подверглась беспощадному опустошению. Герцог Иоанн-Георг из дома Гогенцоллернов лишился своего княжества Иегерндорф за то, что был приверженцем Фридриха V Пфальцского. После Вестфальского мира 1648 г. протестантские церкви, за исключением некоторых кладбищенских церквей, были закрыты, а имущество их конфисковано. Княжества Мюнстерберг, Саган, Оппельн и Ратибор частью были проданы, частью заложены. Тот же суровый режим распространен был при императоре Леопольде I и на герцогства Лигниц, Волау и Бриг, которые в 1675 г., по смерти Георга-Вильгельма, последнего герцога из дома Пястов, перешли к императору. Благодаря вторжению шведского короля Карла XII протестанты получили по Альтранштедской конвенции 1707 г. и императорскому рецессу 1709 г. право занимать общественные должности; им возвращено было 128 церквей и разрешено построить 6 новых. В 1740 г., со смертью Карла VI и вступлением на престол Марии-Терезии, Фридрих II Прусский заявил притязания на княжества Лигниц, Бриг, Волау и Йегерндорф, после чего вторгся в Силезию в декабре 1740 г.

Онемечивание Силезии

Пясты в XIII веке охотно принимали в свои владения немецких поселенцев, которые приносили с собой передовые по тем временам экономические отношения. Постепенно славянское население в Силезии начинает онемечиваться. Этот процесс усиливается в последующие столетия — когда Силезия попадает под власть Чехии, входившей в то время в Священную Римскую империю (рейх, основанный Оттоном I), где государственным языком был немецкий. Онемечивание продолжилось, когда Силезия становится частью Пруссии, а потом и Германской империи. В результате к началу XX века Силезия в значительной степени являлась германоязычной территорией и, хотя доля славянского населения была все еще достаточно высока, немецкий был общеупотребительным. В XIX веке силезские курорты были популярны в России. В местечке Зальцбрунн (ныне — Щавно-Здруй) в июле 1847 года Белинский написал своё знаменитое «Письмо к Гоголю».

Силезия в составе Прусского королевства

Силезия
Schlesien
Герб
Флаг
Страна:  Пруссия
Площадь:  40 319 км²
Население: 4 935 823 (1905) чел.

Многие силезцы с радостью встретили аннексию Силезии прусским королём Фридрихом II (1740). К концу Войны за Австрийское наследство (17401748) почти весь регион вошёл в состав Пруссии, за исключением юго-восточных княжеств Тешин и Опава, которыми владели австрийские Габсбурги. Семилетняя война (17561763) только упрочила прусский контроль над этой территорией, и провинция Силезия в составе Пруссии считалась одной из самых лояльных по отношению к королю.

В 1815 после Наполеоновских войн, в состав провинции вошла территория примыкавшая к Гёрлицу, бывшие владения Саксонии. К тому времени, в городах Нижней Силезии получил большое распространение немецкий язык, в то время как диалекты польского и чешского языков оставались разговорными лишь в сельской местности Верхней Силезии.

Межвоенный период

После референдума, проведённого в Верхней Силезии, на котором часть жителей (поляки) высказались за вхождение в состав Польши, а часть (немцы) предпочли жить в Германии, Лига Наций сочла разумным разделить этот регион на части, в соответствии с предпочтениями жителей. Восточная часть образовала автономное в составе Польши Силезское воеводство (Autonomiczne Województwo Śląskie). Большая часть, однако, осталась в составе Германии и образовала провинции Верхняя и Нижняя Силезия. По Мюнхенским соглашениям 1938 Чешская Силезия временно вошла в рейхсгау Судетская область, а Польша получила спорную с Чехословакией Тешинскую Силезию, но уже в следующем году Цешин, вместе с самой Польшей, был захвачен германскими войсками.

Вторая мировая война

С началом Польской кампании 1939 вермахт полностью захватил польскую часть Силезии. На этой территории был, в частности, организован лагерь смерти Освенцим.

Силезия после Второй мировой войны

В 1945 Силезия была занята советской армией. В 1945 году в рамках Крымской конференции был поднят так называемый «польский вопрос», довольно существенную часть в нем заняла «Проблема Силезии»[3], копившаяся в Центральной Европе много сотен лет. Большая часть Силезии, в соответствии с решениями Ялтинской и Потсдамской конференций, была передана Польше. Чешская Силезия осталась в пределах Чехословакии (в соответствии с границей 1918—1938 гг.; с 1993 — Чехия). Незначительная часть региона вошла в ГДР (верхнелужицкие районы с городами Гёрлиц, Ниски и др.; после 1990 в составе федеральной земли Саксония).

В честь Силезии назван астероид (257) Силезия открытый 5 апреля 1886 года австрийским астрономом, уроженцем Силезии Иоганном Пализой в обсерватории города Вены.

См. также

Напишите отзыв о статье "Силезия"

Примечания

  1. Силезский диалект немецкого языка
  2. Гегель. Лекции по философии истории, с.136 (Odertal)
  3. [krim-konference.at.ua/load/teksty/stati_tezisy_zametki/shevchenko_o_k_simferopol_granicy_jalty_v_novejshej_istorii_polshi_ehtnokulturnye_problemy_formirovanija_zapadnoj_granicy_polshi/10-1-0-2 «Проблема Силезии»]

Ссылки

  • [krim-konference.at.ua/load/teksty/stati_tezisy_zametki/shevchenko_o_k_simferopol_granicy_jalty_v_novejshej_istorii_polshi_ehtnokulturnye_problemy_formirovanija_zapadnoj_granicy_polshi/10-1-0-2 Шевченко О. К. (Симферополь) «Границы Ялты» в новейшей истории Польши (этнокультурные проблемы формирования западной границы Польши в 1945 году) //Крымская конференция 1945 г. (Библиотека сайта)]
  • [krim-konference.at.ua/publ/2012_vypusk_1/shevchenko_o_k_simferopol_vopros_o_poslevoennykh_zapadnykh_granicakh_iii_rechi_pospolitoj_v_sovremennoj_istoriografii_polshi/1-1-0-5 Шевченко О. К. Вопрос о послевоенных западных границах III Речи Посполитой в современной историографии Польши // АЛЬМАНАХ «Крымская конференция 1945 г.». −2012. — № 1.]
  • www.system-polskiego-prawa-podatkowego.pl/kronika.html Хроника польско-силезская (1285), Хроника князей польских и Деяния епископства вроцлавского (1384)


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Силезия

От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.