Сильвестри, Алан
| Алан Сильвестри Alan Anthony Silvestri | |
 Алан Сильвестри, 2009 | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Полное имя |
Алан Энтони Сильвестри |
| Дата рождения | |
| Место рождения | |
| Страна | |
| Профессии | |
| Инструменты | |
| Жанры | |
| [www.alansilvestri.com www.alansilvestri.com] | |
А́лан Э́нтони Сильве́стри (англ. Alan Anthony Silvestri) — американский композитор, авторов музыки для кинофильмов. Известен совместной работой с режиссёром и продюсером Робертом Земекисом, в особенности трилогией «Назад в будущее». Удостоен многих музыкальных наград и несколько раз выдвигался на премию «Оскар».
Содержание
Биография
Молодость
Родился 26 марта 1950 года в городе Нью-Йорк. Он рос в нескольких милях к западу от Нью-Йорка в Тинеке, штат Нью-Джерси. Его отец — сын итальянского иммигранта, а мать была из семьи ирландских иммигрантов. Хотя он воспитывался в не музыкальной семье, Алан с раннего детства интересовался музыкой. В 3 года уже начал играть на барабанах. Во время обучения в Тинекенской школе был членом оркестра школы и научился играть на фаготе, кларнете, саксофоне и деревянных духовых инструментах. Кроме того, Алан очень сильно любил бейсбол.
В возрасте 14 лет Алан купил гитару за 15 долларов и начал учиться на ней играть. В 15 лет он серьёзно задумался о том, чтобы сделать создание музыки своей профессией. При этом он не думал о написании музыки для фильмов, а скорее видел себя джазовым исполнителем, так как очень любил джаз, а особенно джазового гитариста Уиса Монтгомери. В 1967 году Алан основал свой первый джазовый оркестр «Трио южных ветров» (англ. The South Winds Trio), где он играл на гитаре, Глен Голлбин (англ. Glen Gollobin) — на флейте, а Кен Петретти (англ. Ken Petretti) — на барабанах.
После того, как в 1968 году Алан окончил школу, он поступил в Музыкальный колледж Беркли в Бостоне на отделение джаза. Иногда он выступал со своей гитарой. В Беркли он пробыл меньше двух лет, так как хотел сам писать музыку. В 1970 году он переехал в Лас-Вегас и выступал как 20-летний гитарист блюзовой группы «Уэйн Кокран и С. С. Райдерс» (англ. Wayne Cochran and the C.C. Riders). Но, несмотря на это, Алан не забросил учёбу, а продолжал учиться. Следующую историю рассказал играющий на тромбоне Майк Кац[1]:
|
Когда представители Вайна Кочрана связались с колледжом Беркли и сообщили, что им нужен гитарист, Алан в это время сидел в классе. Кто-то вошел и спросил: "Кто хочет отправиться в турне?" Алан ответил: "Я поеду!". Он находился с нами турне приблизительно в течение года, и он был превосходным гитаристом. | 
|
Карьера
После короткой поездки назад в Бостон Алан возвратился в Лас-Вегас и стал гитаристом и аранжировщиком в одной музыкальной группе (возможно, группа его подруги). В определенный момент ими заинтересовался некий человек и предложил заключить договор на студийную запись. Для подписания контракта они должны были поехать в Финикс. После подписания они узнали, что реальная зарплата очень низкая. Поскольку, по условию контракта, музыканты были связаны со студией на всю оставшуюся жизнь, они решили отыскать этого мошенника в его городе и поехали в Лос-Анджелес. Музыканты были в состоянии выкупить поддельный контракт, но, приехав в Лос-Анджелес, они оказались в трудном положении: в этом городе они никого не знали, да к тому же у них почти не было денег. Алан встретил своего друга, который познакомил его с Бредфордом Крегом. Бредфорд предложил Алану писать музыку для фильмов и познакомил с продюсером фильма «Шайка доберманов». На свои последние деньги он купил пособия для написания музыки и приступил к работе. Алану дали две недели, и за это время он написал более 60 минут музыки. Фильм оказался провальным, поэтому после этого Алана приглашали только в малобюджетные фильмы. Однако это был его первый опыт в музыке для кино[2].
В 1976 году Алан начал учиться играть на фортепиано. А ровно через год ему повезло: режиссёр Пол Майкл Глейсер предложил ему написать музыку для сериала «Старски и Хатч». После того как он написал музыку для нескольких эпизодов этого сериала, компания Metro-Goldwyn-Mayer предложила ему написать музыку для сериала «Калифорнийский дорожный патруль». Алан согласился, и начал писать музыку для этого сериала со второго сезона (1978). За время показа сериала он написал более 120 часов музыки.
«Калифорнийский дорожный патруль» стал поворотным сериалом в его жизни. Он приобрёл огромный опыт в музыке кино. Параллельно он также работал как гитарист и аранжировщик с Джимми Смитом, Mystique и Scherrie & Susaye. Давняя любовь Алана к гитаре постепенно исчезала, с момента, когда он начал сочинять музыку к фильмам. Алан говорит об этом так: «В какой-то момент, когда я начал сочинять для фильмов, игра стала отходить на второй план, и меня все более интересовала письменная форма». В 1983 году Калифорнийский дорожный патруль был внезапно отменен и Алан вновь оказался на улице. С помощью связей композитора Марка Сноу он попытался сочинять музыку для полицейского «Т. Дж. Хукер», но продюсеры не были удовлетворены, и Алан не был нанят.
В 1983 году его знакомят с Робертом Земекисом, который просит написать всего три минуты музыки к фильму «Роман с камнем» для момента, когда героиня Кэтлин Тёрнер бежит по джунглям. Алан как раз начал оборудовать у себя дома музыкальную студию, но у него ещё было мало оборудования. Он не спал всю ночь, но это стоило того. Утром Майкл Дуглас (который также был продюсером) предложил ему контракт. Земекис приглашал Сильвестри практически на все свои фильмы. Также во время съемок он познакомился с дирижёром Джеймсом Кэмпболом, с которым потом вместе работал до 1991 года. В 1985 году Земекис знакомит Алана со Стивеном Спилбергом, который был очень впечатлен работой молодого композитора и потому решил нанять его на постоянное место[3].
Вместе Сильвестри и Земекис создали такие фильмы как трилогию «Назад в будущее», «Форрест Гамп», «Изгой», «Контакт» и многие другие. При этом они стали друзьями:
|
|
Я как-то стоял в белом свитере Calvin Klein, и вдруг, внезапно, увидел Боба. Он шел в точно таком же свитере. Мы уже тогда поняли, что наши судьбы связаны на всю жизнь. |
|
Самой большой работой для Сильвестри была музыка к киноленте «Форрест Гамп».К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3212 дней] Он смог доказать, что также легко может написать «более тяжелую», драматичную, эмоциональную музыку. За музыку в этом фильме он был номинирован на «Оскара», «Грэмми» и «Золотой глобус». В 1995 году Сильвестри вручили премию «Richard Kirk Award» от музыкальной радиостанции BMI за выдающиеся достижения в музыке, а также сделали его почетным членом музыкального колледжа Берклии, в котором он учился.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3212 дней]
Личная жизнь
В 1978 году Алан женился на Сандре. В 1970-х годах она была моделью, но оставила работу вскоре после того, как они поженились. Они живут в небольшом городке Кармел на севере Калифорнии со своими тремя детьми Александрой, Джоем и Джеймсом. Им принадлежит ранчо с большим количеством рогатого скота, лошадей и других животных. Алан любит работать на своем ранчо и объезжать его на тракторе. Также у него есть большой виноградник, где он хочет производить вино для продажи, они называются виноградниками Сильвестри[4].
У их сына Джоя диабет 1-го типа. Он был на краю комы, когда ему было два года. Сандра вспоминает:
|
|
Это было за пять дней до того, как его состояние стабилизировалось и его хотели выписать. Я была в шоке, когда поняла, как близко к смерти он был, и как я раньше не обнаружила признаков диабета. |
|
Поиск лекарства для хронической болезни их сына является главной целью в жизни Алана и Сандры. Они тратят много времени и денег на это. Они являлись сопредседателями Детского Конгресса, «Фонда исследования детского диабета» в 1999 году. Кроме этого, Сандра также является членом международного совета этого фонда.
Алан признает, что музыка является главным в его жизни, но в определённых пределах. Также он любит летать. У него есть частная лицензия и свой самолёт. Когда он отправляется на встречи, то сам пилотирует самолёт.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3212 дней]
Фильмография
Дискография
Саундтреки
Было выпущено большое количество саундтреков к фильмам с музыкой Алана Сильвестри[5]. Так же были выпущены отдельные диски:
- 1994 — Selected Themes
- 1995 — Voyages: The Film Music Journeys Of Alan Silvestri
- 1997 — Selected Themes: The Special Edition
- 1998 — Selected Themes (2nd edition)
- 1999 — The Back to the Future Trilogy
- 2001 — Cast Away: The Zemeckis / Silvestri collection
- 2007 — Música de Cine 2 (concert in Madrid)
Альбомы
- 1977 — Sit on It! — Джимми Смит — автор, гитарист, аранжировщик
- 1977 — Mystique featuring Ralph Johnson — аранжировщик
- 1979 — Partners — Scherrie & Susaye — гитарист, аранжировщик
- 1995 — Move to Groove: The Best of 1970s Jazz-Funk — автор, гитарист, аранжировщик
- 1997 — The Big Picture — аранжировщик
- 1999 — Ultimate Collection — Деннис Деянг (rock) — аранжировщик, продюсер
- 2000 — Mystique (релиз альбома 1977 года) — аранжировщик
Кроме того, существует много невыпущенной музыки, которая распространяется бесплатно среди небольшой группы людей. Однако некоторые, в частности веб-мастер официального сайта Сильвестри, недовольны этим,К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3212 дней] так как считают, что всю его музыку следует выпустить официально[6].
Награды и номинации
| Год | Премия | Категория | Фильм или сериал | Результат |
|---|---|---|---|---|
| 1986 | Грэмми | Лучший альбом, являющийся саундтреком к фильму или телевидению | «Назад в будущее» | Номинация |
| Сатурн | Лучшая музыка | «Назад в будущее» | Номинация | |
| 1988 | Сатурн | Лучшая музыка | «Хищник» | Победа |
| 1989 | Грэмми | Лучший альбом, являющийся саундтреком к фильму или телевидению | «Кто подставил кролика Роджера» | Номинация |
| 1990 | Сатурн | Лучшая музыка | «Кто подставил кролика Роджера» | Номинация |
| 1991 | Сатурн | Лучшая музыка | «Бездна» | Номинация |
| Сатурн | Лучшая музыка | «Назад в будущее 3» | Победа | |
| 1993 | Сатурн | Лучшая музыка | «Смерть ей к лицу» | Номинация |
| 1995 | Оскар | Лучшая музыка | «Форрест Гамп» | Номинация |
| Сатурн | Лучшая музыка | «Форрест Гамп» | Номинация | |
| Золотой глобус | Лучшая оригинальная музыка | «Форрест Гамп» | Номинация | |
| 1998 | Сатурн | Лучшая музыка | «Контакт» | Номинация |
| 2005 | Оскар | Лучшая песня. | «Полярный экспресс» | Номинация |
| Золотой глобус | Лучшая оригинальная песня | «Полярный экспресс» | Номинация | |
| Сатурн | Лучшая музыка | «Ван Хельсинг» | Номинация | |
| Сатурн | Лучшая музыка | «Ван Хельсинг» | Победа | |
| 2005 | Грэмми | Лучшая песня, написанная для кино или телевидения | «Полярный экспресс» | Победа |
Напишите отзыв о статье "Сильвестри, Алан"
Примечания
- ↑ [www.alan-silvestri.com/biography.html#youth Детство], alan-silvestri.com Биография.
- ↑ [www.alan-silvestri.com/biography.html#first_movie Первый фильм], alan-silvestri.com Биография.
- ↑ [www.alan-silvestri.com/biography.html#zemeckis Сотрудничество с Робертом Земекисом], alan-silvestri.com Биография.
- ↑ [silvestrivineyards.com Виноградники Алана Сильвестри]
- ↑ [www.alan-silvestri.com/discography/discography.html#soundtracks Полный список саундтреков Алана Силвестри], alan-silvestri.com Дискография.
- ↑ [www.alan-silvestri.com/discography/discography.html#CD-Rs Список невыпущенной музыки Алана Силвестри], alan-silvestri.com Дискография.
- ↑ [www.imdb.com/name/nm0006293/awards Награды Алана Силвестри], imdb.com Награды.
Ссылки
- Алан Сильвестри (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.alansilvestri.com/ Алан Сильвестри] — официальный сайт
- [www.soundtrackcollector.com/catalog/composerdiscography.php?composerid=32 Список саундтреков] на сайте SoundtrackCollector
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Сильвестри, Алан
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.
На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.
Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
