Симбирская классическая гимназия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Симбирская классическая гимназия
Основана

12 декабря 1809

Тип

гимназия

Симбирская классическая гимназия — первая гимназия в Симбирске.





История

Открытие Симбирской гимназии для мальчиков состоялось лишь 12 декабря 1809 года[1]. Симбирское купечество и мещанство отнеслись с большими сочувствием к открытию гимназии и сделали вклады: купцы — 1000 руб., мещане — 500 руб. Гимназия осталась в помещении народного училища, построено в 1790 году по проекту архитектора И. Тоскани; директора и учителя остались прежние, только состав учителей был значительно пополнен. Существенные же изменения произошли в следующем:

  1. вместо 4-х классов народного училища, в гимназии было открыто только три класса, поскольку учеников, способных слушать гимназический курс оказалось очень мало (в 1-й класс поступило всего 13 человек, а во 2-й — 12 человек);
  2. по ходатайству первого директора гимназии, Захара Лаврентьевича Острожского, при гимназии были открыты ещё три класса: два приготовительных и один прибавочный;
  3. добавлены новые учебные предметы: древние и новые языки, а также история, мифология, эстетика, риторика, право естественное и народное, политическая экономия, технология и торговля.

В 1830 году последовало открытие при гимназии благотворительного учреждения Симбирского дворянства, переименованное в 1843 году в гимназический пансион. Размещался он в отдельном доме, который был в 1829 году куплен у купца Мангушева. Позже был выстроен обширный, трёхэтажный дом, возле гимназии; постройка дома продолжалась довольно долго, так что пансионеры были переведены в него только с 1846/47 учебного года.

В 1845 году перед зданием гимназии установили памятник Карамзину.

Симбирская гимназия того времени представляла из себя нечто такое, что сейчас трудно даже поверить. Директор гимназии Пихторов, учитель математики Птенцов, учитель Святовидов — все это были люди в буквальном смысле сумасшедшие. Один раз Пихторов явился в гимназию с метлой и щёткой и разогнал всех учащих и учащихся, — этим он и закончил свою педагогическую деятельность.

Добротворский П. И. Моя исповедь. — М.: Тов-во И. Н. Кушнеров и Ко, 1904.

В 1860 году при Симбирской мужской гимназии открылись землемеро-таксаторские классы.

19 августа 1864 года здания гимназии и пансиона сгорели. Гимназия была временно помещена в доме Мейера[2], на Лисиной улице, где пробыла два года и в октябре 1866 года возвратилась во вновь отстроенное прежнее помещение, уже преобразованною в классическую гимназию, согласно уставу от 19 ноября 1864 года. Гимназический пансион после пожара вновь был открыт лишь 22 декабря 1866 года, когда, согласно новому уставу, разрешено было принимать в пансион детей всех сословий. Возобновлённая после пожара, на новых началах, Симбирская гимназия успешно продолжала развивать свою деятельность. В 1866 году при гимназии была устроена домовая церковь, иждивением и усердием Симбирских дворян Денисовых, а в 1868 году состоялось открытие братства преподобного Сергия.

С 1879 года директором гимназии (до 1889 года[3]) стал отец А. Ф. Керенского — Фёдор Михайлович Керенский, сменив прежнего директора — Ивана Васильевича Вишневского. По воспоминаниям гимназистов он был директором активным, во всё вникавшим, за всем лично наблюдавшим… Образованный и умный, он являлся вместе с тем исключительным по своим способностям педагогом. Прекрасно владел русской речью, любил родную литературу. Свои уроки по словесности он превращал в исключительно интересные часы, во время которых учащиеся заслушивались своим лектором…

Ещё в 1871 году, вследствие переполнения гимназии учащимися (при норме в 200 учеников она вмещала их до 400) возник вопрос о её расширении, но только в 1883 году к основному зданию была сделана пристройка из красного кирпича, в котором в настоящее время располагается музей «Симбирская классическая гимназия». К январю 1898 года в гимназии было 455 учеников, из которых: 60 пансионеров и 395 приходящих.

Преподаватели

Выпускники

Учились

В приготовительном классе в 1911—1912 гг. обучался Игорь Курчатов

Напишите отзыв о статье "Симбирская классическая гимназия"

Примечания

  1. Для девочек 2 мая 1820 года Симбирское общество христианского милосердия (первым учредителем и секретарём которого был князь М. П. Баратаев) было открыто закрытое женское учебное заведение «Дом трудолюбия» — в его, отремонтированном после пожара 1864 года, доме (Покровская улица, ныне — Л. Толстого) впоследствии разместилась Симбирская Мариинская женская гимназия
  2. Фридрих Мейер, с 1860 года — первый пастор Симбирского евангелическо-лютеранского общества.
  3. Его сменил на посту директора Евгений Степанович Котовщиков.
  4. И. А. Верниковский (см. [forum.vgd.ru/post/1/1111/p919586.htm служебный формуляр]) был инспектором (после 1845) и директором гимназии.
  5. 1 2 [surskoe.narod.ru/publication/mec_iz_astr.html Меценат из Астрадамовки]
  6. За роман «Старое старится — молодое растет» современники называли его «русским Диккенсом».
  7. Петр Иванович Юстинов (1828—1898) — протоиерей кафедрального собора, учитель греческого и латинского языков, Священного Писания в духовной семинарии, магистр богословия, профессор, редактор «Симбирских епархиальных новостей», близкий знакомый семьи Ульяновых.
  8. Его брат, В. П. Толстой учился вместе с В. Ульяновым классом старше.
  9. [simbir-archeo.narod.ru/Russian/statyap/chramy/shramyukasatel.htm Краеведческий справочник-путеводитель Симбирска — Ульяновска]
  10. В это время здесь недолго преподавал брат В. В. Розанова, Николай.

Литература

  • Выпускники и ученики Симбирской губернской гимназии 1810-1918 гг. — Биобиблиографический словарь. — 2009.
  • Безгин И. Г. Симбирская губернская гимназия. — 1888.

Ссылки

  • [simbirsk.vx0.ru/hroniki_goroda/p__martynov__gorod_simbirsk_za_250_let_suschestvovaniya/20 Народное образованiе. Классическая гимназия.]
  • [www.ulzapovednik.ru/museum/gimnasy/ Музей «Симбирская классическая гимназия»]
  • [ps.1september.ru/2004/82/21.htm Митрофанов А. Болезненный нарост.]
  • [kvv.mv.ru/simbirsk/page83.html Губернская классическая гимназия]Симбирская гимназия

Отрывок, характеризующий Симбирская классическая гимназия

Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.


Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.