Символика ЛГБТ

Сообщество лесбиянок, геев, бисексуалов и трансгендеров (сокр. ЛГБТ-сообщество) и ЛГБТ-движение имеют свою собственную символику. Эти знаки, имеющие разное происхождение и смысловое наполнение, призваны создать видимость людей, которых часто маргинализируют, изображая карикатурно, или замалчивают сам факт их существования. Данные символы помогают ЛГБТ-людям обозначать свою идентичность, повышая тем самым их уверенность и самооценку перед лицом дискриминации и притеснений. Они демонстрируют единение сообщества, его открытость и гордость.

До второй половины XX века во многих обществах полагали, что сексуальная ориентация, отличающаяся от таковой у большинства, является признаком греха или болезни. Часто такие люди преследовались законом. Гомосексуалы были вынуждены скрывать свою природу, чтобы избежать издевательств, заключения или даже убийства. В конце 1960-х годов на фоне активного развития контркультуры, второй волны феминизма, движения за гражданские права чернокожих произошло становление нового социально-политического движения (ЛГБТ-движения). Оно создало официальную систему символов для самоидентификации и манифестации своего единства.

Символика ЛГБТ со временем претерпевает изменения. Некоторые старые символы уступили место более универсальным новым. Сегодня самые известные из них — радужный флаг, розовый треугольник и лямбда.

Розовый треугольник

Розовый треугольник (англ. Pink triangle, нем. Rosa Winkel) — старейший и один из наиболее узнаваемых символов ЛГБТ-сообщества. Своим происхождением он обязан нацистской Германии, где гомосексуалы стали одними из жертв Холокоста. По разным оценкам, в Третьем рейхе по 175-му параграфу в тюрьму было отправлено от 50 до 100 тысяч гомосексуальных мужчин, а от 5 до 15 тысяч человек было депортировано в концентрационные лагеря (подробнее см. в Гомосексуальность в Третьем рейхе). В концлагерях на одежде таких заключённых делалась нашивка в виде розового треугольника. Согласно исследованиям, более 60 % из осужденных гомосексуальных мужчин погибло, поскольку они испытывали жестокое обращение не только со стороны охранников и администрации, но и со стороны других заключённых.

В начале 1970-х годов ЛГБТ-организации Германии и США начали популяризировать розовый треугольник как символ движения. Таким образом они проводили параллель между преступлениями нацистов и продолжающимися притеснениями и дискриминацией гомосексуалов в современном мире. Сейчас розовый треугольник используется для увековечивания памяти о трагическом прошлом, манифестации борьбы за права человека и выражения надежды на новую эру свободы, открытости и гордости.

Есть и другие наименее популярные варианты этого символа. Так, лесбиянки используют чёрный треугольник, потому что в нацистских концлагерях им помечались «асоциальные элементы», к которым фашисты относили также и гомосексуальных женщин. Активистами были также придуманы символы бисексуалов и трансгендеров: первый представляет собой неполное наложение розового и синего треугольников, а другой — розовый треугольник со вписанным в него трансгендерным значком.

Благодаря данному символу розовый цвет стал ассоциироваться с ЛГБТ. Кроме того, как отмечают исследователи, розовый цвет в различных культурах обозначает женщину, и, будучи присвоенным мужчине, бросает вызов гендерной нормативности.

Розовый танк в Лондоне	Розовая подсветка гей-квартала Кастро	Платформа Международной амнистии на Европрайде

Радужный флаг

Радужный флаг (также известный как прайд-флаг (англ. Pride flag), флаг свободы (англ. Freedom flag)) является одним из самых популярных и известных ЛГБТ-символов. Традиционно его полотно состоит из шести продольных полос, цвета которых идут в соответствии с природным порядком радуги, сверху вниз: красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, синий и фиолетовый.. Флаг призван отображать единство и разнообразие, красоту и радость ЛГБТ-сообщества. Он является олицетворением гордости и открытости.

Радужный флаг был разработан художником Гилбертом Бейкером специально для гей-прайда в Сан-Франциско в 1978 году (англ. San Francisco Gay Freedom Day). Этот год стал для ЛГБТ-сообщества США историческим — впервые в Калифорнии открытый гей Харви Милк был избран на политический пост (в качестве члена городского наблюдательного совета). Затем шестицветный флаг распространился из Сан-Франциско в другие города и стал широко известным символом ЛГБТ-сообщества во всем мире. В 1985 году Международная ассоциация лесбиянок и геев официально признала его в этом качестве. В результате большой популярности радужного флага сам мотив радуги стал ассоциироваться с ЛГБТ.

Штутгартский гей-прайд	Московские Триумфальные ворота в дни Санкт-Петербургского гей-прайда	Радужные вертушки и пирог на гей-прайде в Праге

Лямбда

В 1970 году строчная греческая буква лямбда (<math>\lambda</math>) по предложению графического художника Тома Доэрра (англ. Tom Doerr) была выбрана в качестве символа организации «Альянс гей-активистов», являющейся одной из самых активных групп освободительного движения геев.

Активисты пояснили выбор символа тем, что лямбда, обозначающая в физике «покоящийся потенциал», «изменение энергии» и «длину волны», является удачным олицетворением грядущих перемен с положением гомосексуалов в обществе, перспектив гей-движения. По их мнению, она была призвана стать символом «обязательства мужчин и женщин как гомосексуальных граждан добиваться и защитить свои права человека».

Этот символ имеет и множество других толкований. Некоторые обращают внимание на античное значение буквы как символа весов, баланса, достижения и поддержания равновесия, что ассоциируется со стремлением к гражданскому равноправию. Указывая на то, что древние римляне называли <math>\lambda</math> «домом света знания во мраке невежества», ряд гей-активистов подчеркивают значение просвещения в своей работе. Некоторые исследователи отмечают, что лямбда это первая буква в слове «liberation» (рус. освобождение), которое является ключевым в идеологии движения 70-х годов. Ряд активистов утверждали, что эта буква в качестве символа единства была изображена на щитах фиванских и спартанских «легионов возлюбленных», среди воинов которых было много однополых пар. Ученые скептически относятся к таким заявлениям, отмечая, что скорее всего данная легенда появилась из-за голливудского фильма «Триста спартанцев», где действительно фигурировали такие щиты.

В 1974 году Международный конгресс в защиту прав геев в Эдинбурге официально принял лямбду в качестве символа движения за права гомосексуальных людей. С тех пор она стала популярным символом, использующимся, например, для украшения одежды, в ювелирных изделиях и т. д. Кроме того, слово «лямбда» используется в названии ряда известных ЛГБТ-организаций, таких как Lambda Legal, Lambda Literary Foundation и др.

Другие символы

Существует и множество других символов, используемых в среде ЛГБТ, которые, однако, не получили большой известности и широкого распространения. Лабрис (др.-греч. λάβρυς) — топор с двумя лезвиями, использовавшийся в качестве оружия в средиземноморском регионе. Он был известен в Древней Греции как символ ряда негетеронормативных божеств: Зевса Лэбрэндеуса (изображающегося в виде андрогина с бородой и несколькими грудями), Деметры (её культ включал обряды лесбийского характера) и минойской богини-женщины. Согласно античной мифологии, двусторонний топор также был оружием женщин-воительниц амазонок, которые жили матриархальной общиной и славились однополыми связями. В американском религиозном течении сантерия лабрис является символом божества Шанго, который, будучи мужчиной, часто изображается неоднозначно в плане половой принадлежности и отождествляется с образом Святой Варвары.

В 1970-х годах лабрис был принят лесбийскими феминистками как символ силы, самостоятельности и солидарности. Он также обозначает неоднозначную сексуальность и гендерную принадлежность.

Гендерные символы применялись для схематического обозначения биологического пола с XVIII века. Начиная с 1970-х годов наложенные гендерные знаки используются ЛГБТ-активистами. В лесбийском значке совмещаются два «зеркала Венеры» (♀), а в гейском — два «щита и копья Марса» (♂). Используются также фигурные гендерные знаки.

Совмещённые «зеркала Венеры»	Две женщины	Совмещённые «щит и копье Марса»	Двое мужчин

Аналогичный трансгендерный символ представляет собой совмещенные воедино «зеркало Венеры» и «копье и щит Марса», иногда к этому добавляются совмещённые стрелка и крест. В 1999 году был создан трансгендерный флаг, полотно которого состоит из продольных полос голубого, розового и белого цвета. Его автор, транссексуалка Моника Хелмс объясняет, что голубые и розовые полосы символизирую мужской и женский пол соответственно, тогда как белый — другие состояния (интерсексуальность, трансгендерность, неопределенный гендер). Флаг призван обозначить равноценность всех гендерных форм.

В 1970-х годах большой популярностью в качестве гей-символа пользовалось изображение отпечатка ладони фиолетового цвета («пурпурная рука»). Являющийся одной из самых активных групп освободительного движения, «Фронт освобождения геев» сделал его своей эмблемой. Данный символ обязан своим происхождением одному происшествию в Сан-Франциско, когда работники выпускавшей гомофобные материалы типографии, вылили чернила на головы протестующих рядом с ней гей-активистов, а те в свою очередь оставили следы своих ладоней на здании конторы.

Логотип «Кампании за права человека», представляющий собой синий квадрат с жёлтым знаком равенства на нём, является популярным символом равноправия для ЛГБТ.

Среди ЛГБТ также используются символические ленты. Радужная, розовая и лиловая (как вариант: пурпурная, лавандовая или фиолетовая) ленты исторически связаны с радужным флагом, розовым треугольником и «пурпурной рукой» соответственно. Кроме того, две последние являются знаками гендерной ненормативности. Красная лента как символ борьбы с эпидемией ВИЧ приобрела значение для ЛГБТ-сообщества вследствие его значительной вовлечённости в эту борьбу.

Флаг бисексуалов был разработан художником Майклом Пэйджем в 1998 году и с тех пор приобрел популярность по всему миру. Он представляет собой прямоугольное полотно из трёх горизонтальных полос: широкой розовой полосы в верхней части, символизирующий гомосексуальное влечение, широкой полосы синего цвета снизу, означающей гетеросексуальное влечение, и полосы пурпурного цвета, занимающей центральную часть как слияние двух областей, которая символизирует бисексуальность.

Специфическая символика используется также и в некоторых субкультурах внутри ЛГБТ, например, флаги «медведей» и кожаной фетиш-культуры или специфическая система кода носовых платков, серёг и колец.

Некоторые символы имеют историческое значение. Например, благодаря Оскару Уайльду зелёная гвоздика использовалась в качестве символа гомосексуалов в викторианской Великобритании. Красный галстук или шарф стали таковыми в связи с творчеством художника Паула Кадмуса, а аир — поэта Уолта Уитмена.

Существует целый ряд других символов (например, пурпурный носорог, единорог, бабочка) и флагов, но они не получили широкой известности.

Пурпурная рука «Фронта освобождения геев»	Символ равенства «Кампании за права человека»	Трансгендерный символ	Красная лента

Галерея флагов

• Gay flag.svg

  ЛГБТ

• Bi flag.svg

  Бисексуалы

• Transgender Pride flag.svg

  Трансгендеры

• Bear Brotherhood flag.svg

  Медведи

• Leather, Latex, and BDSM pride.svg

  Кожаный фетиш

• Pansexuality flag.svg

  Пансексуалы

• Polysexuality flag.svg

  Полисексуалы

• Asexual flag.svg

  Асексуалы

• Genderqueer flag-pride.svg

  Гендерквиры

• Intersex flag.svg

  Интерсексуалы

• Agender pride flag.svg

  Агендеры

• Labrys Pride Flag.gif

  Лесбиянки

Литература

• Linda Rapp. [www.glbtq.com/arts/symbols.html Symbols]. An Encyclopedia of Gay, Lesbian, Bisexual, Transgender, and Queer Culture, glbtq.com. Проверено 6 ноября 2011. [www.webcitation.org/656eZpTZF Архивировано из первоисточника 31 января 2012].
• Lori Rowlett. Symbols // Encyclopedia of Lesbian, Gay, Bisexual and Transgender History in America / Mark Stein. — New York: Thomson & Gale, 2004. — Т. 2. — С. 75-78. — ISBN 0-684-31427-4.
• Alyson Publications Staff, eds. The Alyson Almanac: A Treasury of Information for the Gay and Lesbian Community. Boston: Alyson, 1990.
• Anderson, Steven. «The Rainbow Flag.» Gaze, no. 191 (May 1993): 25.
• Daly, Mary. Pure Lust: Elemental Feminist Philosophy. Boston:Beacon Press, 1984.
• Goodwin, Joseph P. More Man Than You’ll Ever Be: Gay Folklore and Acculturation in Middle America. Bloomington: Indiana University Press, 1989.
• Hogan, Steve, and Lee Hudson. Completely Queer: The Gay and Lesbian Encyclopedia. New York: Henry Holt, 1998.

Отрывок, характеризующий Символика ЛГБТ

Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.