Символика антисоветских русских национальных формирований Второй мировой войны

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Страницы на КУ (тип: не указан)

Во время Великой Отечественной войны 1941—1945 годов существовал ряд национальных русских воинских формирований, воевавших на стороне Третьего рейха против СССР и коммунистической власти (в частности Русский корпус, РОА, КОНР, Казачий Стан 1-я Русская Национальная Армия (1-я РНА)[1]). Все они имели собственную символику, обмундирование и опознавательные знаки, преимущественно использовали исторические русские национальные символы.





Обмундирование и опознавательные знаки

Добровольцы вспомогательной службы («хиви»), появившиеся в немецких частях с первых дней войны, не имели установленной формы одежды и носили красноармейское обмундирование или гражданскую одежду. Принадлежность к германской армии обозначалась нарукавными повязками с изображением тактического знака дивизии, в составе которой они служили, или с печатью воинской части. Цифры могли быть также нашиты на головной убор. Чтобы отличать добровольцев, сражавшихся в составе боевых подразделений, от солдат Красной армии, использовались белые повязки на обоих рукавах обмундирования. Приказом от 1 октября 1941 г. был установлен единый образец нарукавной повязки — белого цвета с надписью в три строки: «Im Dienst der Deutschen Wehrmacht» («На службе германских вооруженных сил»). Допускались любые способ изготовления и шрифт. Для добровольцев, состоявших на службе в частях войск СС, вводилась такая же повязка с надписью «Im Dienst der Waffen-SS» («На службе войск СС»). Женщины-добровольцы (санитарный и хозяйственный персонал) носили гражданскую одежду и желтую повязку на левом рукаве с вышитой надписью «Deutsche Wehrmacht» («Германские вооруженные силы»), предусмотренной для женского вспомогательного персонала вермахта. Для переводчиков приказом от 24 декабря была установлена повязка с надписью «Sprachmittler-Dolmetscher» («переводчик»).

В появившихся весной 1942 местных вспомогательных формированиях ротного и батальонного звена, задействованных в основном на охранной службе, использовалось советское или старое немецкое обмундирование со споротыми знаками различия. В некоторых таких формированиях частным порядком вводились отличительные знаки, например, ленточки цветов русского национального флага, которые нашивались на головные уборы и нарукавные повязки.

Вскоре после создания Русской освободительной армии были разработаны её символика и знаки различия для личного состава. Газета «Доброволец» 4 апреля 1943 г. опубликовала образцы и описание этих знаков, включавших:

  1. нарукавную эмблему в виде щитка темно-зеленого цвета с синим андреевским крестом на белом поле с красной окантовкой и желтыми буквами «РОА» в верхней части щитка;
  2. овальную сине-красную кокарду;
  3. темно-зеленые петлицы с продольной полоской и пуговицей, с серебряной выпушкой для офицеров и золотой для генералов;
  4. темно-зеленые погоны с красной выпушкой, с белыми суконными лычками для унтер-офицеров, с красными просветами и золотистыми звездочками для офицеров и с золотым зигзагообразным галуном для генералов.

Флаги и эмблемы

Андреевский флаг

Вопреки распространенному мнению, главным русским национальным символом, использованным во власовской Русской освободительной армии, был не бело-сине-красный, а Андреевский флаг.

При формировании русскоязычных военных подразделений использование в эмблематике национальных белого, синего и красного цветов германским командованием было запрещено из опасения русских национальных символов[2]:

«Постепенно все так называемые национальные воинские части в составе немецкой армии получили значки с национальными цветами своих народов. Только самому большому народу — русским — было в этом отказано. Этот вопрос настоятельно требовал своего решения. Но и тут возникли трудности. Исторические русские национальные цвета — белый-синий-красный — были под запретом».

Есть ссылка на то, что в РОА «флаг с орлом и бело-сине-красный цвета» были ранее отвергнуты А. Розенбергом (уполномоченным за немецкую пропаганду), которому, между тем, «понравился синий Андреевский крест на белом фоне, задуманный в виде небольшого щитка на красном знамени» (один из проектов «соответствовал даже бывшему флагу дома Романовых»[2], но был также отвергнут).

В связи с этим на нарукавных эмблемах РОА появился Андреевский крест[3]:

«К разработке символики был привлечен русский художник А. Н. Родзевич. Он сделал девять эскизов, на всех из которых преобладали цвета старого русского флага — белый, синий и красный. Эскизы поступили на одобрение в Имперское министерство по делам оккупированных восточных территорий. Розенберг лично перечеркнул все девять, после чего эскизы вернулись обратно, вызвав горькую ремарку Власова: — Я бы так и оставил — русский флаг, перечеркнутый немцами из страха перед ним. Тогда Малышкин предложил использовать Андреевский крест, и эскиз, в итоге получивший одобрение Розенберга, представлял собой синий Андреевский крест на белом поле. Розенберг, вероятно, не знал, что знамя с этим крестом служило флагом царского военно-морского флота».

Над лагерем Дабендорф, в котором происходило формирование русскоязычных соединений в 1943 году, рядом с немецким флагом располагался Андреевский флаг[4], что подтверждено документальными фотографиями. Также Андреевский крест использовался в пропагандистской печати РОА.

Вопрос по поводу уточнения символики движения поднимался в эмигрантском журнале «Часовой», в 1947 году была опубликована статья (автор — майор В. Книрша):

«При зарождении РОД и РОА у А.Власова и его соратников возник вопрос — какой же будет у нас флаг, когда мы пойдем в бой с большевизмом? И после обсуждения этого вопроса, а нужно заявить, что в обсуждении участвовали и генералы и офицеры Императорского Флота, решено было взять как символ Родины, Чести и Свободы и как знамя Русского Освободительного Движения и Русской Освободительной Армии не трехцветный Русский флаг, а Андреевский флаг. Этот флаг был введен во всех русских частях, боровшихся с большевизмом, и этот флаг развевался в цитадели РОА в Дабендорфе в течение 2-х лет и в натуральную величину…»

В частности, подчеркивается:

«Тогда у русских людей был вопрос, как победить коммунизм, и обязательно со своим русским флагом, а не с немецким. Но чтобы не дать в руки большевистской пропаганде козырь, что русское трехцветное знамя является царским знаменем, а отсюда РОА и власовцы за реставрацию России и т. п. — решено было ввести как национальное русское знамя в Освободительной Армии — Андреевский флаг».

Бело-сине-красный флаг

Тем не менее, использование бело-сине-красного флага имело место в ряде частных случаев, главным образом в белоэмигрантской среде. Например, во время парада РОА в Пскове 22 июня 1943 года (флаг несет белоэмигрант Г. П. Ламсдорф).

Также бело-сине-красный трехполосный флаг использовался при создании Русской Национальной Народной Армии в марте 1942 года[5], состоящей главным образом из белоэмигрантов, что описывается в книге полковника Белой армии и полного Георгиевского кавалера К. Г. Кромиади[6] «За землю, за волю!», принимавшего непосредственное участие в её создании:

«Для кокарды головного убора были взяты цвета русского национального флага — бело-сине-красный. За неимением подходящего материала они делались из материи и картона. Конечно, и флаг наш был бело-сине-красный. Этим флагом не по принуждению, а добровольно обзавелись все наши роты и команды. […] Когда рота с русским национальным трехцветным флагом и с песней вышла на главную улицу города, её мигом обступила сначала детвора, а потом и взрослые. [...] А когда роту распустили и солдаты разбрелись по магазинам за покупками, в русских магазинах мало того, что отказывались брать с них деньги, но и совали им в руки товары, которые они и не намеревались купить. […] В ознаменование нашего появления в Стремутке с первого же дня нашего прибытия перед казармой на высокой мачте был поднят русский национальный бело-сине-красный флаг […]»

РННА просуществовала очень недолго, уже в августе 1942 года немцы решили убрать эмигрантов, во главе были поставлены бывшие советские военные. Численность армии возросла, но после нескольких конфликтов с немцами она была окружена эсэсовской дивизией, разоружена и расформирована, часть человек при этом ушли в партизаны[5].

Ситуация изменилась после оформления Комитета освобождения народов России в ноябре 1944 года[5], когда в состав РОА была включена оставшаяся часть РННА и налажены контакты с Русским корпусом, который также стал считать себя частью РОА в начале 1945 года[7]. Номинально официальным символом КОНР являлся Андреевский флаг, этот же флаг присутствовал на заседании Пражского манифеста, но был зафиксирован ряд случаев, подтверждающих и использование бело-сине-красного флага впоследствии, в частности, на заседании в Риге в 1944 году<, хотя в агитационной печати по-прежнему использовался Андреевский флаг.

Единственными отличительными знаками военнослужащих ВС КОНР служили носившаяся на правом рукаве эмблема РОА и сине-красная кокарда, причем в отличие от других в составе вермахта русских частей, в ВС КОНР нарукавный знак был перенесен на правый рукав мундира. 10 февраля 1945 г. генерал Власов отдал приказ о снятии с мундиров и головных уборов немецкого орла. Этот приказ повторяло распоряжение Верховного главнокомандования вермахта от 2 марта 1945 г., отделявшее РОА от вермахта.[1]

Использование бело-сине-красного трехполосного флага зафиксировано на построении солдат РОА в Мюнзингене 16 февраля 1945 года. Этот эпизод подробно описан у Й.Хоффманна в его «Истории власовской армии», в частности, отмечается, что в тот день «взвился русский национальный флаг, который одновременно был поднят во всех местах расквартирования РОА»[4], а на построении солдаты «начали сдирать с форм германских орлов»[4], что являлось символом презрения к немецкому руководству.

Бывшими каминцами, служившими в рядах 1-й дивизии РОА, использовался щиток с черным Георгиевским крестом на белом поле и желтыми буквами «КОНР», — видоизмененная эмблема РОНА.[1]

Лишь только с мая 1945 года (за несколько дней до конца войны) можно говорить о том, что солдаты РОА действительно повсеместно стали использовать бело-сине-красный трехполосный флаг, повернув против фашистской Германии. По свидетельству Й. Хоффманна, «в ночь на 6 мая дивизионный штаб и представители группы „Бартош“ распределили цели атаки в Праге. Поскольку солдаты 1-й дивизии были в немецкой форме, их решили снабдить трёхцветными — бело-сине-красными — флагами»[8].

7 мая 1945 года 1-я дивизия РОА под командованием генерала С. К. Буняченко вступила в бой с частями СС и вместе с чехословацкими ополченцами разбила немцев. Под бело-сине-красными трёхполосными флагами бойцы одного из батальонов дивизии в последней массовой штыковой атаке Второй мировой в Европе выбили с пражского аэродрома Рузине СС-овцев дивизии Das Reich, бело-сине-красный и Андреевский флаги наравне с чехословацким использовались во время боев за город.

Сравнение с другими странами и народами

Следует отметить, что использование исторической символики для обозначения принадлежности к национальным формированиям было в нацистской Германии и оккупированных ею странах общепринятым. Национальные флаги германских стран-союзников и большинства оккупированных германскими войсками стран Европы использовались германскими властями при создании символов коллаборационистских формирований, использование национальной символики коллаборационистскими формированиями было во многом предопределено и имело широкое распространение:

Напишите отзыв о статье "Символика антисоветских русских национальных формирований Второй мировой войны"

Ссылки

  • [inforesist.org/eto-my-to-fashisty-russkie-na-sluzhbe-tretego-rejxa-i-ss/ Это мы-то фашисты? Русские на службе Третьего Рейха и СС]. InfoResist (4 мая 2014). Проверено 23 ноября 2014.

Примечания

  1. 1 2 3 Дробязко С., Каращук А. [rausch.sioru.net/rausch/Books/War/ROA.pdf Русская освободительная армия] // Униформа. Вооружение. Организация. Серия «Солдатъ». Москва: АСТ.
  2. 1 2 Штрик-Штрикфельдт В. К. [litrus.net/book/read/122729?p=27 Против Сталина и Гитлера]
  3. С. Штеенберг [militera.lib.ru/bio/steenberg_s01/steenberg_s01.html Генерал Власов.]
  4. 1 2 3 [militera.lib.ru/research/hoffmann/03.html Й.Хоффман — Против Сталина и Гитлера. История власовской армии.]
  5. 1 2 3 [www.rusidea.org/?a=431011 М. В. Назаров — Миссия Русской Эмиграции. Вторая мiровая и вторая гражданская.]
  6. [litrus.net/book/read/3709?p=16 Мемуары К. Г. Кромиади «За землю, за волю!»]
  7. [www.rusidea.org/?a=431012 М. В. Назаров — Миссия Русской Эмиграции. Трагедия Русского Освободительного Движения.]
  8. Хоффманн Й. [mart-kzn.ru/istoriya-vlasovskoj-armii/page-8-2.html История власовской армии.]

Отрывок, характеризующий Символика антисоветских русских национальных формирований Второй мировой войны

– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.