Символы Московского княжества

Символы Московского княжества — изображения на печатях, монетах и знамёнах Великого княжества Московского.

Самого понятия рыцарского наследственного герба, широко принятого в Западной Европе, на Руси не существовало. Во время боёв знамёнами служили чаще всего вышитые или нарисованные изображения Христа, Богородицы, святых или православного креста. Встречающиеся на древнерусских военных щитах изображения тоже не были наследственными. Поэтому история герба России — это прежде всего история великокняжеской печати.

Святые покровители

На своих печатях древнерусские князья изображали, прежде всего, своих святых покровителей (как, например, на печати Симеона Гордого изображен св. Симеон, а на печати Дмитрия Донского — св. Димитрий), а также надпись, указывающая, кому именно принадлежит эта печать (обычно в форме «Печать (великого) князя такого-то»). Начиная с Мстислава Удатного и внуков Всеволода Большое гнездо, на печатях (так же, как и на монетах) стал появляться «ездец» — символическое изображение правящего князя. Оружие ездеца могло быть разным — копьё, лук, меч. На монетах времён Ивана II Красного впервые появляется пеший воин, поражающий мечом змея (дракона). Изображение ездеца было присуще печатям не только князей Владимирских и Московских, но и других. В частности, во время правления Ивана III изображение всадника, поражающего змею, имелось на печати не Великого князя Московского (там был просто ездец с мечом), а его шурина Великого князя Тверского Михаила Борисовича. С тех пор, как Московский князь стал единоличным правителем Руси, всадник на коне, поражающий копьём дракона, (символическое изображение победы добра над злом) стал одним из главных символов Русского государства наравне с двуглавым орлом.

• Seal of Alexander Nevsky 1236.png

  Печать Александра Невского. После 1236 г.

• Seal of Vasiliy and Ivan 3.png

  Лицевая сторона печати Ивана III. Середина XV в.

• Palaeologoi eagle XV c.png

  Символ Палеологов

• Armoiries empereur Maximilien Ier.png

  Герб Максимилиана I.

• Symbol Duchy of Tver.png

  С монеты князя тверского. 1470-е гг.

• Seal of Ivan 3 (reverse).svg

  Оборотна сторона печати Ивана III. 1472

• Seal-of-Ivan-4 1539 a.svg

  Герб на печати Ивана Грозного. 1539 г.

Кроме России «ездец» стал символом соседнего государства — Великого княжества Литовского, однако всадник там изображался с мечом, скачущим направо и без змея (см. Погоня).

Двуглавый орёл

Впервые двуглавый орёл в роли государственного символа Русского государства встречается на оборотной стороне государственной печати Ивана III Васильевича в 1472 году, хотя изображения двуглавого орла (или птицы) встречались в древнерусском искусстве и на тверских монетах и раньше.

Есть несколько теорий о причинах его появления.

1. Теория американца Г. Алефа. Софья Палеолог привезла Ивану III изображение двуглавого орла из Мореи, откуда была сама родом. Тут есть некоторые несоответствия. В самой Византии он не был государственным гербом — лишь одним из символов православной страны и лишь у Палеологов он становится родовым знаком. А принимать символ Государю Всея Руси, претендующему на роль вселенского православного царства династический герб каких-то морейских деспотов (не то униатов, не то вовсе католиков) — не "по чину". К тому же на четверть века позже женитьбы, что наводит на мысль о других причинах появления орла.

2. Теория немца М. Хелльмана. Иван III заимствовал двуглавого орла с печати императоров Священной Римской империи. Но копировать символ державы, с которой он хотел встать вровень — сомнительный авторитет. Использование тонкостей в геральдическом изображении орла — не более.

3. Теория А. Г. Силаева. Двуглавый орел был известен на Руси и ранее. Его изображение использовалось в народных узорах, на княжеских плащах Ярослава, Бориса и Глеба, на княжеских щитах. Орел – символ Перуна, защитник князя и княжеской дружины еще с языческих времен. Двуглавый орёл также изображался на монетах монгольского хана Джанибека в сер. XV в. и монетах тверского князя Михаила Борисовича в 70-х гг. XV в. Любопытно, что именно в 70-х гг. XV в. в титуле Ивана III появляется "и Великий князь ... Тверской".

Есть предположение, что двуглавый орел был символом Черниговских князей в X—XII веках. Его изображение вырезано на турьем роге, найденном при раскопках княжеского захоронения X века, а также на стенах усыпальницы черниговских князей — Черниговского Борисоглебского собора 1123 г. Когда Черниговская земля находилась под властью Польши, ей пожалован герб — двуглавый орёл под одной короной. Возможно, он возник в связи с древним прототипом.

Использование двуглавого орла, как императорского в Священной Римской империи (попытка оспорить первенство) и как родового в Византии/Мореи (наличие законных прав) могло лишь подтолкнуть Ивана III к мысли принять его как государственный символ Московской Руси. Не имея русских корней (довод старинного использования) он, возможно, и не прижился бы. У него были альтернативы: Владимирский лев или просто Георгий Победоносец. Ведь у Ивана III орел лишь на оборотной стороне печати, т.е. занимал второстепенное положение. Зная серьезное отношение к символу государства Ивана III, можно предположить, что этот вопрос рассматривался со всех сторон, а не с одной какой-либо. И все аргументы были "за".

Любопытно использование как одного из символов государства Иваном Грозным единорога. На протяжении десятилетий он используется одновременно или вместо всадника с копьем — символа защитника княжеской дружины и князя (образ Перуна вошел в образ Святого Георгия).

После Ивана Грозного государственный символ окончательно закрепился как двуглавый орел со щитом на груди, где изображен всадник с копьем, поражающий змея. Менялись только форма орла (поднятые или опущенные крылья), его цвет (с золотого на черный), положение всадника (иногда был повернут влево от зрителя), количество корон (две, одна, три) и некоторые детали.

См. также

• История герба России

Отрывок, характеризующий Символы Московского княжества

– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.


Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.