Симеон Богоприимец
Симео́н Богоприи́мец (или Праведный Симеон Богоприимец) — житель Иерусалима, благочестивый праведник, упоминаемый в Евангелии от Луки. Евангелист сообщает о Симеоне только краткие сведения, подробности его жизнеописания известны по апокрифическим источникам.
Происхождение Симеона
По преданию, Симеон был одним из семидесяти двух учёных толковников-переводчиков, которым египетский царь Птолемей II (285—247 годы до н.э.) поручил перевести Священное Писание с еврейского на греческий язык (Септуагинта). Когда святой Симеон переводил книгу пророка Исайи и прочитал слова «Се Дева во чреве приимет и родит Сына» (Ис. 7:14), он подумал, что это явная описка и вместо «Дева» должно стоять «Жена», и посчитал своим долгом исправить текст. Но ангел Господень остановил руку святого Симеона и уверил его, что он не умрёт, пока не убедится в истинности пророчества Исайи.
Согласно другому преданию, Симеон возвращаясь из Египта в Иерусалим, бросил свой перстень в реку со словами: «если найду его, то могу поверить изречению Пророка по букве». На следующий день в одном селении он купил рыбу и когда стал её есть, то обнаружил в ней свой перстень. В этот момент он и получил откровение, аналогичное вышеописанному.[1]
Согласно Протоевангелию Иакова Симеон стал священником Иерусалимского храма после убийства в нём Захарии, отца Иоанна Крестителя:
После трех дней жрецы стали советоваться, кого сделать вместо него, и жребий пал на Симеона. Это ему было возвещено Святым Духом, что он не умрет, пока не узрит Христа живого.[2]
— Протоевангелие Иакова
Сретение Господне
В день, когда родители Иисуса пришли в Иерусалимский храм, чтобы принести жертву за родившегося первенца мужского пола, как это предписывает иудейский закон (Исх. 12:12—15), Симеон по вдохновению явился во храм и там, взяв младенца на руки, произнёс благословения, от которых происходит знаменитая песнь «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко» (Лк. 2:29—32).[3]
После этого Симеон обратился к Богородице с пророческими словами «и сказал Марии, Матери Его: се, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий, — и Тебе Самой оружие пройдет душу, — да откроются помышления многих сердец» (Лк. 2:34—35). Данное пророчество легло основой иконографии образа Богородицы «Умягчение злых сердец» или «Симеоново проречение», а само событие — встреча человечества в лице старца Симеона с Богом, стало христианским праздником Сретения Господня.
Христианская традиция считает, что Симеон скончался сразу после событий Сретения. Согласно житию Симеона, составленного Димитрием Ростовским, он умер в возрасте 360 лет.
Почитание
Мощи Симеона при императоре Юстиниане были перенесены из Иерусалима в Константинополь и положены в храме апостола Иакова, брата Господня[1].
Память Симеона совершается православной церковью 3 (16) февраля — в следующий день после Сретения[4], католической — 3 февраля.
Напишите отзыв о статье "Симеон Богоприимец"
Примечания
- ↑ 1 2 [ricolor.org/russia/9/2/ Краткое описание обители Св. Симеона Богоприимца называемой «Катамонас» и находящейся близ Св. Града Иерусалима]
- ↑ [apokrif.fullweb.ru/apocryph1/ev-iakov.shtml Протоевангелие от Иакова]
- ↑ В католической традиции — «Nunc dimittis, servum tuum, Domine».
- ↑ [days.pravoslavie.ru/Life/life6839.htm Православный календарь. Святой праведный Симеон Богоприимец]
Литература
- Васильев П. П. Богоприимец // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Симеон Богоприимец
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.