Симеон Юродивый
Симеон Юродивый (Симеон Эмесский[1], Симеон Палестинский, Емесский, Христа ради юродивый) — христианский монах, отшельник, юродивый и святой VI века. Родился в богатой семье и до возраста 30 лет проживал в городе Эдесса[2].
Принял монашеский постриг в монастыре аввы Герасима. Симеон вместе со своим другом Иоанном провел в пустыне около Мертвого моря около 29 лет. После этого он пришел в город Эмес, где своим странным поведениям и имитацией безумия пытался привлечь внимание населения, обличить грешников и обратить их от грехов.
То он представлялся хромым, то бежал вприпрыжку, то ползал на гузне своем, то подставлял спешащему подножку и валил его с ног, то в новолуние глядел на небо, и падал, и дрыгал ногами, то что-то выкрикивал, ибо, по словам его, тем, кто Христа ради показывает себя юродивым, как нельзя более подходит такое поведение. Подобным образом он часто изобличал прегрешения, и отвращал от них, и ради вразумления какого-нибудь человека гневался на него, и давал предсказания, и делал все, что ему было угодно, лишь изменяя свой голос и облик…
— Жизнь и деяния Аввы Симеона, записанные Леонтием, епископом Неаполя Критского
Целью Симеона, по свидетельству источников, было спасать души человеческие постоянно причиняемым в насмешку вредом, творимыми на шутовской лад чудесами, даваемыми наставлениями. Кроме того, он хотел скрыть свою добродетель, чтобы не иметь от людей ни похвалы, ни почестей.
Симеон умер около 570 г. н. э. и был похоронен городским бедняками на месте для захоронения бездомных и чужеземцев. По свидетельству некоторых очевидцев, когда тело святого несли к могиле, слышалось церковное пение неизвестного происхождения. Только после смерти святого Симеона стала известна тайна его имитационного безумия, которая потрясла и привела к последующему покаянию многих жителей города Эмеса.
По свидетельству Леонтия из Неаполя Критского, многие жители города обратились к вере во Христа и покаялись под влиянием святого. Ему также приписываются чудесные исцеления больных, проповеди, кормления голодных. Житие Симеона, по мнению известного богослова Каллиста (Уэра), епископа Диоклийского, запечатлело «наиболее характерные для православной традиции представления о юродивом Христа ради»[3].
Память Симеона Юродивого совершается в православной церкви 3 августа (21 июля по юлианскому календарю).
Напишите отзыв о статье "Симеон Юродивый"
Примечания
- ↑ [www.pravenc.ru/text/182317.html Житийная литература] // Православная энциклопедия
- ↑ [days.pravoslavie.ru/Life/life4282.htm Преподобные Симеон, Христа ради юродивый, и спостник его Иоанн] на сайте Православие.Ru
- ↑ [azbyka.ru/tserkov/duhovnaya_zhizn/osnovy/kallist_vnutrennee_tsarstvo_12-all.shtml Каллист (Уэр), епископ Диоклийский, «Юродивый как пророк и апостол»]
Отрывок, характеризующий Симеон Юродивый
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна МарьяНесмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
