Симмий
Симмий |
Симмий из Фив (др.-греч. Σιμμίας; 5 — 4 века д.н.э.) — древнегреческий философ, ученик Сократа и друг Кебета. В своих Воспоминаниях о Сократе, Ксенофонт включает Симмия в круг близких к Сократу людей.[1] В Платоновском Федоне он с Кебетом является основным собеседником Сократа, как и в Критоне,[2] Федре,[3] и Письмах Платона XIII.[4]
В диалоге Платона Федон
Симмий один из собеседников Сократа в платоновском Федоне. Это философский диалог Платона, аналогия, которую представляет персонаж по имени Симмий, вкратце изложенная здесь, не отражает взгляды реального Симмия.
Аналогия настройки Симмия [5]
- Тело видимо, сложно и конечно.
- Арфа видима, сложна и конечна.
- Если уничтожить арфу, неосязаемая, невидимая и божественная мелодия также будет уничтожена.
- Душа является настройкой (гармонией) частей тела. Если тело уничтожено, душа тоже погибнет.
Сократ оспаривает аналогию Симмия четырьмя аргументами:[6]
- Гармонический аргумент противоречит учению о припоминании, с которым Симмий согласился раньше.
- Если бы душа была мелодией, тела бы были настроены по-разному, и были бы разные, большие или меньшие души, что невозможно.
- Истинная настройка души - добродетель, а пороки расстраивают её. Но если душа сама по себе настройка, тогда порок и добродетели были бы настройкой настройки. Но настройка не может участвовать в не-настройке. Так что если душа настроена совершенно, она не имела бы ни добродетели, ни греха.
- Телом управляет душа. Но настройка зависит от музыкального инструмента. По этой аналогии, тело управляло бы душой.
Таким образом выясняется ложность доводов Симмия.
Позднейшие упоминания
В дополнение к свидетельствам Платона и Ксенофонта, Диоген Лаэртский упоминает Симмия как автора 23х коротких диалогов, ныне утерянных, которые среди прочих включали в себя О философии и О музыке.[7] У Плутарха Симмий является персонажем моралий раздела De Genio Socratis.[8]
Notes
Напишите отзыв о статье "Симмий"
Отрывок, характеризующий Симмий
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..
Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.