Симпсон, Орамель Хинкли

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Орамель Хинкли Симпсон
англ. Oramel Hinckley Simpson
39-й губернатор Луизианы
11 октября 1926 — 21 мая 1928
Вице-губернатор: Филип Гилберт[en]
Предшественник: Генри Фукуа
Преемник: Хьюи Лонг
31-й вице-губернатор Луизианы
1924 — 1926
Губернатор: Генри Фукуа
Предшественник: Делос Джонсон
Преемник: Филип Гилберт[en]
 
Вероисповедание: методизм[1]
Рождение: 20 марта 1870(1870-03-20)
Вашингтон, Луизиана
Смерть: 17 ноября 1932(1932-11-17) (62 года)
Новый Орлеан, Луизиана
Партия: демократическая
Образование: Centenary College of Louisiana
Тулейнский университет

Орамель Хинкли Симпсон (англ. Oramel Hinckley Simpson; 20 марта 1870, Вашингтон, Луизиана — 17 ноября 1932, Новый Орлеан, Луизиана) — американский политик, 39-й губернатор Луизианы.



Биография

Орамель Хинкли Симпсон родился в Вашингтоне[en], штат Луизиана, в семье Сэмюэля и Мэри Эстер (урожденной Бир) Симпсон. В 1890 году он окончил Centenary College of Louisiana, а в 1893 году получил диплом юриста в Тулейнском университете[2].

В 1893—1899 годах Симпсон работал адвокатом в Новом Орлеане, после чего непродолжительное время занимал должность клерка на Монетном дворе США[2]. В 1899 году он женился на Луизе Пичет (1874—1944) из Нового Орлеана[3]. Детей у них не было[1].

С 1900 по 1908 год Симпсон был заместителем секретаря Сената Луизианы, с 1908 по 1924 год — секретарём Сената, а с 1924 по 1926 год — вице-губернатором штата[2][1]. В 1921 году он также был секретарём Конституционного конвента Луизианы.

11 октября 1926 года скончался губернатор Генри Фукуа, и Симпсон, который был вице-губернатором, занял его место[4]. Во время пребывания в должности Симпсон реорганизовал Комиссию автомобильных дорог Луизианы, а также выступил против платного моста через восточную часть озера Пончартрейн, который был построен для соединения Нового Орлеана и Слайделла[en][2]. Ему не удалось добиться поддержки, тем не менее, Симпсон смог организовать бесплатные перевозки паромом[4].

В это же время вновь появился Ку-клукс-клан. Легислатура приняла закон, запретивший капюшоны, маски и одежду Ку-клукс-клана за исключением случаев, когда их одевали на Марди Гра, маскарады или вечеринки.

В 1927 году произошло большое наводнение в долине Миссисипи, которое вынудило Симпсона принять решение взорвать дамбу, возведённую для защиты Нового Орлеана[2]. Эта мера спасла город от больших разрушений, но привела к опустошению более 100 тыс. акров земли, расположенных вниз по реке[2]. Пострадавшим от наводнения была выплачена компенсация[4].

Симпсон покинул пост губернатора 21 мая 1928 года[2]. Позднее он служил специальным агентом в налоговой комиссии штата, а также был законным представителем сборщика налога на наследство[2]. В 1932 году он некоторое время занимал должность секретаря Сената штата.

Орамель Хинкли Симпсон умер от сердечного приступа 17 ноября 1932 года в Новом Орлеане и был похоронен на кладбище Гринвуд[1][3].

Напишите отзыв о статье "Симпсон, Орамель Хинкли"

Примечания

  1. 1 2 3 4 [www.la-cemeteries.com/Governors/Simpson,%20Oramel%20Hinckley/Simpson,%20Oramel%20Hinckley.shtml Oramel Hinckley Simpson] (англ.). La-Cemeteries. Проверено 2 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DWkRRIWs Архивировано из первоисточника 9 января 2013].
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.nga.org/cms/home/governors/past-governors-bios/page_louisiana/col2-content/main-content-list/title_simpson_oramel.html Louisiana Governor Oramel Hinckley Simpson] (англ.). National Governors Association. Проверено 2 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DiflC3ib Архивировано из первоисточника 16 января 2013].
  3. 1 2 [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GSln=Simpson&GSfn=Oramel&GSmn=Hinckley&GSby=1870&GSbyrel=in&GSdy=1932&GSdyrel=in&GSob=n&GRid=21309616&df=all& Oramel Hinckley Simpson] (англ.). Find a Grave. Проверено 2 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DifmR3dW Архивировано из первоисточника 16 января 2013].
  4. 1 2 3 [www.sos.la.gov/tabid/396/Default.aspx Oramel Hinckley Simpson] (англ.). Louisiana Secretary of State. Проверено 2 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DifnaH0d Архивировано из первоисточника 16 января 2013].

Литература

  • Robert Sobel, John Raimo. Biographical Directory of the Governors of the United States, 1789–1978. — Westport, Conn.: Meckler Books, 1978. — Т. 2.
  • Joseph G. Dawson III. The Louisiana Governors: From Iberville to Edwards. — Baton Rouge: Lousiana State University Press, 1990.

Отрывок, характеризующий Симпсон, Орамель Хинкли

– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.